Валерий Харчишин ("Друга ріка"): Я пел в АТО для одного солдата

Несколько лет назад Валерий Харчишин застрял в пробке на Виноградаре. Дороги были перекрыты. Президент Янукович куда-то спешил. Харчишин смотрел на проезжавший мимо кортеж, злился ("хотелось выйти и разбить головой лобовое стекло") и тут же решил назвать новый альбом Supernation. Сначала в название был заложен стебный, издевательский контекст. Но Майдан и война изменили посыл. Песни стали звучать иначе, заново обретя свое первоначальное предназначение — утешить человека, когда ему плохо, дать надежду и выразить ему восхищение.

13 и 14 мая в Национальной опере Украины у группы пройдут концерты в сопровождении Национального академического оркестра народных инструментов (НАОНИ). В плей-листе 19 песен группы плюс четыре народных. Судя по эмоциональному накалу и драйву на репетициях, это будет хорошее шоу. Цимбалы и бандуры звучат современно, а все пятьдесят музыкантов оркестра настолько мощно и слаженно вкладываются в проект, что лирические песни "Другої ріки" обретают другие краски. Неожиданно яркие — как на картинах импрессионистов.

— Если бы мне сказали лет пятнадцать назад, что мы будем играть с народным коллективом, я бы покрутил пальцем у виска, — признается Харчишин. — Я ведь "кулек" окончил, участвовал в отчетных концертах. Тогда это вызывало отвращение. Конечно, были классные номера, но в этом не было сердца. Будто этюд играешь в музыкальной школе. А на хера играешь? Потому что надо.

А сейчас мне нравятся народные инструменты, бандуры, кобзы, даже волынка у нас будет. И я хочу интегрировать их в группу не только ради эксперимента, а потому что они по-настоящему круто звучат. Я люблю Скорика, Зубрицкого, Станковича, когда впервые услышал оркестр, это напомнило их музыку.

Чего вы ждете от шоу?

— Это довольно эгоистичный концерт. Хотелось бы, конечно, круто прозвучать, получить фидбек. Плюс собрать денег и отправить пострадавшим в АТО.

Еще я хочу помочь популяризации народного искусства. В 1990-е, выступая в Европе в составе академического хора, я понимал, что люди, которые сейчас сидят в зале и слушают академическую музыку, вечером пойдут на концерт, например, Slayer или Radiohead. И не будут испытывать диссонанс.

Считается, что симфоническая академическая музыка, фольклорная и рок — для разных категорий слушателей. У нас все привыкли думать, что народные инструменты — это "ой, криниченька моя", пляска, свадьба, самогон. А это не так, это может звучать здорово. "Даха Браха" больше популярна в Европе, чем в Украине, они там постоянно дают концерты. Почему у академического хора, с которым я раньше работал, в Европе было по 30–40 концертов в год, а в Украине три-четыре?

Группа "Друга ріка" в нынешнем составе к концерту готова

Почему?

— Потому что кугуты (непереводимое житомирское ругательство. — Фокус).

Советский Союз, вероятно, в этом смысле подпортил нам восприятие.

— Не сказал бы. Самые крутые хоровые коллективы были из Прибалтики. Я во многих хоровых конкурсах участвовал, так что знаю. Любой хор из Латвии и Эстонии на порядок круче украинского. Зато худшие коллективы из России. Когда приезжал хор Московской консерватории, мы потирали руки — не с кем соревноваться. Они выходили, вжаривали свои "веники" и занимали последнее место, а мы из какого-то Житомира — второе или первое.

В 1990-е с уличными разборками сталкивались?

— Да. И с разборками, и с побоями, и с тем, что штаны обрезали.

Штаны? Почему?

— Потому что в Житомире была особая мода. Там местные гопники ходили в фуфайках и брюках клеш. Не знаю, откуда такая мода пошла.

В Киеве хиппи тогда же клеша носили и урла их за это била.

— А в Житомире наоборот. Мог получить по голове за то, что брюки-бананы надел или дудочки с белыми носками. Я так в пятнадцать лет одевался, когда в Житомир из Любара учиться приехал. Меня на улицах останавливали: "Ты что из Киева?" — "Нет". Киевлян в Житомире ненавидели. Их там били, и еще тех, кто из Бердичева приезжал, лупили. В клешах там 90% процентов молодежи. Я с ними не общался, пытался найти единомышленников. Вычислял по прическам, по серьге в ухе.

Однажды я почти сдался. Мой сосед по комнате в общаге наконец решил заделаться местным и сшил себе клеши. Как сейчас помню, 32 см штанина. И его на улице перестали трогать — мелочь не просили, не били, потому что он стал, типа, местным. Я тоже плюнул и пошел заказывать себе в ателье "правильные" штаны.

Понравилось в клешах ходить?

— А я их так и не сшил. Заказал очередные дудочки. За что меня очень скоро остановили на автовокзале и отобрали тридцать рублей, которые мама дала. К слову, однажды мамину тридцатку я положил в кассету, на которую собирался записать Speak & Spell — первый альбом "Депеш Мод". Пошел в студию звукозаписи, оставил кассету, а деньги вынуть забыл. По тем временам на 30 рублей можно было месяц жить. Мне их не вернули.

На репетиции в Доме творческих коллективов царила непринужденная атмосфера. Харчишин и Гуцал понимали друг друга с полуслова

Вы производите впечатление человека, отстраненного от реальности. Это так?

— Да нет. Если у меня песни такие, это не значит, что я не хожу по магазинам или не могу взять в руки оружие и убить того, кто будет угрожать моим детям. Если меня призовут в АТО, пойду. (Пауза.) Хотя и понимаю, что буду там, как кусок дерьма, и меня одним из первых, наверное, хлопнут.

Почему вы так думаете?

— Потому что я не военный, плохо стреляю. У меня это никогда не получалось.

Вы пробовали?

— Да. У меня отец охотник. Ружье от него досталось. Но я не могу охотиться. Мне жалко животных. Хотя если речь пойдет о жизни и смерти, если опасность станет грозить близким, — реакция будет моментальной, я убью.

Вы были в зоне АТО с концертами, каково ваше впечатление от поездки?

— Мы были там в конце прошлого лета. В Славянске и во многих других городах. В места боевых действий не ездили, нас бы туда не пустили. Мы поехали в зону АТО вместе с волонтерами. Они привозили бойцам необходимое, а концерты были уже как бы между прочим.

Первое, что я увидел, ужасное состояние наших солдат. Многие бухают. Сильно и мрачно. Встретил там своих однокурсников. Не видел их лет двадцать. Один саксофонист, другой трубач. Когда при Януковиче армия разваливалась, они работали в военном оркестре, при нем стали артиллеристами. Что это такое, они вообще представления не имели.

Когда был Иловайск, саксофонист туда только чудом не попал, потому что орудие сломалось. А трубач был в котле и вышел целым. Когда он мне об этом рассказывал, у него дрожали руки. Он седой весь. По нему видно, что он столкнулся со смертью, с чем-то жутким. И когда он пришел к нам в автобус и выпил, я понимал, почему он пьет. Не знаю, как бы я себя повел, я же не там, не воевал…

На первом выступлении у меня был шок, я думал: зачем все это? Что я могу им спеть? А потом перед концертом саксофонист, который еще и пастором стал, прочел молитву. И я понял, про что надо петь.

Бывших бойцов "Беркута" там встречали?

— В батальоне "Киев" видел крымского "беркута". Он рассказывал, что когда Крым отжали, сразу перевез семью в Киев, купил какой-то домик в пригороде, а сам ушел на фронт, родину защищать. Рядом с ним воюют майдановцы, его командир майдановец. Сейчас у них прекрасные отношения. Первое время они друг другу зубы показывали, но война объединяет — это общая беда.

Все партитуры для шоу "Супернация" написал Виктор Гуцал— руководитель НАОНИ, и другие участники оркестра

Вы как-то объясняли себе, зачем вы туда поехали?

— Если не говорить о долге, мне было интересно. И еще грызло чувство вины, что они там воюют, а я здесь пью кофе в кафе и разговариваю с журналистом. Или даю концерт. Хотел разобраться, нужны ли мы там. Понял, что нужны тем, кто сейчас воюет за нас. И вместо нас. Им нужна любая поддержка. Даже простой разговор. Им страшно, понимаете?

Я там с одним офицером общался, он показывал письмо от дочери. Наверное, раз тридцать читал. Это круче любой песни, которую мы исполнили. Он говорил, что вот ради этого письма и находится здесь и будет до конца. При том что у него родственники в Москве, которые не понимают и не принимают его позицию. Он рассказывал о том, как дважды был контужен, как лежал в каком-то блиндаже, сообщил свои координаты другу. И тот поперся его спасать, несмотря на то, что его отговаривали — мол, пропадешь вместе с ним. А друг пошел и помог.

Я разговаривала о музыке с военным, который мне сказал, что война — это время для лирических песен, агрессивные слушать не хочется. По вашим ощущениям это так?

— Да. "Друга ріка" играла один из концертов для солдат, уже не помню точно где — в каком-то поле был разбит военный лагерь. Когда при­ехали, было очень много бойцов, около тысячи, но на концерт из них пришло от силы человек триста. Я еще удивился, что мало. Оказалось, что им отдали приказ куда-то выдвигаться, и ребята просто не смогли прийти на выступление. Когда мы уезжали, мы увидели этих красивых и серьезных людей, которые отправлялись на войну.

• Читайте также: Счастливый Малый. Что привело лидера группы "Токио" на Майдан и в синагогу

На одном из переездов они остановились. Мы мимо проезжали и тоже остановились. Из строя вышел солдат и спросил: "Где Харчишин?" Боец рассказывал нам, что не попал на концерт — он очень хотел услышать песню "Три хвилини" и жалел, что не успел. Я стоял рядом, он меня не видел, потому что уже стемнело. В общем, я спел. А потом мы все, здоровые мужики, стояли ночью посреди этого поля обнявшись и… плакали.

Зачем на самом деле я туда по­ехал? Вот за этим. Спеть этому солдату.

Фото: Дарья Решетняк