Мосты и подмостки. Лидия Данильчук о готическом Ричарде, миссис Флэк и "Театрі у кошику"

Десять лет назад я пошла в театр на Беккета, а попала на Шевченко. Узнав, что вместо ирландца покажут Кобзаря, я почувствовала себя так, будто вместо обещанного односолодового виски мне подсунули сидр. Спектакль начался, и мое мнение изменилось в секунды. В затертой школой поэме "Сон" я услышала рок-н-ролл, где была и одержимость Моррисона, и надрыв Джоплин, и ласка "Битлз". Это был идеальный спектакль, рапидом меняющий угол зрения и на текст, и на поэта, и на ощущение того дня, который впечатался в память вплоть до солнечных бликов на асфальте. Этот день сделал один человек — Лидия Данильчук, ведущая актриса и соосновательница львовского "Театра у кошику".

КТО ОНА

Украинская актриса, основательница творческой мастерской "Театр у кошику", заслуженная артистка Украины

ПОЧЕМУ ОНА

Одна из самых ярких и талантливых современных актрис, которая реанимирует украинскую классику

Ричард

Она хорошо известна в узких кругах театралов. Массовую популярность в отечестве обеспечивает съемка в сериалах или телешоу, а там Данильчук не появлялась никогда. Мы договорились встретиться возле Львовского театра имени Леси Украинки, где она в выходные должна была играть два спектакля. В дверном проеме ободранной проходной появилась женщина. Резкий тонкий профиль. Скульптурная спортивная фигура. Черные джинсы в обтяжку, желтый гольф и кроссовки. Лицо без косметики. Волосы небрежно стянуты на затылке в хвост. В одной руке увесистая сумка, в другой — самодельная лошадка-качалка. Как выяснилось, театральный реквизит. Язык — украинский. Но без галицийского налета.

В тот день должны были показывать ее моноспектакль "Ричард после Ричарда", составленный из монологов шекспировского героя. Спектакль, во время которого Данильчук рассекает текстом пространство, как ножом головки капусты, символизирующие в спектакле жертв горбуна. Рубит кочаны до тех пор, пока не потечет из них сок и в зрительном зале не возникнет иллюзия, что пахнет кровью.

"В конце концов, даже подчини он себе весь мир, он был бы вновь ввергнут в бездну экзистенциальной тревоги — на чем бы тогда держалось его существование?" Это слова поэта Одена о шекспировском Ричарде. Об этом же спектакль Данильчук. При этом он напрямую пересекается с нашим временем. Действие длится 50 минут, но оно настолько концентрированно, что, кажется, продолжается часа два.

— Вы отталкиваетесь от формы, когда играете "Ричарда"?

— Не формы, а стилистики. Режиссер Ирина Волицкая сразу же ее задала. Наш Ричард готический. Черный костюм, белая рубашка. Он очень ломанный, разный. Каждый спектакль отличается от предыдущего, появляются новые нюансы — интонации, жесты, иногда даже реплики. Во время последнего показа, когда к Ричарду, которого уже избрали королем, приходит народ, я даже позволила себе крикнуть "Путин — х…ло".

Во время интервью мы стоим на сцене. В Данильчук будто какая-то пружина, которая не дает ей останавливаться. Она с легкостью перепрыгивает с одной темы на другую. Лидия красива, но не похожа на актрису в привычном понимании — в ней нет нарочитой богемности, на­игранности. Есть стиль, внутреннее содержание и простота. Мне кто-то сказал, что она любимая актриса одиозной Фарион. Спрашиваю о националистических настроениях. Данильчук на секунду замирает. В ответ выразительный жест скульптурных рук: "Бачу, ви мене тягнете, що я нацюга? Но я больше говорю на самом деле". — "Да я понимаю", — отвечаю. А сама думаю о том, что она при случае не сможет даже колорадского жука убить.

Творческое объединение "Театр у кошику" появилось в 1997 году. Это союз актрисы и режиссера Ирины Волицкой, к слову, падчерицы Вячеслава Чорновила. У театра с замечательной зарубежной фестивальной историей за это время так и не появилось своего помещения. Поэтому играют спектакли либо на фестивалях, либо на театральных площадках, хозяева которых позволяют использовать свое пространство в незанятые дни. Как, например, на этот раз театр Леси Украинки. Оборотная сторона такого сотрудничества — отсутствие рекламы и отказ от спектакля, если продали мало билетов.

Название самого театра напрямую отражает его положение. В конце 1990-х весь реквизит для первого спектакля помещался в корзине, в которую до этого Лидия Данильчук укладывала новорожденного сына, когда брала его с собой на репетиции. В активе объединения — более десятка оригинальных постановок. В основном это украинская классика, с которой Данильчук и Волицкая сдирают шаровары и прививают любовь к ней тоньше и прочнее, чем школа или бездарные телевизионные экранизации.

Подружились они еще в восьмидесятые, когда Данильчук работала в Одесском театре, а Волицкая училась в Ленинграде на театроведческом в ЛГИТМиКе.

— Судьба нас свела, — Лидия говорит просто, без пафоса, и я понимаю, что по-другому об этой встрече сказать нельзя было. — В Одессу Ирину, тогда еще студентку Ленинградского института театра, музыки и кинематографии, направили на преддипломную практику на телевидение, писать сюжеты. Я жила в общежитии, и ее поселили ко мне в комнату. Поначалу решила, что Ирина "москалька", думала, она родом из Питера.

Когда Данильчук говорит "москалька", у меня это почему-то не вызывает отвращения. Потому что в этом нет ни презрения, ни того мерзкого оттенка, с которым это слово произносят националисты.

— Спустя время я узнала, что она родом из Львова. Мы подружились. Потом уже Ирина вернулась во Львов. Она исследовала творчество Леся Курбаса, написала о нем монографию. Ирина — мощный генератор идей, у нее хорошее образование, она ставит очень высоко планку. Мы никогда не берем кассовые и конъюнктурные темы. Решили концентрироваться на украинской классике, вытянуть ее из пут — вышиванок и всего прочего. Первым был Василий Стефаник. Спектакль называется "Білі мотилі, плетені ланцюги…" — это наш первенец. Он исповедальный. Когда играешь, можешь находиться в своем мире и приобщать к нему зрителей, у них же свои ассоциации. В итоге мы вместе создаем очень личное пространство.

С этим спектаклем Данильчук объездила полмира, он был отмечен призами на зарубежных театральных форумах, в частности, получил Гран-при во Вроцлаве на фестивале WROSTJA.

Спрашиваю о "Сне" по Шевченко, том самом спектакле, на который я попала десять лет назад.

— "Сон" появился в тяжелое, депрессивное время. В 2003 году перед выборами Ющенко. При Кучме. Уже закручивались гайки. Для меня это был политический спектакль, протест. Некоторые даже спрашивали: "Вы не боитесь?"

— Я смотрела его в то время, но политический контекст вообще не считала. А почему спрашивали о страхе?

— Люди, пережившие застой в 1980-е, тогда почувствовали, что что-то из тех времен возвращается.

По словам Данильчук, "Сон" она вообще сыграла по случаю. Была участником фестиваля "Березилля", который устраивал режиссер Сергей Проскурня. Собирались показывать Беккета в постановке режиссера Олега Липцина, но что-то не сложилось, и Данильчук предложили сыграть Шевченко. В самом начале, когда сказали, что прозвучит украинская поэма, из зала вышли два человека. Когда она закончила, в зале было так тихо, как бывает только после очень хороших спектаклей. Потом раздались мощные аплодисменты. Данильчук вдруг говорит мне о том, что тогда она сыграла на полную мощность, поклонники Беккета были для нее вызовом.

— Такая отборная публика, как на Беккета, вряд ли бы пришла на "Сон", но вы оценили.

— Мы оценили.

Бывает, партбилет жжет

В советское время Данильчук работала в Одесском театре. Играла там небольшие роли и в массовке.

— Мне кажется, вы с трудом вписываетесь в коллектив.

— Да нет. Я могу вписаться. В конце концов, я прошла восьмидесятые. Это был трудный период. Кагэбэшники следили за мной.

— Почему?

— Потому что на украинском языке говорила. Однажды для смотра самостоятельных работ мы, молодые актеры, подготовили спектакль по Лесе Украинке "Одержимая", "На поле крови". Этих тем раньше в театре не было. Тогда сказать "Христос" на сцене было вызовом. Но прежде чем их показывать зрителям, наш директор театра Александр Копайгора, секретарь местного комитета и секретарь комсомольской организации, устроили еще один предварительный просмотр. После окончания долго совещались. Потом к нам подошел Копайгора и сказал, что не допустит нас к смотру: "Вы понимаете, когда я смотрел ваш спектакль, у меня жег партбилет". Ну а я за словом в карман никогда не лезу и тоже задаю вопрос: в каком месте у вас по ходу действия жег партбилет?

— А он со стебом это сказал про партбилет?

— Нет, конечно! Речь о том, что, пройдя такую школу жизни в советском театре, все проблемы, которые возникали потом, мне казались чем-то незначительным.

В начале 1990-х актриса участвовала в митингах Руха, затем попала во Львов на фестиваль "Золотой лев". Увидела театр Леся Курбаса. Ей показалось, что она нашла своих: "Меня потряс их украинский язык — абсолютно естественный. Стилистика. Такой модерн. Этого не было в Одессе".

Она переехала во Львов, поступила в театр Курбаса, но через какое-то время из него тоже ушла.

— Когда я еще числилась в театре Курбаса, я забеременела, а в театре никто не рожал тогда. Это же девяностые, люди были абсолютно неустроенны.

Некоторые в театре говорили: "Как? Как она посмела?! Она должна была посоветоваться с коллективом".

Взяв декретный отпуск, Лидия уехала в Америку: "Хотела заработать деньги, чтобы обрести свободу и создать свой проект".

Миссис Флэк как спонсор украинского театра

Она год работала в Америке live in — сиделкой при старушке, которую звали миссис Флэк. Ей было 82 года. Муж умер, и старой даме нужен был компаньон.

— Сначала было страшно тяжело, потом мы подружились.

В этот момент Данильчук начинает разыгрывать спектакль в лицах. И я вижу на сцене жесткую тощую старуху, стоящую одной ногой в могиле, и молодую красивую женщину, заброшенную в чужую страну, которая хочет создать театр.

— До меня у нее работала полька, которая, когда уезжала, рыдала. Я у нее спросила, почему она плачет. В ответ она сказала, что вскоре сама все пойму, и оставила меня в компании с этой худой миссис Флэк. Та была фермершей, муж ее работал бухгалтером. "Откуда ты?" — спрашивает у меня миссис Флэк. — "Из Украины". — "Где это есть?" — "Ну Украина. Ukraine. Советский Союз бывший". Читаю книжку. Она хочет разговаривать: "Что ты читаешь?" — "Украинскую библию" (речь о новеллах Стефаника, сборник которых актриса взяла с собой. — Фокус). — "А почему вслух?" — "Чтобы слова родного не забыть".

Утро начиналось так. Открывалась дверь в комнату Данильчук. Показывалась голова миссис Флэк.

— Хай (пауза).

— Хай (долгая пауза).

— Вот дэй из ит тудэй?

— Мандэй.

— Ол дэй.

По вечерам миссис Флэк уходила спать с котом Спидди в спальню. Кота несла Данильчук. Там стояло две кровати. На одну укладывалась миссис, а на вторую (на ней раньше спал муж) укладывался кастрированный кот, которого старой даме подарили родственники после смерти мистера Флэка.

— Этот кот уже вылежал себе на кровати ямку. — Данильчук заразительно смеется, потом тут же становится серьезной. — Ребенок остался в Украине. Это было нелегко. Я похудела на.. Но не надо об этом. Болезненная тема.

— Вы жили в пригороде Чикаго. Удавалось выбираться в театр?

— Какой театр? У меня был один выходной день. И даже когда я поехала в первый раз в банк, это стоило $5 туда, $5 — обратно. А в Украине тогда зарплата была $10. Так что потом я только пешком ходила по этому маршруту. Мне нравилось. Латинские кварталы. Люди. И, кроме того, мне казалось, что $10 долларов будет всегда дорого.

— Вы поняли, почему плакала полька?

— Да. Миссис Флэк была скупой. Первый день у нее. Она дает мне банан и говорит: "Пополам". Я половину съела. И еще какое-то печеньице. Она пошла спать. А я хочу есть. Поняла, что полька недоедала и плакала от этого, а она в Польше тоже ребенка маленького оставила. И когда я только пришла, Флэк у меня все выпытала, и потом, когда я стала о своем ребенке говорить, я заплакала. И через какое-то время я слышу, как Флэк разговаривает с кем-то по телефону: "И эта тоже уже плачет".

Однажды вечером Данильчук нашла пирожные, решила "ну его все на фиг" и все их съела. С утра состоялся жесткий разговор. Миссис Флэк, потрясая пустой упаковкой говорит: "Вот из эт?" Данильчук: "Эмпти". Флэк: "Эмпти, эмпти!"

Со временем отношения между ними наладились. Нашлось даже что-то общее — трудное детство в деревне, когда и Флэк, и Данильчук пасли коз, голодали. Иногда, правда, приступы скупости терзали старушку, но природное обаяние актрисы действовало даже на нее.

— Как-то миссис Флэк пришлось платить мне зарплату за три недели. Ей надо было подписать три чека. Она подписывает один чек. Берет другой, застывает. Я ей говорю: "Да не жалей, я в Украине пойду в церковь и буду за твое здоровье молиться". Третий. Она снова застывает. Я ей: "Ты кормишь три семьи: мою маму, сына, родственников".

• Читайте также: Театр на чемоданах. Как немец Георг Жено стал в Украине Святым Николаем

— Что вас поддерживало там?

— Со мной были две книги — одна Леси Украинки, другая Василия Стефаника. Я учила тексты для будущих спектаклей.

Она на секунду задумывается:

— Если на сцене долго не играю, впадаю в депрессию. Но когда видишь, как люди меняются после спектакля, все остальное неважно.

Она рассказывает, как иногда во время спектакля по Стефанику возникает особая атмосфера, и это похоже на мессу. Его новеллы пересекаются с ее деревенским детством. Рассказывает, как ее обзывали "москалькой" из-за того, что отец родом из Восточной Украины. Как потом над ней издевались дети из-за того, что уже не было отца. Как она дралась и мстила обидчикам, как сидела в засаде. Как смотрела в пять лет кукольный спектакль театра имени Павлика Морозова.

• Читайте также: Почему в стране, где идет война, мы даем зарабатывать гражданам вражеского государства, — Ирма Витовская

Затем снова перескакивает на миссис Флэк, которую в общем-то считает неплохим человеком. Как и всех прочих. И я понимаю, что миссис Флэк — это реальный мир, которому она противостоит с того момента, когда ее обзывали байстрючкой или когда за ней ходил кагэбист из-за украинского языка, или когда она в Чикаго учила тексты своих будущих спектаклей вопреки всем обстоятельствам.

Фото: Артур Млоян