ФОТОПРОЕКТ
Перемирие
глазами бойцов 44-й отдельной гаубичной артиллерийской бригады. Украинские воины четыре месяца находятся под Артёмовском, сдерживая силы боевиков со стороны Горловки
Александр Чекменёв
Фото
Фото
Татьяна Селезнёва
Текст
Текст
Максим Емец, 35 лет
г. Киев, не женат, социолог, преподаватель Национального технического университета «Киевский политехнический институт»
Мы перемирие соблюдаем, а нас периодически обстреливают. Сейчас работают в основном диверсионные группы, артиллерия пока молчит. Хочу сказать, что без волонтёров мы бы уже давно проиграли эту войну. Тут каждый день борьба. И взаимопомощь, братство — без этого здесь невозможно выжить. Жаль, что политики не понимают значения современной армии. Мы хотим выгнать оккупантов, закрыть границу и построить нормальное государство, а у нас один приказ — отступать. В душе только разочарование.
Мы перемирие соблюдаем, а нас периодически обстреливают. Сейчас работают в основном диверсионные группы, артиллерия пока молчит. Хочу сказать, что без волонтёров мы бы уже давно проиграли эту войну. Тут каждый день борьба. И взаимопомощь, братство — без этого здесь невозможно выжить. Жаль, что политики не понимают значения современной армии. Мы хотим выгнать оккупантов, закрыть границу и построить нормальное государство, а у нас один приказ — отступать. В душе только разочарование.
Олег Кисиленко, 45 лет
г. Белая Церковь, женат, трое детей, прессовщик горячего формования на заводе «Трибо»
Напряжение в воздухе. В любой момент нас могут обстрелять — техника в Горловке готова. Мы воюем не с «ополченцами», не с сепаратистами, а с регулярной российской армией. Банды тоже состоят из кадровых военных РФ, никаких «ополченцев» там просто нет, а кто остался, воевать уже не хотят.
Напряжение в воздухе. В любой момент нас могут обстрелять — техника в Горловке готова. Мы воюем не с «ополченцами», не с сепаратистами, а с регулярной российской армией. Банды тоже состоят из кадровых военных РФ, никаких «ополченцев» там просто нет, а кто остался, воевать уже не хотят.
Олег Олексенко, 29 лет
Черниговская область, г. Ичня, не женат, разнорабочий
Мы стоим тихо. Оттуда стреляют. Больше всего сейчас хочу домой. С врагами лицом к лицу не сталкивался, но знаю, что против нас воюет Россия, а не сепаратисты.
Мы стоим тихо. Оттуда стреляют. Больше всего сейчас хочу домой. С врагами лицом к лицу не сталкивался, но знаю, что против нас воюет Россия, а не сепаратисты.
Василий Самсонов, 30 лет
Львовская область, вдовец — жена, медработник, погибла в Горловке, двое детей, профессиональный военный
Их перемирие — это наша смерть. Нас отсюда выводят, а враги наращивают силы. Они используют момент, берут позиции на себя. Мы хотим воевать, но возможности уже не будет. Надеюсь на третью мировую и победу в ней. Россия, конечно, огромная, большие возможности, но у нас боевой дух! А это сильнее оружия.
Их перемирие — это наша смерть. Нас отсюда выводят, а враги наращивают силы. Они используют момент, берут позиции на себя. Мы хотим воевать, но возможности уже не будет. Надеюсь на третью мировую и победу в ней. Россия, конечно, огромная, большие возможности, но у нас боевой дух! А это сильнее оружия.
Александр Земский, 34 года
г. Ивано-Франковск, женат, двое детей, правозащитник
С нашей стороны мы условия перемирия выполняем. Но мне не нравится, что не выполнили условий минских соглашений, не освободили пленных. На оккупированных территориях остаются наши военнопленные и мирные жители, и там заправляют бандиты. Воевать мы готовы и не отступим. Но нас могут отвести от линии столкновения на 50 км согласно договорённостям, а мне не хочется оставлять наших товарищей на передовой без поддержки артиллерии. И если нас обманут, в чём я почти уверен, то пацаны останутся практически без защиты — своими автоматами они ничего против танков не сделают. И эта мысль для меня самая мучительная.
С нашей стороны мы условия перемирия выполняем. Но мне не нравится, что не выполнили условий минских соглашений, не освободили пленных. На оккупированных территориях остаются наши военнопленные и мирные жители, и там заправляют бандиты. Воевать мы готовы и не отступим. Но нас могут отвести от линии столкновения на 50 км согласно договорённостям, а мне не хочется оставлять наших товарищей на передовой без поддержки артиллерии. И если нас обманут, в чём я почти уверен, то пацаны останутся практически без защиты — своими автоматами они ничего против танков не сделают. И эта мысль для меня самая мучительная.
Сергей Зробко, 40 лет
Винницкая обл., женат, тракторист-комбайнёр
Какое там перемирие! Никто в него не верит. Нашу бригаду отвели, а на «передке» взрывают, стреляют. Мы-то выполняем договорённости, но враги ведь нет. Пока мы ищем мир, они подводят войска. Если у нас есть люди и оружие, надо воевать! Россия не успокоится, а мы в любой момент готовы дать отпор. Подпускать врагов к своему дому неохота. Местные здесь разделены на три части: за нас, за Россию и те, кому всё равно. Им лишь бы живот набить и чтоб деньги были.
Какое там перемирие! Никто в него не верит. Нашу бригаду отвели, а на «передке» взрывают, стреляют. Мы-то выполняем договорённости, но враги ведь нет. Пока мы ищем мир, они подводят войска. Если у нас есть люди и оружие, надо воевать! Россия не успокоится, а мы в любой момент готовы дать отпор. Подпускать врагов к своему дому неохота. Местные здесь разделены на три части: за нас, за Россию и те, кому всё равно. Им лишь бы живот набить и чтоб деньги были.
Алексей Лапитан, 25 лет
Черниговская обл., не женат, рабочий на кирпичном заводе
Миром это не закончится. Это для нас перемирие, а для них — подготовка к наступлению. Думаю, в ближайший месяц активные действия возобновятся. Но у нас боевое настроение, будем дальше воевать. Я в зоне АТО с ноября прошлого года. Шёл в Нацгвардию, а попал в артиллерию. Самое трудное время для меня было в конце января и до середины февраля. Больше всего сейчас хотел бы оказаться дома.
Миром это не закончится. Это для нас перемирие, а для них — подготовка к наступлению. Думаю, в ближайший месяц активные действия возобновятся. Но у нас боевое настроение, будем дальше воевать. Я в зоне АТО с ноября прошлого года. Шёл в Нацгвардию, а попал в артиллерию. Самое трудное время для меня было в конце января и до середины февраля. Больше всего сейчас хотел бы оказаться дома.