Стать частью истории. Волонтер Алексей Сихарулидзе о своем вкладе в борьбу между добром и злом

Фото: Александр Чекменев
Фото: Александр Чекменев

Волонтер Алексей Сихарулидзе о самых страшных днях Майдана, военном волонтерстве и что будет с Украиной дальше

Related video

КТО ОН

Волонтер в ГО "Народный тыл"

ПОЧЕМУ ОН

С первых дней Евромайдана был его участником, с весны 2014 года активно помогает украинским военным

Ночью 30 ноября я проезжал на машине мимо Майдана. Тогда тот факт, что я не смог проехать по Крещатику, не вызвал у меня никаких подозрений. Позже узнал о разгоне студентов правоохранителями. В первый раз я приехал на митинг 2 декабря с полной машиной вещей для активистов. Раньше не мог: был за городом. С того дня почти каждый день привозил ребятам необходимые вещи и продукты. В первое время на Майдане была сказочная атмосфера. Мне тогда казалось, что самое страшное, что может случиться, если нас по примеру Беларуси правоохранители возьмут в кольцо и не будут выпускать. Я прогулялся по Майдану и понял, что с географией нашего митинга осуществить это очень сложно. Тогда я со спокойной душой пошел домой и лег спать, но в 2 часа ночи почему-то проснулся и приехал обратно к протестующим. Тогда начался как раз первый штурм беркутовцами. Но в те моменты это все было совсем не страшным.

Тогда я, в отличие от других ребят, ездил на своей машине, как дурак, с открытыми номерами. Меня начала преследовать милиция, правоохранители даже приходили ко мне домой. Но я в то время там не жил: сдавал дом людям, которые по иронии судьбы переехали в Киев из другой страны, где их тоже преследовали. Они только привыкли к спокойствию, как к ним приходит милиция и возвращает обратно в ту жизнь, от которой они бежали. У этих людей интересовались, где прячется "бандит, который не останавливается на наши требования", имея в виду меня. Мне кажется, эти милиционеры работают и сейчас, после аттестации.

Я был на Майдане в самые страшные дни — 18–20 февраля во время расстрела протестующих. 18 февраля я провел возле Мариинского парка весь день. Тогда мы в ближайших аптеках старались купить хоть что-то, что могло бы помочь ребятам. А потом в парке разбивал камни, чтобы отдать тем, кто был в Доме профсоюзов. В те моменты в голове всплывала картинка, как я разбирал по частям дорожки, по которым совсем недавно гулял с детьми. Наверное, это было самым радикальным из того, что я делал. 20 февраля, когда вернулся на Майдан, мне рассказали о том, что многих ребят расстреляли. Я проехал на машине до Дома профсоюзов и увидел, как оттуда вывозят последнего убитого активиста.

"Все адекватные люди понимали: никто из политических деятелей, которые представлялись выходцами из Майдана, не достоин представлять народ"

Разница между Оранжевой революцией в 2004 году и Революцией достоинства в 2014 году в том, что последняя была более радикальной. Те, кто выступал на сцене, скорее всего, даже не надеялись на такой поворот событий. Когда в конце февраля начинались события в Крыму, я говорил ребятам, мол, посмотрите, какая жесть творится. Все отмахивались, отвечали, что это фигня и нужно просто сделать Крымскую область. Главной задачей для многих тогда было вывести из Кабмина и парламента тех, кто незадолго до этого выступал на Майдане. Мы уже тогда понимали, что это такие же преступники, как и их предшественники. В 2004 году не было таких настроений у людей: тогда все радовались победе. Во время Евромайдана все адекватные люди понимали: никто из политических деятелей, которые представлялись выходцами из Майдана, не достоин представлять народ. Поэтому никакого разочарования от этой власти нет, мы от них изначально ничего не ждали.

До того как стать волонтером, я к армии относился очень прохладно. Сам не служил, и друзья не были в армии. В апреле 2014 года волей случая решил активно заняться военным волонтерством. Один знакомый пограничник находился под Мариуполем, он передал мне список того, что им нужно было. Тогда удалось отправить больше чем полвагона вещей. Чуть позже я познакомился с людьми, которые лучше меня разбираются в военных вопросах. Они мне все объясняли, вместе думали, как и кому помогать. Так и втянулся.

За это время познакомился и подружился с людьми, с которыми не думал, что когда-нибудь нас может связывать что-то общее. Я очень изменился. Не могу себе представить, например, что стану смеяться над вещами, которые раньше казались нормальными. Речь идет о черном армейском юморе. Когда война, ранения и смерти становятся частью твоей повседневной жизни, ты не просто к этому привыкаешь — уже смотришь на все совсем по-другому.

Многие люди не имеют возможности попасть в учебники по истории. Они всю жизнь читают о разных исторических событиях, но сами ничего важного не делают. У многих просто нет возможности. А вот у нас был шанс. Мне повезло, что я могу принимать участие в этой сказочной борьбе добра со злом.

На фронте есть и плохие ребята. Мы помогаем только тем, кому считаем нужным: очень трудно найти правильных ребят. К сожалению, иногда ошибаемся. Особенно в 2014 году было много ошибок. Случалось, что помогали кому-то, а он потом продавал вещи, которые мы ему передавали.

Я был уверен, что никакого paradise не увижу в своей жизни. Поэтому не люблю думать о том, как изменилась Украина. Я предполагал, что одних плохих ребят у власти сменят другие. Последние могут быть умнее и хитрее. Скорее всего, так и случилось. Но ведь не все у власти сегодня плохие. Проблема в том, что система в целом так и не изменилась. Что будет дальше, не знаю. Но ведь и в январе 2014 года я не знал, что с нами случится после Майдана. Сегодня я просто счастлив, что помогаю другим.