Про злобу дна

О стихах, страхе и том, что сильнее страха

— «Мы живём, под собою не чуя страны, Наши речи за десять шагов не слышны», — писал в 1933 году Мандельштам. В 1934-м его арестовали после того, как он прочёл это стихотворение о Сталине знакомым. Поэт не мог не понимать, что в итоге настучат и его посадят. Не боитесь, что и за вами придут?

— Он везде его читал. Абсолютно безоглядно, в любой компании. Не мог удержаться. Бывает что-то, что сильнее тебя. И если ты понял, что из-под твоего пера вышло нечто значительное, желание поделиться этим сильнее страха за последствия. Я не уверен, что «Горец» лучшее его стихотворение. Но оно очень сильное. И выражало его внутреннее состояние, его ужас перед происходящим. Конечно, у Мандельштама есть более совершенные с точки зрения высокой поэзии стихи, в которых всё скрыто за какой-то словесной вязью и не так проявлено. А это почти плакатное, но оно, вероятно, до краёв переполняло его в тот момент и рвалось наружу.

— Я к тому, что вы автор многих сатирических стихов о Путине, которые звучат резче, чем «Горец». Их читают десятки тысяч людей в интернете.

— Всё-таки не сравнивайте 2010–2015-й с 1936–1937-м. Правление сейчас авторитарное, но не идёт ни в какое сравнение с тем, что происходило тогда. Потому что нет такой цензуры, такого масштаба посадок. И не будет по объективным причинам: в 20–30-е годы репрессии обуславливались необходимостью постоянно пополняемой рабской рабочей силы для индустриализации и прочего. Сейчас в таком количестве трудовые ресурсы просто не нужны. А ещё этим ребятам плевать, что мы о них думаем, можно языком болтать сколько угодно, серьёзные неприятности начинаются, когда кто-то лезет в их деньги. Поэтому журналисты, которые занимаются расследованиями, например, в «Новой газете», по-настоящему рискуют.

— Как вы думаете, Путин знаком с вашими стихами о нём?

— Нет, конечно. Он в бассейне плавает. Или со стерхами летает. На фига ему стихи читать?

— Но есть приближённые, которые это отслеживают.

— Не думаю, что люди, имеющие доступ к телу, что-то такое ему показывают. Я не о себе. Я не настолько тщеславен. Да и, как известно, гонцам, которые приносят плохие вести, первым отрубают головы.

— Гребенщиков в недавнем интервью сказал, что некоторые песни к нему приходят, но он не хочет их записывать. Чтобы не напророчить. У вас есть идеи стихов, которые вы не рискуете додумать или не хотите публиковать?

— Пожалуй, нет. Со стихами сложная история, потому что может прий­ти строчка в голову, не то что удачная, а такая, из которой можно вытащить стихотворение. И в случае везения — только успевай записывать. А бывает наоборот: тащишь это на зубах и в какой-то момент бросаешь, потому что утыкаешься в стену. Но чтобы мне что-то пришло в голову и я испугался написать — не было.

— Прозвучит пафосно, простите. Вы чувствуете себя властителем дум?

— Властитель дум? Это невозможное словосочетание по отношению ко мне. По-моему, психически здоровый человек не может оценивать себя в таких категориях. Не думаю, чтобы мои стихи серьёзно формировали настроения в стране. Ну читают, условно говоря, тысяч десять человек — у меня примерно столько подписчиков в Facebook. Кто-то ещё. Есть люди, которые потенциально сильнее воздействуют на аудиторию. Тот же Витя Шендерович или, допустим, Аркадий Бабченко. А с другой стороны, какой-нибудь Прилепин. Тот, наверное, да, формирует. Вопрос только, какие настроения.

О пропаганде и расколе

— По вашим ощущениям, в России действительно верят в то, что у нас к власти пришли укрофашисты?

— Да. Но это вопрос целенаправленной пропаганды. Российское общество находится под очень сильным, массированным её воздействием нон-стоп. Любой выпуск новостей начинается, продолжается и заканчивается Украиной. Такое впечатление, что мы не в России живём. А вы не смотрите российские каналы?

— У меня телевизора нет уже лет десять. Перед интервью вчера пыталась посмотреть в Сети «звезду эфира» Киселёва. Выдержала семь минут.

— Вы многое потеряли. Это любопытный феномен. Сейчас этот водораздел прошёл в российском обществе буквально через всех — друзей, родственников. Я знаю случаи, когда члены одной семьи придерживаются полярных взглядов на события в Украине и России. Причём это люди, которых я очень люблю, с которыми в определённый момент чуть не расстался, и чтобы этого не произошло, просто исключил с ними эту тему из разговоров. Так вот, когда я беседовал с ними, они мне заявляли: а мы не смотрим телевизор, мы не смот­рим Киселёва. Зря. Периодически его обязательно надо смотреть, и тогда вы поймёте причины того, что происходит в обществе. Не надо высокомерно отмахиваться, надо изучать.

Есть ещё такой Владимир Соловьёв, не менее омерзительный персонаж. Бывший опытный пропагандист.

— В нём хотя бы есть мужская привлекательность.

— А в Киселёве, хотите сказать, её нет?

— Глазам больно. Человек без шеи. А что произошло с телеведущим программ «Гордон» и «Закрытый показ» Александром Гордоном? То, что он несёт сейчас об Украине, за гранью. Раньше производил впечатление приличного человека.

— Приличным человеком он никогда не был. Проститутка совершенная, но у него был удачно выбранный имидж — эдакий мизантроп плюс модная лёгкая небритость, наверное, на определённое количество зрителей, особенно дам за сорок, это производило впечатление. Но он абсолютно просчитанный. И да — отметился во всяких передачах самым паскудным образом.

О патриотизме и остервенении

— У вас есть такое четверостишие: «И мне как патриоту в лом, / Да и обидно за державу, / Когда его кругом ху...лом / Налево кличут и направо». Вы патриот?

— Ещё пару лет назад я однозначно сказал бы «да». Меня сильно цепляет то, что происходит в России, я переживаю за страну. Не выстраиваю дистанцию, не отгораживаюсь стек­лянной стеной от происходящего, и мне больно. Не знаю, патриот я или нет. Хотелось бы мне, чтобы в России люди нормально жили? Да, хотелось бы. Готов ли я солидаризироваться со всей гадостью, которая здесь происходит? Безусловно, нет. Люблю ли я свой народ? Когда-то у меня был комплекс вины интеллигента перед народом — в какой-то момент я его в себе бесповоротно изжил.

То, что в России сейчас называют патриотизмом, — это шовинизм. И эта гадость, которая попёрла из людей, точно никакой не патриотизм, потому что всё замешано на ненависти.

— Это не только у вас. Я ушла из соцсетей, потому что невозможно видеть, как адекватные люди вдруг начинают нести такое, что волосы дыбом.

— Да, я думаю, что украинское общество сейчас тоже нездоровое. И у наших украинских друзей реакция не всегда адекватная. Пару месяцев назад моя жена (Алла Боссарт, известный журналист и прозаик. — Фокус) со слов нашей знакомой, вернувшейся из родного посёлка под Днепропетровском, где нацгвардейцы убили хозяина магазина, в чём-то им отказавшего, написала об этом на своей странице в Facebook. При этом название посёлка и его местонахождение не упомянула. После этого на неё вылили поток грязи – «кремлядь», «путинская подстилка» плюс ещё вспомнили пресловутого распятого мальчика. Когда в следующем посте она указала название и точное местонахождение посёлка, весь этот поток волшебным образом иссяк.

Ещё пример. Моя жена посмотрела фильм Сергея Лозницы «Майдан» и написала о том, что, по её мнению, это фильм о том, как сдувается, деградирует революция. Возможно, такая трактовка фильма ошибочна, но её отношение к развитию революции в Украине я поддержал. О том, какие ушаты помоев огребла она, говорить не приходится. И я тоже получил свою порцию. Но мне кажется, что своими многочисленными публичными выступлениями в поддержку Украины мы, наверное, заслужили право издавать какие-то звуки, кроме продолжительных аплодисментов, и высказывать точку зрения, не на сто процентов совпадающую с вашими ощущениями. Хотя в главном я на стороне Украины. Был и остаюсь. Украина ведёт справедливую войну. А Россия нет.

— Недавно вы процитировали пост киевского поэта Александра Кабанова: «Людей убивать нельзя. Ну нельзя убивать людей». В комментариях и от украинцев, и от россиян было столько желчи и взаимной ненависти.

— В любой войне, независимо от того, кто её начал, мозги у людей сворачиваются. Я прервал отношения с очень близким другом. Писателем. Дружили 35 лет. На моих глазах он стал сходить с ума. Я видел это по его постам. Он родом из Украины, но живёт за границей. Его настолько задело происходящее, что он только об этом и мог писать. Причём слово «русские» буквально не сходило у него с языка. Хотя среди наших общих друзей, людей русских, что называется, по крови, хватает тех, чьи симпатии безусловно на стороне Украины. Нельзя же их макать постоянно. У него же косяком пошли такие русофобские пассажи, которых никогда даже близко не было. И вот однажды он написал, что погибло триста российских десантников, и вот до чего же «сука-путин» меня довёл, что я этому должен радоваться.

— Он честно написал.

— Да, честно. Но я-то этому не радуюсь.

— Это бесконечная борьба с собой.

— Я понимаю. Но я не радуюсь — ни гибели украинских десантников, ни гибели русских. Я не могу радоваться смерти людей. И я приятелю написал — возможно, я был не прав — что если человека радует гибель трёхсот русских солдат, то даже тридцатилетняя дружба не позволяет мне продолжить наши отношения. Я очень переживаю, потому что он замечательный писатель и человек, но тем не менее.

— Моя приятельница, адекватная и неглупая девушка, в какой-то момент поймала себя на том, что ей захотелось выбросить томик Толстого.

— Пусть бы выбросила. Не следует сдерживать порывов, идущих от души. Кстати, наверняка кто-нибудь бы да подобрал.

— Она победила себя.

— У меня есть один знакомый, который не позволяет смотреть детям мультфильмы Уолта Диснея на том основании, что тот был антисемитом. Ну что я могу сказать про этого человека, кроме того, что он идиот.

— Я тоже решила не смотреть фильмы с Пореченковым. Хотя и раньше считала его не очень хорошим актёром, так что вряд ли что-то потеряю. А вот с Охлобыстиным — беда.

— Дело не в этом, просто надо отделять мух от котлет. Меня и просмотр фильмов Михалкова не смущает. Это мой любимый режиссёр. До определённого момента. «Утомлённые солнцем» — последнее, что можно смотреть, остальное по нисходящей.

О ходьбе строем и власти тьмы

— Вы можете на митингах скандировать вместе со всеми? Я, например, не в состоянии из себя выдавить.

— Я был на Марше мира в Москве. Шёл туда без особого энтузиазма, заранее предчувствуя, какое это будет жалкое зрелище. Но когда увидел огромное количество людей, меня это чрезвычайно обрадовало и, более того, наполнило гордостью за москвичей. И там кричали, да. Но я вообще не могу скандировать, у меня просто язык не поворачивается. Ни за Ельцина не скандировал, ни «Путин — вор». Не могу хором орать, хоть ты режь меня. Я могу только идти.

— Период, который Россия сейчас переживает, самый тяжёлый из тех, которые вы помните?

— Конечно, потому что эпоху террора я не застал, поскольку родился после войны. Из того, что я помню, ничего похожего не было.

— А война в Чечне?

— Война в Чечне сильно ударила по обществу, потому что диссонировала с идеей перестройки, с общим настроением. И в этом смысле была очень сильным разочарованием. После пяти лет, когда мы вза­хлёб глотали упавшую на нас свободу, вдруг случилось это. Но там не было такой единодушной оценки, как сейчас, потому что Чечня освещалась по-другому. Я тогда работал на НТВ, одном из самых влиятельных и популярных в то время каналов. У него, в отличие от других федеральных, была чёткая антивоенная позиция. Кстати, и на тех каналах такой оголтелой пропаганды, как сегодня, не было. И в обществе были очень сильны антивоенные настроения, условно говоря, как в Америке времён вьетнамской войны. Сейчас этого даже близко нет.

— Вы можете спрогнозировать, к чему всё это придёт?

— У меня очень пессимистические прогнозы. Понятно, что путинская, имперская Россия всё время пытается соседям гадить. Но он совершил колоссальную как политическую, так и экономическую ошибку, присоединив Крым. Все последствия этого предвидеть сложно, но, думаю, они ужасны. Взяв его под мышку, как чемодан без ручки, Россия отбросила себя на десятилетия назад. Ни одного положительного момента в этом нет. Боюсь, похмелье будет очень горьким.