1977 год, утро, старенький книжный магазин в Париже. Звенит дверной колокольчик, сообщая о появлении покупателя. Продавцы, улыбчивые, но строгие надзиратели царства фолиантов, быстрым взглядом оценивают клиента.

Посетителем оказался мсье Дутли, бледный юноша двадцати с небольшим лет. Поношенная, но чистая одежда, слегка потёртая обувь и мечтательный голодный взгляд выдают в нём типичного представителя западных интеллектуалов конца 70-х. Консультанты здороваются с ним приветливо, но немного разочарованно. Мсье Дутли не представляет для них ни интереса, ни опасности: он слишком беден, чтобы приобрести понравившуюся книгу, и слишком порядочен, чтобы попытаться её украсть.

Продавцам давно примелькался этот посетитель, они знают, как пройдёт и чем закончится очередной его визит. Молодого человека интересует единственная полка — та, на которой «поселился» трёхтомник Мандельштама. Мсье Дутли будет долго любоваться обложкой, непременно заглянет внутрь, зацепится взглядом за одно из стихотворений и, возможно, удивлённо пробормочет что-то себе под нос. Этот трёхтомник — неподцензурное издание, выпущенное американцами. Потом посетитель вернёт понравившуюся книгу на место и покинет лавку — чтобы через несколько дней снова сюда вернуться.

Скучающие продавцы не догадываются о том, что сегодня у мсье Дутли особенный день. Затянувшиеся смотрины наконец закончатся покупкой. Молодой человек заплатит круглую сумму и уйдёт, бережно прижимая книги к груди.

Книжный шопинг надолго запомнится застенчивому сероглазому юноше. Чтобы сэкономить на покупку трёхтомника, парень обрёк себя на недоедание.

Дутли-мечтатель vs Дутли-реалист: 1:0.

Напоминание о физическом голоде ради утоления голода интеллектуального до сих пор вызывает у 62-летнего выпускника Сорбонны Ральфа Дутли заметное смущение:

— Откуда вы узнали о том случае? Не помню, чтобы рассказывал о нём журналистам. В Париже я действительно жил скромно, денег не хватало, а книги уже тогда были моей страстью. Чтобы приобрести тот трёхтомник, пришлось немного поголодать. Можно сказать, сесть на вынужденную диету. Однако это не сравнить с тем, что пережили Мандельштам и Сутин.

О французском художнике мой собеседник вспомнил не случайно. Именно Хаим Сутин вдохновил лингвиста попробовать себя в новой роли. Ради него Ральф Дутли на время отказался от перевода чужих произведений и взялся писать своё. Так появилась книга «Последнее странствие Сутина».

Переводчик, который публикует свой роман, сродни бэк-вокалисту, записавшему первый сольный альбом. Со стороны он кажется смельчаком и героем, вышедшим из тени чужой славы. Однако сам Дутли о смене деятельности и внутренней революции вспоминает как о чём-то естественном и предсказуемом.

С творчеством Хаима Сутина филолог познакомился в 1989-м, в Шартре, за сотню километров от Парижа. Сегодня уже не вспомнить, какое из полотен первым бросилось ему в глаза. Тем не менее он сразу же почувствовал: эти картины обладают не меньшей энергией, чем произведения любимых им Мандельштама, Бродского и Цветаевой.

— Я моментально почувствовал силу в этих полотнах. Я не выбирал поэтов для перевода, не выбирал и героя для своего романа — они сами меня выбрали, им удалось овладеть моим воображением. Каждая картина Хаима Сутина — землетрясение. Всё в ней движется, живёт, дышит силой. В каждом из героев портретов Сутина чувствуются переживания, страсть, беспокойство.

Неравнодушие, заложенное в этих картинах, передалось и Дутли. Мы начинаем обсуждать неоднозначную реакцию читателей на «Последнее странствие Сутина», и речь невозмутимого писателя становится эмоциональной. Мягкое «л», единственное, что выдаёт в его речи иностранца, вдруг становится твёрже. Писатель жалуется: читатель не был готов к трансформации автора. Узнав, что биограф Мандельштама опубликовал роман о представителе «парижской школы», многие решили, что это будет ещё одно жизнеописание. В итоге новоявленному прозаику пришлось отмахиваться от удивлённых, а временами и возмущённых вопросов о достоверности тех или иных деталей. Кажется, эта ситуация тревожит его до сих пор:

— Произошло недоразумение. Я не писал биографию художника. Я создавал роман, выдумку, игру воображения. Фактов в книге — половина, остальное не имеет ничего общего с реальностью. Это роман о жизни и смерти, боли и искусстве, размышление на тему богословия.

Сутина везут в Париж на операцию, и чтобы вытерпеть невероятную боль, он принимает морфин. Получив лекарство, художник бредит, вспоминает события своей жизни. Воображение подсказывает ему, что он едет в белый рай. Это клиника или тюрьма. Там Сутина встречает доктор Готт — доктор Бог, морфинная версия Бога, пародия на Бога.

Доктор Бог запрещает Сутину писать картины, а взамен освобождает художника от боли. Но в белом раю, где нет цветов, Сутину-колористу неудобно, тесно. Он не знает, чем себя занять. Хаим блуждает по клинике и находит мусор, вещи художников — краски, холст. Он прячется в подвале, снова пишет картины. А боль? Она возвращается к нему. Потом, конечно, его выбрасывают из рая. А конец — это смерть. Душа поднимается над парижским кладбищем Монпарнас, она смеётся и освобождается от земных тягот и проблем. Это беллетристика.

Волшебное слово «беллетристика» — спасательный круг, избавляющий от необходимости тонуть в многочисленных вопросах. Оно к тому же значительно упрощает жизнь. К примеру, Дутли ни разу не был в Беларуси, на родине Хаима Сутина. А зачем? Для того, кто взялся за беллетристику, подобные командировки необязательны. Писатель уверен: в жизни его героя Минск, как и Вильнюс, — лишь «отправные точки», а всё наиболее интересное произошло во Франции, в Париже и Сёре. В Париже Дутли чувствует себя как дома, а значит, ехать в белорусскую глушь — лишнее.

— Вот в случае с Мандельштамом я был биографом, хотел знать о нём всё, мечтал побывать у него на родине, — опустив глаза, вспоминает Дутли.

Долгое время, «до Горбачёва», эта мечта оставалась неосуществимой: швейцарского лингвиста не пускали в СССР. Причина — переводил «не тех» поэтов, а значит, был нежеланным гостем. Попасть в Россию удалось лишь спустя годы, на празднование 100-летия Мандельштама. В 1991-м он побывал в Питере и Москве, через три года — в Воронеже.

Наблюдая за моей реакцией, Дутли признаётся: совсем недавно он получил ещё несколько приглашений — зовут в Красноярск и Петербург.

— Я отказался. У меня другие дела — новый роман, новые миры. Автора, который написал роман о Сутине, больше нет. Я уже другой, в других местах. Перед вами другой человек, другой сумасшедший.

Через некоторое время становится понятно: хитрит. В отличие от некоторых коллег-писателей, не особо разбирающихся в том, что происходит в мире, а потому действительно напоминающих сумасшедших, Дутли находит время на анализ новостей. Правда, делать это без эмоций у него больше не получается. Виной тому — еврей Хаим Сутин, тот, которому в своё время пришлось прятаться от французских нацистов в катафалке. Именно он заставил своего почти-биографа (половина романа — достоверные факты, помните?) пересмотреть взгляды на многие вещи. А ещё — научил состраданию.

Становится понятно: новые интересы — не единственная причина отказа от турне по России.

— Война между Россией и Украиной тоже повлияла на моё решение. Очень прискорбно. Не хочется путешествовать по стране, которая… — он делает многозначительную паузу. — Меня огорчает то, что сейчас происходит на востоке Украины. Зачем так издеваться над людьми? Почему здесь война? Я не понимаю. Я сочувствую украинцам.

Дутли-мечтатель vs Дутли-реалист: 1:1.

Складывается впечатление, что решение отказаться от путешествий по России далось Дутли непросто. Хочется приободрить его: он может посетить Киев, ведь именно здесь, в украинской столице, его любимый поэт познакомился с будущей женой. Однако лингвист снова примеряет маску сумасшедшего, уверяя, что его лучшие путешествия — воображаемые.

— Они переносят меня в любую точку мира, в любое время, к любым собеседникам. Этого хватает. Посмотрите на стеллажи за моей спиной. Книги, которые вы видите, — это корабли и самолёты, которые могут доставить меня в любую точку на карте.

Одно из таких суден — Die Liebenden von Mantua («Любовники из Мантуи»), второй роман писателя. Главные герои в нём — Ромео и Джульетта эпохи неолита. Их останки, которым по шесть тысяч лет, по словам Дутли, «обнимаются и улыбаются».

— Речь идёт о новой религии любви. Сумасшедший, да ещё и убийца, ворует ценную для археологов пару, этот безумец хочет создать новую религию. Писатель попытается отыскать пропажу. Довольно провокационно: создатель религии — убийца.

Сюжеты Дутли не перестают впечатлять миксом реальности и фантазии. История о новой религии — выдумка, а вот археологическая находка — факт. Действия романа разворачиваются в реальном городе Мантуя, спустя год после землетрясения, которое действительно случилось в мае 2012-го. Кажется, новый роман — еще одно поле боя, на котором Дутли-мечтатель вступает в схватку с Дутли-реалистом. Правда, в любом случае победит третья сторона — читатель.

Дутли-мечтатель vs Дутли-реалист: 2:1.