В сравнении современности с историей важнее 2014 год, чем 2017-й. Именно тогда украинско-российские отношения «обнулились» и мы «вернулись» к состоянию 1917 года. В ноябре 1917-го УНР получила ультиматум Совнаркома, предшествовавший военной агрессии большевистской России против Украины. Агрессия стала началом большевистско-украинской войны.Тогда Украина проиграла, но победа большевиков была возможна только благодаря компромиссу с украинскими левыми силами ценой национально-культурной автономии. Компромисс дорого стоил Украине. Как только большевики укрепились у власти, они прибегли к тотальному разгрому украинской культуры и усмирению крестьянства Голодомором. Нужно помнить эти уроки истории.

Как и сто лет назад, мир находится в состоянии глубокого системного кризиса. Тогда отправной точкой стал 1914 год — начало Первой мировой войны. Для современности такой датой был экономический кризис 2008 года, который показал все диспропорции современной мировой системы. Нет непосредственных параллелей с историей столетней давности, есть только определённое сходство. История движется не по кругу, а от одного глобального кризиса к другому. Причины этих кризисов могут быть разными. Отличаются и последствия этих кризисов для стран с разным уровнем развития.

Всплеск национализма в странах ЕС объясняется страхом перед глобализацией, стирающей границы национальных государств. Правые популисты хорошо пользуются этими страхами, собирая щедрый электоральный урожай. Сравнивая современную ситуацию с 1930-ми, можно провести две выразительные параллели: экономический кризис и дискредитация старых властных элит, неспособных справиться с вызовами современности.

Во времена экономического упадка, стихийных бедствий и войн иррациональная сущность человека берёт верх и бал правит не разум, а страх. Brexit — иррациональный страх британцев перед глобализацией. Победа Трампа — совсем другие общественные механизмы. Это был «бунт против истеблишмента». Люди устали от чопорных политиков из старых политических династий. Они хотели чего-то нового, а Трамп, известный своим эксцентричным поведением, выглядел на общем фоне довольно живо.

В ближайшие годы смена власти не грозит России. Российский экономист Владислав Иноземцев классифицирует современный путинский режим как мягкую форму фашизма. Он считает, что «запас прочности» такого режима напрямую зависит от личности диктатора. Другими словами, в России вряд ли что-то поменяется, пока Путин жив. К тому же в случае радикализации ситуации международная реакция будет более активной, чем в случае с Ираном или Египтом. Россия — ядерное государство, и смена власти радикальным способом — угроза для всего мира. В случае отсутствия адекватных кандидатов Запад может поддержать режим Путина, чтобы не допустить радикалов к власти.

В глобальном смысле сейчас происходит противостояние «модернизма» и «традиции». Украина, как и Сирия, находится на линии разлома миров тех, кто стремится вернуться к старым моделям разделения мира по сферам влияния, и тех, кто хочет стереть границы как таковые. Человечество, к сожалению, не нашло лучшего способа выхода из глобального кризиса, чем война.
С точки зрения историка стоит смотреть на мир оптимистично: сколько ни ставь палки в колёса истории — прогресс не остановить. С точки зрения украинца нас ждут сложные времена, пока миропорядок не стабилизируется. К сожалению, на «спектакль» истории у украинцев билеты в первом ряду.

Я не верю в движение истории по кругу, спирали или любой другой фигуре. Несмотря на все катаклизмы, переживаемые человечеством, направление истории всё равно более или менее линейно. Мир меняется, и в основном эти изменения к лучшему. Кого-то перемены загоняют в тупик, но в результате внешнее давление всегда подталкивает к развитию.

Мир в 1914 году был готов к вой­не. Все её участники заготовили оружие для противостояния в масштабах Европы. Сейчас настолько масштабный конфликт невероятен. Кроме того, жив опыт двух войн. Российское «деды воевали» только звучит агрессивно. Большинство выкрикивающих этот лозунг не возьмёт в руки оружие.

Сегодня нет критической массы людей, готовых вести «недиванные» бои за пределами своего государства. Вооружённые конфликты в странах, участвовавших в прошлых войнах, могут иметь исключительно локальный характер. Постепенно они будут переходить в замороженное состояние. Это, однако, не умаляет возможность крайней жестокости таких конфликтов с перерастанием в настоящий геноцид, как это было на Балканах в 1990-х.

Легко объяснить реакцию людей на общее состояние беспокойства в мире, подобное тому, которое витало в воздухе в 1930-е годы. Оно действительно может привести к росту популярности парамилитарных движений, массовым вспышкам уличного насилия, поискам удобных «мальчиков для битья». Состояние тревожности, вызванное страхом перед регулярными террористическими актами, неизбежно порождает агрессию.

Вместе с тем мало кто верит в ядерную войну. Усвоен и исторический опыт правления ультраправых сил. Жители европейских стран, голосующие за праворадикалов, как и россияне, поддерживающие русский ревизионизм, или украинцы, участвующие в акциях местных праворадикальных сил, на самом деле не мечтают о фашизме. Это можно сказать и о тех, кто занимает сторону умеренно правых. Многие из них действительно готовы жертвовать гражданскими свободами и материальным благосостоянием, но есть предел таких жертв. Власть в руках правых приведёт к автаркии экономики и со временем к социальному коллапсу. В прошлом веке такие режимы могли существовать десятилетиями, но в современном мире это маловероятно.

Российская империя образца 1917 года имела сравнительно сильное гражданское общество и нелояльную императору армию. По состоянию на начало 2017 года власть Путина популярна в России, а силовики поддерживают его даже больше, чем население. Другое дело — 1914 год, который действительно более похож на 2017-й. Тогда была подобная ура-патриотическая эйфория, хотя теперь на неё наложен травматический опыт всего XX столетия.

Диктаторы приходят и уходят. Они стареют. Россия, учитывая наличие у неё ядерного оружия, — нетипичная диктатура. В отличие от ушедших без особых потрясений режимов Салазара или Франко, нынешние российские власти вовлечены в самоубийственные авантюры с Крымом и войной в Донбассе, поддержкой непризнанных режимов в Абхазии и Южной Осетии, Приднестровье и Нагорном Карабахе. Наличие под боком горячих и условно горячих точек вместе с огромным ядерным потенциалом, колоссальным социальным неравенством и чудовищным разрывом в благосостоянии регионов взрывоопасно. Тем не менее подобный взрыв — не перспектива двух-трёх лет.

Ялтинский мир и Потсдамская конференция ушли в прошлое. Нарушены их основные принципы.

Говорят, что миром правят умные люди, но это не так. Есть знаменитая фраза Черчилля: «Демократия — худшая форма правления, просто ничего лучшего не нашли». Что произошло во время Brexit? Власть большинства. Разбиралось ли большинство в экономике, политике, политических последствиях или просто шло за популистами? Демократия — не лучший способ правления, потому что мы не можем при ней нивелировать примитивные и безграмотные течения. Та часть, которая понимает последствия решений, в меньшинстве. Или мы перестаём быть демократами, или попадём в ситуацию, в которой оказалась Великобритания.

Период турбулентности — время кризиса нынешних принципов управления обществом. Можно ли уменьшить турбулентность, если за штурвалом самолёта сидит не профессиональный пилот, а избранный из числа пассажиров самый крикливый и самый глупый? У меня нет оптимистического прогноза даже на 30 лет. Мы вступили в период истории человечества, когда к власти будут приходить не самые умные и образованные люди. Это период, когда мы перестаём контролировать своё общество. Как и в феврале 1917 года, декларируем демократические принципы управления там, где они могут привести к катастрофе. Когда новый год начинается со взрывов, стрельбы, захвата заложников, это не добавляет оптимизма.

Место столкновений цивилизаций — конфликты в Израиле, Ираке, Ливии. Самый яркий пример — Муаммар Каддафи. Его не нужно было трогать — бедуинами должен править бедуин по законам бедуинов. Огромная ошибка западной цивилизации, к которой мы тоже относимся, — наше желание заставить всех вокруг жить по нашим принципам. Если бы соблюдался принцип неприкосновенности территорий, не было бы многих цивилизационных войн. Когда мы пытаемся привнести свою цивилизацию, получаем только пьянство и инфекционные болезни. Со временем состояние турбулентности будет только усугубляться из-за вмешательства в чужие цивилизационные процессы.

Меня больше беспокоит цивилизационная война между нами и Россией. Россия — мощная самодержавная империя, которая стремится установить status quo, а Украина — изначально анархическая территория с мощными демократическими традициями. На общей цивилизационной карте наши шансы на успех малы. Украина тянется к демократиям, имея внутри анархию и мощную самодержавную империю за стеной. Не будет деления Украины западным миром и Россией. В «17 мгновениях весны» Мюллер сказал Штирлицу: «Не считайте себя фигурой, равной Черчиллю». Украина — большая страна в центре Европы, но мы не являемся вожделенной целью США. Для России же мы важны.

У Украины есть два пути развития: экстенсивный и интенсивный. Экстенсивный — в сторону России, это означает «покрыться мхом» и лежать дальше. Интенсивный — движение на запад и смена принципов с монархической вертикали на построение демократического общества. Нам пытаются помочь с двух сторон. С одной — те, с кем мы были вместе 350 лет. Они предлагают оставить научный прогресс, пыхтя «Адмиралом Кузнецовым», оставить политику и руководствоваться принципом «мы можем всех под себя подмять». Второй путь — заменить всё, начиная с контроля качества и заканчивая работой предприятий. Украина стоит в состоянии шпагата. Долго мы так не сможем — никого из нас не будут кормить с ложки. Ближайшие десять лет покажут, кто выиграет.

История может ходить по кругу только в обществах, которые функционируют циклично. Это однозначно не про нас. Циклическая модель мира встречается в традиционных, аграрных и феодальных обществах. Современные общества развиваются линейно и скачкообразно.

Исторические науки, как и социальные и экономические, оказались неспособными предсказывать будущее, а особенно — внезапные катаклизмы или кризисы, в ритме которых формируется современная цивилизация. Исторические параллели завораживают и соблазняют, но зачастую это не более чем интеллектуальные конструкции, порождающие политические мифы. Объясняя какие-то события историческими терминами-метафорами, мы теряем понимание специфики каждого из этих событий, их особенный контекст.

Современные революции так же неизбежны, как и сто лет назад, поскольку основное противоречие модерной истории — между капиталом, стремящимся к неограниченному обогащению, и миром наёмного труда, который борется с нищетой. В этом и проявляются параллели с 1917 годом. Украина живёт от Майдана до Майдана. Она беременна социальной революцией. Поскольку очередной Майдан не смог решить социальные вопросы, в стране возникает олигархическая реакция, приводящая к неминуемому взрыву.

Подобный взрыв ждёт и послепутинскую Россию. Похоже на ситуацию, предшествовавшую 1914 году. Уже тогда на улицах Санкт-Петербурга появились баррикады, была революционная ситуация. Война только отстрочила революцию. Не стоит забывать и о том, что войны часто становятся не детонатором социальных революций, а превентивными контрреволюционными мерами со стороны элит. Другое дело, что они могут ускользать из-под их контроля. Социальные изменения вызревают сейчас во всей Европе.

Терроризм, войны, неолиберальные реформы, исламо-фашизм, путинизм, подъём альтернативных правых движений и лидеров — все эти явления оживляют призрак социальной революции. Для обозначения такой ситуации Грамши предложил термин «пассивная революция» — элиты сохраняют свой статус-кво благодаря имитации изменений. Это хорошо характеризует феномен Трампа. Такие люди, как он, давно в политике: они её финансируют, формируют риторику, настроение и стиль. Клинтон не могла предложить ничего, кроме текущего положения вещей, лишь подстраиваясь под популизм Трампа. Избиратели вполне справедливо восприняли это за лицемерную игру. С победой Трампа ничего не изменится — он быстро вернётся к старой системе, потому что он — её органическая часть.

Обложка: Сергей Гетун. Фото: Getty Images, из личных архивов