Почему украинки уходят в монастырь, - репортаж Фокуса

К Флоровскому монастырю на киевском Подоле почти каждый час подъезжают экскурсионные автобусы. Туристы отовсюду едут поглядеть на знаменитую обитель. Встречая молодых послушниц в черных подрясниках и темных фартуках, миряне, как правило, удивляются. "Такая молоденькая, а уже в монастыре", – бросает фразу полноватая дама. Смущенная послушница опускает глаза и торопится скрыться за поворотом.

– Ну как мне объяснить, почему я здесь, – говорит матушка Валентина, которой на вид не больше тридцати. – Это как если бы космонавт стал балерине рассказывать про космос. Мы очень по-разному живем, и друг друга нам не понять.

На территорию хоздвора, куда корреспондент Фокуса попала в поисках игуменьи Антонии – настоятельницы монастыря, посторонним вход запрещен. Зевакам здесь не место. В центре двора на бельевых веревках сушатся монашеские рясы. Быт в монастыре такой же, как и столетие назад. Разве что те, кто занимает ключевые послушания (на языке мирян – должности), могут пользоваться мобильными телефонами и изредка смотреть телевизор.

"Нам позволено только то, что не причинит вреда душе", – говорит одна из послушниц – Валентина, пытаясь как можно быстрее распрощаться. Но, услышав, что корреспондент Фокуса устала и голодна, предлагает поесть. За тарелкой гречки с салатом удается немного узнать о матушке Валентине. Вопреки распространенному заблуждению, в жизни дипломированного преподавателя украинского языка не произошло никакой личной трагедии, заставившей ее бежать в обитель. Просто однажды она потеряла веру в мирские ценности. Новый смысл нашла лишь в церкви.

– Если суждено стать монахиней, это случится, даже когда жить осталось всего день, – говорит она. – У многих здесь по два высших образования, защищенные диссертации. А вот спросите, хотят ли сестры вернуться обратно в мирскую жизнь?

Спросить бы рады. Да вот им не велено отвечать.

– У нас не принято рассказывать о прошлой жизни. Потому что она уже не имеет к тебе никакого отношения, – объясняет послушница.

В миру, как в аду
Настоятельница храма в Свято-Покровском женском монастыре игуменья Каллисфения, выслушав просьбу, выделяет Фокусу в спутницы послушницу Наталью. Она несет свое послушание в монастырской канцелярии. Экскурсию начинает с чудотворной иконы и рассказа об основательнице обители. Попытки задать вопрос о личном пресекает сразу.

– Неправда, что причин, по которым девушки уходят в монастырь, много, на самом деле причина одна: желание посвятить себя Богу. Вы лучше об истории нашего монастыря напишите. Вот это чудо, – мягко наставляет сестра.

Мы проходим мимо ухоженных клумб с красивыми цветами. Послушница замечает, что все это сделано руками сестер.

– Кто садом занимается, кто трудится в швейной мастерской или иконописной, кто на просфорне или кухне, а кто кормит паломников, – говорит она. – Это все части духовного пути.

В обители, как и в мирской жизни, нет одинаковых сценариев. Бывает и такое, что послушницы, прожив несколько лет при монастыре, возвращаются в мир. Но это скорее исключение из правил.

– Господь сам подсказывает путь и время, когда надо принимать монашество, – говорит игуменья, которая ушла в монастырь в 18 лет.

– Какие могут быть грехи в таком возрасте?
– Поживи в монастыре и увидишь, как много в тебе вспыльчивости, зависти, ревности. И какой это труд – хоть чуть-чуть одолеть порок.

Среди двух сотен духовных дочерей игуменьи Каллисфении немало совсем юных девушек. Прежде чем они станут монахинями, пройдут десятилетия иноческой жизни.

– Я не понимаю, почему нас жалеют, – почти шепотом говорит одна из послушниц (год назад она окончила вуз, родители до сих пор не смирились с выбором дочери). – Последние месяцы мирской жизни для меня были настоящим адом. Не могла слышать музыку, смотреть на людей.

Вчерашняя студентка перечисляет признаки "конца времен" – войны, голод, болезни, природные катастрофы. На замечание о том, что христиане уже не одно столетие ждут второго пришествия, она лишь улыбается. Думы о судьбе человечества не мешают ей чистить чеснок для кабачковой икры, которую сестры закатывают на зиму.

– Знаете, что для меня сложнее всего? В миру я много путешествовала, а здесь жизнь монотонная, – напоследок говорит она.

Время испытаний
– Вы думаете, в монастыре живут какие-то особенные люди? Они так же подвержены страстям. И порою им тяжелее, чем мирским, – говорит игуменья Свято-Пантелеймоновского женского монастыря в Феофании Елисавета.

Она ушла в монастырь, когда ей исполнилось 17 лет. Впервые в храм ее привела соседка по парте. Так получилось, что на воскресных занятиях при церкви старшеклассницам оказалось намного интереснее, чем среди сверстников. Для настоятельницы Елисаветы церковь стала и домом, и университетом, и главным местом работы. Игуменьей она стала семь лет назад, в 27. В миру такое продвижение именуют не иначе как карьерный взлет. В монастыре же говорят: милость божья.

– Для того чтобы жить в монастыре, нужно призвание, – убеждена игуменья. – Ведь тут у нас только молитвы и труд. Ни телевизора, ни радио, ни праздных разговоров.

Она рассказывает, что есть три основных причины, по которым девушки уходят в монастырь: из искреннего желания служить Богу, по наставлению духовника и от невозможности реализоваться в обществе. По словам игуменьи, все чаще в монастырь приходят осознанно. Бегут не от бедности, болезней и личных трагедий, а от изматывающего душу образа жизни. За последний год монастырь в Феофании пополнился четырьмя послушницами. У них сейчас время испытания. Современные родители не понимают выбор дочерей. А в дореволюционные времена, по словам матушки, такой путь воспринимался как благодать. Считается, что один верующий может отмолить семь поколений своих предков и потомков.

Радость монастырская
Общение с журналистами игуменья Львовского православного монастыря Варвара считает искушением для молодых послушниц. "Они скажут вам два слова, а потом будут месяц поститься", – строго говорит она.

В монастыре, который находится в небольшой квартире в центральной части города на улице Дороша, всего восемь человек. Четыре монахини и столько же послушниц. На площади чуть больше 60 квадратов находится храм, монашеские кельи и трапезная. Кельи – это отгороженные шторой кровать, стол и полки с книгами. В храме могут поместиться не больше двадцати человек. Общаться с мирянами имеют право только монахини, молоденькие послушницы почти не говорят. Разве что между собой, только шепотом и по делу. Девушки проходят мимо, опустив глаза.

"Они про себя читают Иисусову молитву", – объясняет монахиня Гавриила. Сама она когда-то играла в оркестре местного оперного театра. В монастырь пришла уже в зрелом возрасте, похоронив всю родню. А вот молодое поколение, по ее словам, другое – более благополучное и целеустремленное. Все послушницы новой волны с высшим образованием, из полных семей и попали в монастырь не из-за житейских трагедий.

– Знаете, в чем смысл человеческой жизни? – экзаменует Гавриила. – Да в том, чтобы стать чище. В монастыре же, в отличие от мирской жизни, от этого ничто не отвлекает. Надо радоваться, если кто-то в монастырь ушел.

Анастасия Рингис, Фокус