фотопроект
Победы побеждённых
Фотограф Евгения Белорусец рассказала Фокусу, почему люди в Донбассе не считают себя ни победителями, ни побеждёнными, и о жизни среди войны так, как будто её не существует
Евгения Белорусец
Фото
Тамара Балаева
Текст
Евгения Белорусец живёт то в Киеве, то в Берлине. В 2014—2015 годах она много раз побывала в Донбассе и сделала по мотивам своих поездок несколько проектов. Один из них, «Победы побеждённых», можно увидеть в Национальном музее имени Тараса Шевченко в Киеве.
До войны Евгения бывала в Донбассе. Она снимала проект о квир-семьях, и некоторые из них жили в Донецке. «Тогда я отметила для себя две вещи. Во-первых, раз эти люди были готовы свободно выступить и рассказать о своих взглядах, значит, Донецк всё же был достаточно свободным городом. А во-вторых, чувствовалась их специфическая, огромная любовь к Донецку. Так, по-моему, только львовяне любят свой город», — рассказывает Белорусец.
До войны Евгения бывала в Донбассе. Она снимала проект о квир-семьях, и некоторые из них жили в Донецке. «Тогда я отметила для себя две вещи. Во-первых, раз эти люди были готовы свободно выступить и рассказать о своих взглядах, значит, Донецк всё же был достаточно свободным городом. А во-вторых, чувствовалась их специфическая, огромная любовь к Донецку. Так, по-моему, только львовяне любят свой город», — рассказывает Белорусец.
Название проекта «Победы побеждённых» связано с мыслью философа и эссеиста Вальтера Беньямина. Он писал о том, что мы читаем лишь историю, написанную победителями. Мы вживаемся в победителя, чтобы продолжить его судьбу. Выставка, над которой мы работали вместе с куратором Татьяной Кочубинской и архитектором Иваном Мельничуком, задаёт вопрос: можем ли мы услышать историю, написанную побеждёнными? Что это будет за история и останутся ли люди в ситуации побеждённых, если их голос будет услышан? Название проекта стремится перевернуть ситуацию поражения, найти в ней место для множества индивидуальных и общих побед.
Весь проект развивался на освобождённых территориях, вдоль линии разграничения. Люди не просто остались там, они продолжили работать в шахтах, где им постоянно задерживали и всё ещё задерживают зарплату. Большинство из них устояло перед соблазном услышать российскую пропаганду и пойти в военизированные батальоны. Они не захотели тратить свою жизнь на войну. Меня очень интересовало это решение — жить, как прежде, не участвовать в войне.
Словосочетание «быть побеждённым» для человека в ситуации войны оказывается неприемлемым. Тот, кто принял столько вызовов и прошёл столько испытаний, не считает себя побеждённым. Но герои моей серии фотографий не считают себя и победителями. Ведь сама идея победителя предполагает, что кто-то был побеждён, чья-то жизнь была втоптана в землю. Название «Победы побеждённых» связано с вопросом, который, как бы наивно ни звучал, мы, авторы выставки, задаём украинскому обществу: есть ли в этой войне победители и побеждённые? И если есть, кто они? Кто рассказывает нам об этой войне — победители или побеждённые?
Во время одной из дискуссий на выставке какой-то мужчина поднялся с задних рядов и сказал: «Вы показываете Донбасс через портреты шахтёров, через лица рабочих. А где же бандиты и барыги? Где все те, кто определяет жизнь в Донбассе? Вы сами не показываете нам правдивую картину, хоть и критикуете пропаганду». Есть и другие люди, которые переехали в Киев из Донбасса. Они приходят на выставку и говорят: «Да, мы видим на фотографиях заводы и рабочих. Но ведь Донбасс — это ещё и парки, и красивые места». Так и есть. Но мы говорим о том, что нам сейчас кажется наиболее значимым, определяющим наш взгляд на этот регион.
В ответ на упрёки сгодится и пример Киева. Тут можно фотографировать ухоженную Пейзажную аллею, а можно — разрушительные незаконные застройки, аварийные дома в центре города, где люди обречены на болезни и смерть, потому что дышат испарениями от прорванной канализации. В обоих случаях вы покажете Киев. Дело только в том, на чём фокусироваться, что считать «правдой».
В Донбассе меня интересовал труд, промышленность, государственные шахты. Мы забыли или даже никогда толком не знали, что такое производство в Украине и кто эти люди, которые на нём работают. Мы их совсем не знаем, мы потеряли с ними связь. Представьте, что вы вдруг потеряли связь с собственной рукой, её судьба вас не беспокоит. Много ли шансов, что такая разобщенность не закончится плачевно?
Весь проект развивался на освобождённых территориях, вдоль линии разграничения. Люди не просто остались там, они продолжили работать в шахтах, где им постоянно задерживали и всё ещё задерживают зарплату. Большинство из них устояло перед соблазном услышать российскую пропаганду и пойти в военизированные батальоны. Они не захотели тратить свою жизнь на войну. Меня очень интересовало это решение — жить, как прежде, не участвовать в войне.
Словосочетание «быть побеждённым» для человека в ситуации войны оказывается неприемлемым. Тот, кто принял столько вызовов и прошёл столько испытаний, не считает себя побеждённым. Но герои моей серии фотографий не считают себя и победителями. Ведь сама идея победителя предполагает, что кто-то был побеждён, чья-то жизнь была втоптана в землю. Название «Победы побеждённых» связано с вопросом, который, как бы наивно ни звучал, мы, авторы выставки, задаём украинскому обществу: есть ли в этой войне победители и побеждённые? И если есть, кто они? Кто рассказывает нам об этой войне — победители или побеждённые?
Во время одной из дискуссий на выставке какой-то мужчина поднялся с задних рядов и сказал: «Вы показываете Донбасс через портреты шахтёров, через лица рабочих. А где же бандиты и барыги? Где все те, кто определяет жизнь в Донбассе? Вы сами не показываете нам правдивую картину, хоть и критикуете пропаганду». Есть и другие люди, которые переехали в Киев из Донбасса. Они приходят на выставку и говорят: «Да, мы видим на фотографиях заводы и рабочих. Но ведь Донбасс — это ещё и парки, и красивые места». Так и есть. Но мы говорим о том, что нам сейчас кажется наиболее значимым, определяющим наш взгляд на этот регион.
В ответ на упрёки сгодится и пример Киева. Тут можно фотографировать ухоженную Пейзажную аллею, а можно — разрушительные незаконные застройки, аварийные дома в центре города, где люди обречены на болезни и смерть, потому что дышат испарениями от прорванной канализации. В обоих случаях вы покажете Киев. Дело только в том, на чём фокусироваться, что считать «правдой».
В Донбассе меня интересовал труд, промышленность, государственные шахты. Мы забыли или даже никогда толком не знали, что такое производство в Украине и кто эти люди, которые на нём работают. Мы их совсем не знаем, мы потеряли с ними связь. Представьте, что вы вдруг потеряли связь с собственной рукой, её судьба вас не беспокоит. Много ли шансов, что такая разобщенность не закончится плачевно?
Люди, которые работают в угольной промышленности, очень разные. Среди них есть невероятно похожие на нас с вами. Вечерами они читают книги, кое-кто учит английский. Многие получают второе высшее образование. Среди них много амбициозных молодых людей. Но война полностью разрушила их амбиции, а Украина ведёт себя в этой ситуации по-варварски. Она не поддержала этих людей. Она воспользовалась общественной растерянностью и начала удерживать их зарплаты.
Эта выставка — о том, как видят историю, творящуюся на наших глазах, конкретные люди. Например, история глазами 40-летней женщины, которая работает на шахте. Когда её мужу перестали платить, она нашла вторую работу. Практически перестала спать и в этом лунатическом состоянии наблюдала войну, обстрелы, взятие Лисичанска украинскими войсками, отступление сепаратистов, отъезд Стрелкова. Она видит эти события совсем не в той перспективе, в какой видит их, скажем, киевский военный пресс-атташе.
Или история шахтёра из города в округе Красноармейска. Ему всего 26 или 27 лет, и у него трое детей. Ему предложили пойти в «ополчение» с огромным окладом и привилегиями. На самом деле почти всем горнякам с его шахты сделали такое предложение. Шахтёры приняли коллективное решение отказаться. Тот 26-летний мужчина был растерян. Он ненавидел войну, не понимал её логики, не знал, кого винить в ней. К осени 2014 года после всех трагедий Киев и Москва стали для него равноудалёнными точками на карте. Но он обнищал, устал, ему нужно было поддерживать семью и троих детей. Я уехала из Красноармейска и не знала, какой выбор он сделает. Через какое-то время вернулась и встретила этого человека вновь. Я решилась спросить его: «Почему вы не пошли в «ополчение»? Там ведь предлагали довольно большую зарплату, там воюют ваши знакомые». Он ответил: «Никто из нас не пошёл, и уже поэтому я понял, что туда не надо идти».
Я думала над его словами и, среди прочего, поняла следующее. Если бы шахтёры ушли в «ополчение», шахта бы остановилась. В моногороде не смогли бы существовать детские сады и рынки, где покупают продукты шахтёрские семьи. Цепная реакция была бы еще более чудовищной, чем сама война. Коллективное решение не идти на войну спасло целый город.
Эта выставка — о том, как видят историю, творящуюся на наших глазах, конкретные люди. Например, история глазами 40-летней женщины, которая работает на шахте. Когда её мужу перестали платить, она нашла вторую работу. Практически перестала спать и в этом лунатическом состоянии наблюдала войну, обстрелы, взятие Лисичанска украинскими войсками, отступление сепаратистов, отъезд Стрелкова. Она видит эти события совсем не в той перспективе, в какой видит их, скажем, киевский военный пресс-атташе.
Или история шахтёра из города в округе Красноармейска. Ему всего 26 или 27 лет, и у него трое детей. Ему предложили пойти в «ополчение» с огромным окладом и привилегиями. На самом деле почти всем горнякам с его шахты сделали такое предложение. Шахтёры приняли коллективное решение отказаться. Тот 26-летний мужчина был растерян. Он ненавидел войну, не понимал её логики, не знал, кого винить в ней. К осени 2014 года после всех трагедий Киев и Москва стали для него равноудалёнными точками на карте. Но он обнищал, устал, ему нужно было поддерживать семью и троих детей. Я уехала из Красноармейска и не знала, какой выбор он сделает. Через какое-то время вернулась и встретила этого человека вновь. Я решилась спросить его: «Почему вы не пошли в «ополчение»? Там ведь предлагали довольно большую зарплату, там воюют ваши знакомые». Он ответил: «Никто из нас не пошёл, и уже поэтому я понял, что туда не надо идти».
Я думала над его словами и, среди прочего, поняла следующее. Если бы шахтёры ушли в «ополчение», шахта бы остановилась. В моногороде не смогли бы существовать детские сады и рынки, где покупают продукты шахтёрские семьи. Цепная реакция была бы еще более чудовищной, чем сама война. Коллективное решение не идти на войну спасло целый город.
Мне кажется, даже в жестоких условиях этой войны можно быть счастливым. Примером может быть история Веры Ястребовой — героини фотографии на афише проекта. Она юристка, работала в суде в Дебальцево. Потом начались обстрелы, оккупация. Её дом и квартиру разрушили, из её окна выглядывал остов невзорвавшейся ракеты. Перед оккупацией города она успела переехать в Лисичанск и устроилась юристом на шахту. Многое переосмыслила и стала правозащитницей. Вместе с коллегами Вера организовывает семинары по правовому самообразованию, открыла консультационный кабинет. Несмотря на огромное количество потерь и трудностей, она каждый день что-то меняет для себя и других. Мне кажется, все герои этого проекта, которые что-то меняют, участвуют в жизни других, счастливы. И это так заразительно, что рядом с ними я тоже испытала ощущение счастья.
После выставки я собираюсь снять видеоработу о женщинах, которые работают в промышленности. И надеюсь закончить книгу, которую уже начала писать. Она будет основана на интервью и разговорах, которые состоялись во время работы над этим проектом. Хочется рассказать об этих встречах и хочется, чтобы книга получилась весёлой. Ведь несмотря на весь ужас происходящего, мы, кажется, ещё способны на самоиронию.
После выставки я собираюсь снять видеоработу о женщинах, которые работают в промышленности. И надеюсь закончить книгу, которую уже начала писать. Она будет основана на интервью и разговорах, которые состоялись во время работы над этим проектом. Хочется рассказать об этих встречах и хочется, чтобы книга получилась весёлой. Ведь несмотря на весь ужас происходящего, мы, кажется, ещё способны на самоиронию.