— В детстве вы мечтали стать фотографом?
— В детстве я мечтал стать художником, как мой дедушка. До седьмого класса интересовался искусством. Я рисовал какие-то спортивные сцены, например, игроков в баскетбол, зависших в воздухе во время броска мяча. Но в седьмом классе преподаватель плохо отзывалась о моём художественном стиле. Когда умер мой дедушка, мне досталась старая камера Argus 1950-х годов. В школе была «тёмная комната», где можно было проявлять плёнки. К тому же учитель по английскому оказался фотографом, он открыл клуб фотолюбителей. Сначала результаты были ужасными, но сам процесс казался фантастическим. Всё начало получаться во время обучения. Я действительно хотел рисовать, но фотография лучше подходила для той тематики, с которой я хотел работать: спорт, жизнь улиц, портреты.

В старшей школе мы с другом соорудили «тёмные комнаты» в своих домах. Тогда я работал с 50-милиметровыми линзами с диафрагмой 1,8. Люди постоянно шутили: «Наверно, ты спишь со своей камерой», потому что никогда не видели меня без нее. Я даже рад, что мой преподаватель так скептически ко мне относилась, потому что фотография мне действительно больше подходит.

— Что повлияло на ваш выбор профессии?
— Недавно я нашёл коробку со старыми вещами, сувенирами, документами и газетой, которую делал в детстве со своим двоюродным братом. У моей бабушки было 13 детей, а у меня около 90 двоюродных братьев и сестёр. Каждое воскресенье мы собирались, это было классическим польским воскресным ужином. Тогда с одним из братьев мы решили делать газету. Нам было по девять лет. Вечерами мы расспрашивали родственников, что с ними произошло за неделю, писали их истории. Конечно, мы не могли делать много копий — нам приходилось использовать кальку, поэтому у нас каждый раз выходило всего четыре экземпляра газеты. Мы продавали их за копейки знакомым, потом забирали у них газеты и снова перепродавали. Конечно, моя история не связана с фотографией, но она объясняет, почему я увлёкся фотожурналистикой, — мне было интересно, что происходит в жизни людей.

Камера была ключом к закрытому миру. Если где-то недалеко от дома проходил концерт, я писал письмо организаторам, чтобы получить пропуск за кулисы. Это были времена великих групп, таких как AC/DC и Black Sabbath. Мне было пятнадцать, а я мог снимать бэкстэйдж концертов. Ещё я фотографировал футболистов и политиков. Сейчас рассказываю детям, что мне не очень нравится наблюдать за футбольным матчем с трибун, потому что я привык следить за игрой с бровки футбольного поля.

Всегда чувствовал, что я прежде всего журналист, а не фотограф. Просто я лучше говорю о том, о чём хочу сказать, с помощью камеры, чем с помощью слов.

— Как вы учились фотографии?
— С самого начала я хотел учиться в школе, где все уроки были бы посвящены фотографии. Рад, что я так не поступил. Для того чтобы быть фотожурналистом, не нужно огромное количество фотоклассов — достаточно просто учиться работать с камерой. Я допускал много ошибок и учился на этих ошибках.

Но больше всего я учился во время стажировок. Все десять месяцев стажировки в газете я делал то же, что и журналисты, которые работают в штате. После выпуска получил работу в The Denver Post, за четыре года научился там всему. Хотя поначалу было ужасно скучно. Я был младше всех, фотографировал каких-то кошек и собак, которым нужен был новый дом. В то же время мои коллеги фотографировали, к примеру, Олимпиаду, у них выходили интересные истории. Наконец понял, что они сами предлагали свои истории, а не ждали заданий от редакции. Тогда я начал слушать национальное радио, читать The Washington Post и New York Times, искал там истории, которыми смогу заинтересовать редакторов. Помню, как мои старшие коллеги злились, когда им отказали в поездке в Мексику: «Вы не можете туда поехать, потому что эту историю уже предложил Чемберлин». Конечно, я наделал много ошибок за эти четыре года, но понял, как должен работать журналист.

Редакторам не нужны отдельные фотографии, если речь не идёт о моменте убийства российского посла в Стамбуле. Ваши фотографии могут быть просто великолепными, но это не поможет, если в них нет никакой истории. Издания покупают идеи, истории, а не отдельные снимки.

— Насколько важна увлечённость фотографа тем, что он делает?
— Без страсти фотожурналистика невозможна. Я вспоминаю о чешском фотографе Йозефе Куделке. Он один из самых известных фотографов в мире, наверное, за последние сто лет. Я помню, как зашёл в кабинет главного фоторедактора одного крупного журнала. На стене висели несколько фотографий, подписанных Куделкой. Я спросил, работал ли Куделка на этот журнал. Редактор сказал: «Конечно нет. Этот парень сумасшедший. Для него дедлайны не значат ничего, и он может прислать фотографии с опозданием на два года. Он гений, но он не может на нас работать так, как нам нужно». Иногда, выбирая между кем-то невероятно талантливым и тем, кто очень много работает, нужно нанимать того, кто много работает.

Хороший журналист — тот, кто одержим работой 24 часа в сутки. Это как с врачами. Если врач в отпуске, и он видит, что кому-то плохо, он ведь будет спасать человека. Так же и хороший журналист будет работать всегда, даже если он не на работе. Именно эта страсть, которая не позволяет выключиться, важнее всего.

— Кто ваш кумир в фотожурналистике?
— Когда я был совсем юным, кумиром был Уильям Юджин Смит. Я читал о нём всё, что только возможно найти, и просмотрел все доступные фотографии. Помню, как на стажировке в газете Рочестера я попал в лучший в стране Музей фотографии Нью-Йорка. Там были работы Смита, и они были такого качества, которого я никогда не видел в своей жизни. Внезапно я заметил фотографию, на которой вместо головы человека развевался американский флаг. Снимок сделал Роберт Франк. Со временем стали говорить, что мои фотографии композиционно и стилистически напоминают снимки Франка. Следующим фотографом, который сильно меня заинтересовал, и был как раз Йозеф Куделка. Особенно поразили его истории о ромах. Когда я перешёл к цветным работам, меня вдохновлял Сэм Эйбл.

— За что вас наградили Пулитцеровской премией?
— В 22 года у меня была стажировка в газете Fort Wayne News-Sentinel в Индиане. Год спустя там произошло серьёзное наводнение, около 250 тысяч человек потеряли свой дом. В Индиану съехались журналисты со всего мира, газетам, работающим там, не помешали бы лишние руки. Мне позвонили из Fort Wayne News-Sentinel и предложили поработать с ними несколько недель. Конечно, я согласился. На месте понял, что все фотографы работают днём, присылая фотографии к дедлайну — 19 или 20 часам. После этого они, как принято, собирались где-то в баре, ужинали и выпивали. Я же решил фотографировать ночью, делал фото солдат национальной гвардии и затопленных ландшафтов на очень большой выдержке. Ночью всё выглядит по-другому, вода становится зеркалом, в котором отражаются дома. В следующем году газета сделала календарь, куда попали многие из моих ночных фотографий. Позже я узнал от Fort Wayne News-Sentinel, что работа редакции, в том числе и моя, награждена Пулитцеровской премией.

Через несколько лет я работал в The Denver Post. Вместе с коллегами ходил в магазины, где продавались особые бутылки с молоком — на них были размещены фотографии похищенных или пропавших детей. Редактор дал задание узнать, откуда они, их имена. Обнаружилось, что дети не исчезали, не было никаких похитителей — их, как правило, забирал отец, с которым мать ребёнка была в разводе. Главный редактор был в восторге, он сказал, что это прекрасная история. Текст статьи готовили звёзды журналистики. За этот материал издание получило Пулитцеровскую премию.

— Как вы находите интересные истории?
— Всегда всё сводится к общению. Нужно уметь слушать. Нужно бывать в новых для себя местах. Нужно учиться смотреть глубже.
У меня много девайсов. Однажды в аэропорту надо мной даже шутили, когда я достал четыре разных устройства Apple. Но иногда понимаю, что стоит всё это выключить и обратить внимание на то, что меня окружает. Только так можно найти стоящую историю. Именно поэтому, например, люблю путешествовать поездами. Так я узнал много вещей об Украине, разговаривая с незнакомкой. Её не беспокоило, что я не понимаю украинский язык, она просто пыталась со мной общаться. Я говорил по-польски, использовал какие-то украинские слова, Google-переводчик. Из таких разговоров можно сделать художественные зарисовки, изменив имена героев.

Помню, как мой сын накопил денег, чтобы купить новую игровую приставку. Он играл в неё, не отрываясь. Однажды я заметил, какой замечательный свет падает от этого устройства на лицо сына, когда он лежит в темноте. Конечно, я не сдержался, взял камеру, штатив и стал фотографировать. Так начался мой проект о людях и экранах — Screen Culture. В этой серии фотографий единственным источником света был экран устройства — приставки, компьютера, телевизора. Как-то я фотографировал семью у них дома. Каждый вечер в этой семье проходил одинаково. Сын играл в компьютерные игры, дочка писала сотни сообщений в социальных сетях и было слышно лишь шуршание клавиатуры, отец лежал на диване с содовой в руках и смотрел телевизор, а мать сидела на кухне и играла на ноутбуке в солитер. Никто не общался друг с другом.

— Какие истории вам больше всего запомнились?
— Когда меня спрашивают, какая моя самая интересная история, всегда отвечаю, что последняя. Как-то для The New York Times я готовил историю о попкорне, о парне, который выращивал для попкорна двухсотлетний сорт кукурузы. Я скептически отнёсся к этому заданию, но, когда поговорил с парнем, заинтересовался настолько, что история показалась мне прекрасной.

Больше всего меня изменил чёрно-белый проект в Польше. Я начал над ним работать, когда поступил в колледж, мне дали стипендию для проекта. До этого я никогда не бывал за границей, даже не летал в самолёте. Эта работа перевернула мой мир с ног на голову. Я был молодым и наивным, влюбился в эту часть мира.

Другой пример. Какое-то время я работал в газете «Солидарности» в Гданьске. Я делал фотографии с первого конгресса этого профсоюза в 1981 году. Люди, которые тогда выступали со сцены, вскоре стали известными политиками, министрами, вошли в состав нового правительства. Я ходил по залу, искал нужный ракурс и вдруг заметил, что за сценой стоит статуя Ленина. Он стоял прямо за баннером «Солидарность». Я весь день ловил момент, чтобы кто-то поднялся на сцену и попал в кадр вместе с баннером партии и Лениным. И наконец я увидел, что кто-то поднялся и сказал: «Вы меня не слушаете!». Конечно, я сразу сделал снимок. Это мой любимый снимок из Польши. Я тогда опоздал на все встречи, опоздал к жене, но я безум­но радовался, что у меня вышла та фотография.

Ещё история. Я снимал во время президентской кампании Барака Обамы. Люди, которые работали на кандидата, всегда были рядом с ним и постоянно проверяли сообщения в телефонах. Я никак не мог снять их. Я попросил сфотографировать одного из них в туалете — но у него и там был телефон в руках и он постоянно обновлял сообщения.

— Сначала вы делали исключительно чёрно-белые снимки, потом перешли в цвет. Что повлияло на это?
— Я долго сопротивлялся цветной фотографии, но пришёл момент, когда сопротивление стало бессмысленным: издания покупали только цветные снимки. Помню, как купил сто цветных плёнок, когда они заканчивались, фотографирование в цвете перестало быть непривычным. Сейчас я думаю в цвете, даже когда делаю чёрно-белые снимки.

Иногда чёрно-белая фотография придаёт особую атмосферу, позволяет объединить настроение работ, снятых в помещении, в баре и на улице. К примеру, я вернулся к чёрно-белой съёмке, когда фотографировал в гей-баре. Но ведь цветные фотографии не всегда яркие и пёстрые, они могут быть монохромными — двухцветными или трёхцветными.

— Как ваша серия из Калининграда?
— Именно. Ту историю попросил снять National Geographic. На проект ушло около семи месяцев. Первое время я даже не фотографировал, а просто общался с людьми. Мой любимый снимок оттуда — девочка на санках. Я сделал его так, чтобы на заднем фоне были видны символы Калининграда.

— Какую профессию вы бы выбрали, если бы не стали фотожурналистом?
— Аудиографа. Я хотел бы работать с историями. Иногда люди не хотят рассказывать свои истории на камеру, но охотно делятся ими в рассказах. Нужно только слушать. Я обожаю фотографировать, но иногда фотографии не идеальны для того, чтобы рассказать историю.