фотопроект
Город маленькой Веры
Как Мариуполь превратился в Wariupol
Валерий Милосердов
Фотограф
Дмитрий Сергеев
Фотограф
Фотографы Валерий Милосердов и Дмитрий Сергеев рассказали Фокусу о своём новом проекте, о том, как Мариуполь превратился в Wariupol, почему на их фотографиях нет войны, чем Мариуполь похож на Гавану и Детройт, что связывает его с фильмом «Маленькая Вера», кого ждут жители города и как им удаётся обманывать себя.
Самый брошенный из всех городов. Так говорят о Мариуполе те, кто в нём побывал. Милосердов и Сергеев больше года занимаются проектом «Зміна» фонда «Изоляция» — устраивают выставки, мастер-классы и показы фильмов в прифронтовых городах. Пока работали над проектом, сделали серию фотографий о Мариуполе — городе на границе Украины и непризнанных республик.
Текст: Тамара Балаева
Валерий Милосердов:
War — это война, а название нашего проекта — «Вариуполь». Стоит перевернуть первую букву в слове «Мариуполь», и сразу появляется другой смысл. В наших фотографиях нет войны, есть только жизнь города. Почти нет людей, но даже там, где они есть, их лица размыты. В снимках нет конкретных историй, есть только настроение города.
War — это война, а название нашего проекта — «Вариуполь». Стоит перевернуть первую букву в слове «Мариуполь», и сразу появляется другой смысл. В наших фотографиях нет войны, есть только жизнь города. Почти нет людей, но даже там, где они есть, их лица размыты. В снимках нет конкретных историй, есть только настроение города.
В 1796 году Гайдн написал свою «Мессу времён войны». В этой музыке — состояние страны, которую завоёвывает Наполеон. Она и светлая, и трагичная. Она — как аккомпанемент к тому, что сейчас происходит в Мариуполе. Это брошенный город, закрытый, затаившийся. В нём есть три больших предприятия, порт, море. Люди ходят на работу и с работы, как это делают все люди во всех городах. Но в 20 километрах от них — Широкино, линия фронта. И что бы эти люди ни делали в своей мирной жизни, они всё равно слышат постоянный грохот обстрелов и вой сирен.
Это чувство, когда ничего не происходит, но в любой момент может произойти, что угодно. Как-то мы были на берегу — в месте, куда приходят фотографироваться молодожёны. Грохотала канонада, и я слышал, как дружка сказала невесте: «Считай, что это в твою честь». В этом было такое отчаяние.
Это чувство, когда ничего не происходит, но в любой момент может произойти, что угодно. Как-то мы были на берегу — в месте, куда приходят фотографироваться молодожёны. Грохотала канонада, и я слышал, как дружка сказала невесте: «Считай, что это в твою честь». В этом было такое отчаяние.
Людям некуда деваться, они здесь живут и вынуждены себя успокаивать. Ещё на одном снимке — танцующие в здании Дворца культуры. Он получился случайно. Был день влюблённых, мы зашли в ДК и увидели людей в возрасте, которые общаются, делятся чем-то друг с другом и ищут хоть какой-то поддержки.
Дмитрий Сергеев:
В этом городе просто искрится напряжение. Я снимал там ночное море во льду. На фотографии непонятно, что это за место, чувствуется только это смутное напряжение. Знаете, в чём оно проявляется в Мариуполе? Ты выходишь на улицу и не ощущаешь, что война совсем рядом. Но по периметру города — блокпосты. Ты не можешь просто так въехать и выехать. Можешь только существовать внутри.
В этом городе просто искрится напряжение. Я снимал там ночное море во льду. На фотографии непонятно, что это за место, чувствуется только это смутное напряжение. Знаете, в чём оно проявляется в Мариуполе? Ты выходишь на улицу и не ощущаешь, что война совсем рядом. Но по периметру города — блокпосты. Ты не можешь просто так въехать и выехать. Можешь только существовать внутри.
Валерий Милосердов:
А я помню, как снимал море или залив возле Мариуполя. Был закат, и всё горело на солнце. Я фотографировал через стекло автомобиля. Когда смотрел съемку, на одном из снимков увидел очертания человека, который как будто идёт по воде. Для меня это образ человека в раскалённом металле. Образ людей, живущих в городе рядом с металлургическим комбинатом.
А я помню, как снимал море или залив возле Мариуполя. Был закат, и всё горело на солнце. Я фотографировал через стекло автомобиля. Когда смотрел съемку, на одном из снимков увидел очертания человека, который как будто идёт по воде. Для меня это образ человека в раскалённом металле. Образ людей, живущих в городе рядом с металлургическим комбинатом.
Дмитрий Сергеев:
Когда-то Мариуполь был красочным городом, но я его таким не видел. Как я это понял? Когда гулял по старой части и заметил, что из общей серости иногда вырываются вкраплениями яркие краски — как крики о помощи. Этот контраст привлекает. Абсолютно индустриальные пейзажи и старина. В городе есть загадка, которую хочется разгадать.
Когда-то Мариуполь был красочным городом, но я его таким не видел. Как я это понял? Когда гулял по старой части и заметил, что из общей серости иногда вырываются вкраплениями яркие краски — как крики о помощи. Этот контраст привлекает. Абсолютно индустриальные пейзажи и старина. В городе есть загадка, которую хочется разгадать.
Валерий Милосердов:
Этой полуразрушенной стариной Мариуполь напоминает Гавану. В исторической части чувствуется, что у города есть свой стиль, свой голос, своя жизнь.
Этой полуразрушенной стариной Мариуполь напоминает Гавану. В исторической части чувствуется, что у города есть свой стиль, свой голос, своя жизнь.
Дмитрий Сергеев:
А мне кажется, что Мариуполь похож на Детройт. Заводы, разрушенные здания. Хотя на самом деле можно поехать в любой провинциальный город в Украине и снять то же самое. Харьков, Запорожье — каждый промышленный город можно снять так, что в нём будет ощущаться война.
А мне кажется, что Мариуполь похож на Детройт. Заводы, разрушенные здания. Хотя на самом деле можно поехать в любой провинциальный город в Украине и снять то же самое. Харьков, Запорожье — каждый промышленный город можно снять так, что в нём будет ощущаться война.
Валерий Милосердов:
Когда мы приехали в Мариуполь во второй раз, после большого обстрела, местные говорили: «Кроме вас, к нам больше никто не приехал». Они ждут какого-то участия, хотят знать, что их помнят и они не брошены.
В этом городе идут две войны. Одна — та, которую все видят. А вторая началась очень давно и медленно убивает Мариуполь. Ночью из-за коксохимического завода там нечем дышать. Это медленная смерть. И для людей, и для архитектуры. Из 170 исторических памятников Мариуполя больше половины уже считаются невосстановимыми. Люди живут в этом всю жизнь. Не знаю, замечают ли они, что происходит.
Когда мы приехали в Мариуполь во второй раз, после большого обстрела, местные говорили: «Кроме вас, к нам больше никто не приехал». Они ждут какого-то участия, хотят знать, что их помнят и они не брошены.
В этом городе идут две войны. Одна — та, которую все видят. А вторая началась очень давно и медленно убивает Мариуполь. Ночью из-за коксохимического завода там нечем дышать. Это медленная смерть. И для людей, и для архитектуры. Из 170 исторических памятников Мариуполя больше половины уже считаются невосстановимыми. Люди живут в этом всю жизнь. Не знаю, замечают ли они, что происходит.
Дмитрий Сергеев:
В начале XX века здесь было восемь кинотеатров, киностудия, около 50 фотоателье. А что есть сейчас? В Мариуполе считается престижным учиться в Морском институте. Знаете почему? Потому что это единственная возможность вырваться за пределы города и страны. Но даже это желание могут реализовать немногие. Пойти по этому пути — значит взять на себя ответственность. То же самое происходит с жителями Северной Кореи. Они мечтают вырваться оттуда, но половина тех, кому это удаётся, через год кончают жизнь самоубийством. Просто потому, что эти люди привыкли, что за них кто-то думает и принимает решения. Они не умеют жить по-другому. Так и в Мариуполе. Люди хотят, чтобы пришёл начальник или хозяин, который скажет, что делать. Но сейчас никто не придёт, и они это понимают.
В начале XX века здесь было восемь кинотеатров, киностудия, около 50 фотоателье. А что есть сейчас? В Мариуполе считается престижным учиться в Морском институте. Знаете почему? Потому что это единственная возможность вырваться за пределы города и страны. Но даже это желание могут реализовать немногие. Пойти по этому пути — значит взять на себя ответственность. То же самое происходит с жителями Северной Кореи. Они мечтают вырваться оттуда, но половина тех, кому это удаётся, через год кончают жизнь самоубийством. Просто потому, что эти люди привыкли, что за них кто-то думает и принимает решения. Они не умеют жить по-другому. Так и в Мариуполе. Люди хотят, чтобы пришёл начальник или хозяин, который скажет, что делать. Но сейчас никто не придёт, и они это понимают.
Валерий Милосердов:
Есть такой советский фильм «Маленькая Вера». Он снимался в Мариуполе. Атмосфера фильма очень похожа на атмосферу города. Это кино о девушке Вере, но для меня это разговор о вере как о понятии. И эта вера в Мариуполе как будто бы есть, но она какая-то маленькая. И всегда такой была.
Есть такой советский фильм «Маленькая Вера». Он снимался в Мариуполе. Атмосфера фильма очень похожа на атмосферу города. Это кино о девушке Вере, но для меня это разговор о вере как о понятии. И эта вера в Мариуполе как будто бы есть, но она какая-то маленькая. И всегда такой была.
Дмитрий Сергеев:
Я был в Мариуполе зимой и летом. Ощущения разные. Зимой — снег, который из-за заводов никогда не бывает белым. Пустые улицы, потому что людям некуда пойти вечером. Летом — зеленые листья и битком набитые ночные клубы. В городе есть молодёжь, а значит, и потенциал. Он не потерян, и всё можно изменить. Это сложно, на это нужно много времени и денег, но в итоге может получиться ухоженный туристический город. Из трёх комбинатов можно сделать культурные центры. Заводские помещения превратить в павильоны, в которых будут проходить выставки, мастер-классы, воркшопы. Люди, которые сейчас работают на вредном производстве, будут работать в артцентрах. Так уже происходит в Европе, и так может быть у нас. Нужно только желание менять и меняться.
Я был в Мариуполе зимой и летом. Ощущения разные. Зимой — снег, который из-за заводов никогда не бывает белым. Пустые улицы, потому что людям некуда пойти вечером. Летом — зеленые листья и битком набитые ночные клубы. В городе есть молодёжь, а значит, и потенциал. Он не потерян, и всё можно изменить. Это сложно, на это нужно много времени и денег, но в итоге может получиться ухоженный туристический город. Из трёх комбинатов можно сделать культурные центры. Заводские помещения превратить в павильоны, в которых будут проходить выставки, мастер-классы, воркшопы. Люди, которые сейчас работают на вредном производстве, будут работать в артцентрах. Так уже происходит в Европе, и так может быть у нас. Нужно только желание менять и меняться.
