Подобру-поздорову. Где учиться детям с особыми потребностями

Если бы хрестоматийный советский учитель случайно оказался в белоцерковской школе №15, его бы хватил удар. Левшей здесь не переучивают, вместо парт, расставленных в казарменном порядке, – круглые столы. А главное – вместе сидят здоровые дети, школьники с диагнозом ДЦП, аутисты.

Учителя считают, что одних это социализирует, других – делает человечней. Не хватает малости: денег, рабочих рук. И терпимости – в первую очередь у родителей здоровых детей. Инклюзивное образование в Украине существует почти десять лет, но пока лишь в качестве эксперимента. В следующем году, надеются директора школ, они получат документ, узаконивающий их старания и обязывающий каждый район мегаполиса или областной центр открыть хотя бы одну такую школу.

Ручная работа

"Сказку "Цветик-семицветик" помните? Девочка отдала последний лепесток, чтобы вылечить мальчика на костылях. Благородно, не то слово! – говорит директор белоцерковской школы Наталья Слободянюк. – А на деле как было? Здоровые отдельно, инвалиды отдельно. Это и называется двойными стандартами". Первые колясочники на порог школы въехали в 2000-х. Въехали и остановились – на первом этаже классов нет, а подняться выше первого они не могли. Директор задает риторический вопрос: "Что было делать?" И, услышав очевидный ответ корреспондентов Фокуса (мол, лифт бы построили), хохочет: "Думаете, у тети в кошельке полмиллиона? Нет, я организовала волонтерское движение. Старшеклассники поднимали детей на руках на второй этаж вместе с колясками. И так два года"".

Если дети с физическими недостатками, как правило, доучиваются в обычной школе до выпуска, то их сверстники с психическими отклонениями часто возвращаются в интернаты после начальной школы. Чтобы это исправить, в Белой Церкви к малышам особенно внимательны, ведь до 10 лет ребенок еще может выровняться в развитии. А если этого не происходит, готовят специальную программу, где нет иностранных языков, химии и физики. Физические изъяны в нетяжелой форме тоже можно победить. Недавно у почти глухого мальчика, доучившегося до 7-го класса, исчезла необходимость в слуховом аппарате – он начал слышать. Директор смеется: "Сказал, снял аппарат, потому что за ухом натерло".

Подлежит образованию

Ученица белоцерковской школы №15 Даша, на первый взгляд, не отличается от одноклассников ничем кроме роста. Консервативная образовательная система назвала бы ее "ребенком, не подлежащим обучению" – виной тому нарушение развития нервной системы. О Даше, вернее Дашеньке, как ее называют в классе, дети рассказывают охотно. Их заботы о ней напоминают игру в дочки-матери. "Она плавает с дельфинами, хорошо запоминает слова, помнит, как зовут каждого ученика в классе, умеет быстро складывать пазлы. И еще Дашенька лучше всех моет доску!" – говорит ее подружка.

– Кры-са, – выводит на бумаге Даша.

– Умница! А теперь ищи крысу на картинке! – помогает ей ассистент Виктория.

Даша долго рассматривает рисунки, затем вспоминает о Вике:

– Ты крыса! Ты!

В начальной школе с каждым из инклюзивных детей работает ассистент. Правда, такой специальности в официальном реестре профессий до сих пор нет. "Еще одна беда – отсутствие штатных медиков: в школе должны быть психиатры, дефектологи, врачи других специальностей", – говорит Наталья Слободянюк. В 15-й, как и во многих других школах, доктора есть, но внештатные.

Инвалидами по хулиганам

У "профессора Никиты" – так его называют одноклассники – на пиджаке значок добровольца ООН. "Я с ним везде, даже в бассейне – на плавки надеваю", – гордится парень. Недавно он получил медаль за сочинение о своем дедушке. Пришлось попыхтеть, ведь подписать каждую страничку в доказательство авторства мальчику с ДЦП непросто. Впрочем, свободно говорить на английском и испанском языках болезнь не мешает. Всего этого могло не быть, если бы в столичной школе №168 не решили внедрить у себя инклюзив. Сейчас из 420 учеников – 66 инвалидов, причем половина из них передвигается на колясках.

Первопроходцем была Наталья Верчинская, у которой здесь учится сын Павлик. "Рассчитывать, что над этими детьми не будут издеваться сверстники, наивно. Инклюзия – штука хорошая, правда, работает она, если таких детей много", – говорит Наташа. Парадокс, но в детской среде, где жестокость в порядке вещей, парня не обижают. Районо посчитало, что за четыре года инклюзивной программы число драчунов среди здоровых детей уменьшилось в разы.

Чтобы быть ближе к ребенку, филолог Наталья устроилась в школу воспитателем. Правда, не все такие крепкие, как она. За последнее время из школы уволились две мамы. "Сидя дома, мать может получать на ребенка около 800 гривен пенсии. Столько же составляет ее оклад воспитательницы в школе, но тогда больше половины пенсии государство забирает", – возмущается Наташа.

Мы заканчиваем разговор – ее ждет мужчина лет 50. Сразу видно – физрук: строгое лицо, костюмные брюки и олимпийка. Это футбольный тренер из соседней школы ищет дополнительный заработок, а Наталья Верчинская – тренера для футбольной команды. Ее сын, пусть и с ДЦП, очень хочет играть. Значит, все будут футболистами, решила Наташа.

Слишком абстрактный

"Вы что, каши не ели? И молока не пили?" – интересуется у детей учительница математики 168-й киевской школы, когда после ее вопроса о логарифмах в классе повисает тишина.

"Кто молоко не пьет, того козка убьет", – немедленно отзывается десятиклассник Влад. Класс взрывается хохотом. Старенькие кроссовки с заклеенной пластырем дыркой на подошве. Брюки, заштопанные во всех мыслимых местах. И поведение, отличное от того, которое принято считать нормой. Проблем у Владика много – задержка в психическом развитии, отсутствие родителей. Еще – он в классе новенький. Психологи говорят, что идеальная инклюзия получается, когда дети вместе с первого класса. Соученики Влада понятия не имеют, чем он болеет, стандартный ответ: "Что-то с головой". "Он слишком абстрактный, – пытается объяснить одноклассница Аня. – Умный, начитанный нормальный парень, но неземной".

Школьники утверждают, что над Владом не издеваются. Посмеяться могут, но без жестокости. "Как не посмеяться, когда он нарисовал скелет, сует рисунок в лицо преподавателю и спрашивает: "Страшно?" – рассказывают ребята. Несмотря на сложности в общении, Аня считает правильным, что такие дети учатся вместе со сверстниками. "А что в интернате? Его там затюкают, а здесь он хоть научится себя вести. Мы же ему подсказываем, что рубашку нужно заправить, ширинку поправить. Он все понимает и отвечает: "Извините, исправляюсь!"

Мы общаемся с Владом в школьном коридоре. Каждую фразу он сопровождает ленинским жестом – поднятием руки, говорит преувеличенно четко, уверенно, с профессорской серьезностью. Революционные в нем не только жесты, но и увлечения – он интересуется Робеспьером и якобинцами. Не прочь поговорить и о школе. "Здесь не так дико, как в предыдущем месте, где я учился. Климат совсем другой. Там были дети нормальные, но больше злых. А здесь нормально. Иногда хамят, но мне все равно. Плевать. Следующий вопрос".

Оно нам надо

Скандалы с родителями здоровых детей в инклюзивных школах не редкость. Одна из матерей, попросившая не называть ее имени, высказалась коротко: "Пусть ребенок учится, а не на чужое горе отвлекается". В белоцерковской школе были и те, кто настаивал на переводе инвалидов из классов, где учатся их дети. Но директор им заявила: недовольны – переводите вы своего ребенка. Желающим избавиться от комплексов предлагают тренинг "ярлык": родителя усаживают посреди комнаты, а остальные наклеивают ему на спину стикеры с первыми впечатлениями об инвалиде. Одни выражают злость, другие сочувствие, третьи отвращение – такое лечение, бывает, действует мгновенно.

Инна Луценко сейчас занимается вопросами инклюзии в Министерстве образования и науки, а раньше работала психологом в белоцерковской школе №15. То, что согласно Конституции и 3-й статье Закона "Об образовании" все дети имеют право на равный доступ к обучению, она знает назубок. "Но не всегда получается, – признается Инна. – Декларативно такое право существует, но по факту школы могут обойти закон и ребенка не принять. Тогда все зависит от настойчивости и юридической подкованности родителей".

В обычных средних школах об инклюзивном образовании говорить опасаются. "Давайте рассуждать, – поначалу был любезен директор киевской школы №50 Владимир Листешин. – Как нам с ребенком, у которого психические отклонения, выполнять министерскую программу?" В ответ на вопрос "Так вы за или против инклюзии?" почему-то внезапно перешел на украинский: "Я керуюсь нормативними документами. До побачення".

Причину настороженности чаще всего объясняют ленью и страхом. Ленью, поскольку деньги на инклюзив государство практически не выделяет, школам самим приходится искать доноров. А страшно ввязываться из-за того, что здоровые дети часто жестоки, а их родители консервативны. Иногда настолько, что слова "инвалид" и "интернат" для них неразделимы.

Евгения Даниленко, Фокус