С ерьёзный лысый мужчина потрошит рыбу на площадке ресторана «Колизей». Сам Колизей, великий и ужасный, напротив, через дорогу. Её пересекают два легионера, подметая пыль пурпурными плащами. Увидев их, лысый мужчина — он же Пьетро, хозяин ресторана — бросает орудия рыбьей казни на белую скатерть, вытягивается и кричит: Ave Caesar! Гости заведения радостно ржут. И отстёгивают чаевые. Настоящие римляне умеют жить на проценты от прошлого. Эта музыка будет вечной, пока Апокалипсис не сменит батарейки.

Приносят бутылочку жёлтого лимончелло — знаменитого лимонного ликёра. Провожу пальцами по бокам сосуда, двигаясь к горлышку: пытаюсь понять, достаточно ли охлаждён напиток. Хуже тёплого лимончелло римским вечером бывают только мотороллеры римским утром. «Мне нравится, как ты это делаешь», — с прищуром мачо произносит Пьетро. Гости опять ржут и опять дают деньги. Чем выше уровень заведения, тем выше уровень клоунады. Без неё никак. Весь Рим — театр, и люди в нём — позёры. Чтобы тебя заметили среди гигантских декораций, нужно отчаянно размахивать руками, показывая дорогу к заметному отовсюду цирку Нерона. Громко призывать к порядку семью. Дурным голосом вопить «Рома бэлле!» — просто от избытка выпитого кьянти.

О мой стул спотыкается турист. Ботан в очках, давно и безнадёжно направленных на карту города. «Что-то ищешь?» — спрашиваю по-английски, распознав в путешественнике британца. «Колизей», — отвечает тот, не отрываясь от гида. Советую поднять голову и увидеть. Ботан так и делает. Пересекает дорогу и снова утыкается в карту. «Слишком большой для него», — резюмирует ресторатор.

Рим — это масштаб. Для знакомства с ним и стоит сюда ехать. Остальное — от колонн бывшего форума до египетской «Шишки» у собора Святого Петра — знакомо с детства. По школьным учебникам и голливудским блокбастерам, где рассматривать развалины удобнее, чем стоя перед ними.

Впрочем, стоять необязательно. Можно и побродить. Осень — лучшее для этого время года. Летние +50С в тени сменяются мягкими +25–30оС, по выходным местные у моря, в городе есть где развернуться не только игрушечным «смартам». Полезно пройтись по Старой Аппиевой дороге — пепел великой Римской империи разбросан именно там. Виллы, гробницы, склепы, катакомбы — первый слой. Поверх — Средневековье и Ренессанс с претенциозными башнями и колоннами. Ещё выше — серп и молот, самые популярные в Риме граффити.

«Зачем тебе идти? — волнуется Пьетро, заметив моё движение к кошельку. — Ты уже пришла. А раз пришла, попробуй наши десерты». Заключаю договор: он мне рассказывает о Цезаре, я ем сладкое. Десерты — тарелка мини-бисквитов с разной начинкой — выше всяких похвал. Рассказ о Цезаре — тоже. «Такой чувак, знаешь... Фальсификации на выборах, растраты, насилие, убийства, обжорство. Мы его здесь очень уважаем, наш человек». Замечаю, что Цезарь был талантливым военным. «Рим — это война, знаешь, — соглашается Пьетро. — Постоянная война, с древних времён». Ну да. В том числе и с северным соседом, упорно видевшем в Древнем Риме свою провинцию с выходом к морю. «Карфаген должен быть разрушен», — вторит моим мыслям собеседник, намекая на последний бисквит.

Я не уверена — ни насчёт десерта, ни насчёт Карфагена. Ресторатор обижается и клянётся, что с собой не завернёт, потому что не было у него ещё гостя, который бы оставил что-то на тарелке. Мой ход. Спрашиваю, что такое римский военный стиль. Пьетро не знает, и я объясняю: Рим периода империи никогда не понимал войну только как войну за территорию. Пока побеждённые не превращались в союзников, война не считалась оконченной. «Твой город простоял три тысячи лет, потому что здесь умели договариваться». Пьетро встаёт, упаковывает бисквит.

Кажется, я выиграла эту войну.