«Это андеграунд, детка», — сообщает подруге заглянувший в ворота парень. «Даже слишком», — откликается длинноногая «детка», царапая красным ногтем ржавчину на воротах. «Но если вечером, с подсветкой в темноте… Сцена, кажется, настоящая».

Сколоченная из досок, с чёрными сиденьями от стульев и стояками от микрофонов сцена тихонько фонит. Весь двор звучит так, как звучат летом обречённые на снос киевские дворы. Далёкими окриками беспокойных мамаш, обрывками стихийной уличной поэзии, гулом транспорта. Сочным шлепком мокрой тряпки, обрушившейся со второго этажа.

Дворик на Ильинской во всех смыслах уходит в небо. Его скоро снесут, на его месте будет новое здание. На втором этаже пока ещё существующей постройки нет крыши.

В принципе здесь всё без крыши. И все.

Хозяева угодья и творцы уникальной атмосферы — Вика Журавлёва и Ян Голубь. Я знаю их много лет, с 2009-го, года основания ими интернет-канала betv. Канал был одной из первых в Украине попыток создания профессионального интернет-телевидения. Тогда я искренне не понимала, когда эти люди спят, едят и какими силами держатся на ногах.

Съёмки значимых культурных событий. Круглосуточное дежурство с камерами на фестивалях по всей Украине. Ночные афтепати, интервью, фешн-показы, собственная программа о музыке. Вика и Ян напоминали двух взлохмаченных привидений с блуждающими горящими взглядами. Были везде, возникали из воздуха и при этом умудрялись транслировать в сетевом эфире качественную, красивую съёмку. Даже самых эстетически безнадёжных мест.

Дворик на Ильинской изначально был локацией bеtv. Идея интернет-телевидения себя не оправдала, оказалась нерентабельной. В 2014 году betv организовали фестиваль «16+», подтянув остальных обитателей Арт-дворика — уже не существующий клуб KONTRAPUNKT, творческую мастерскую EFIR и других.

Сейчас в Арт-дворике площадка фестиваля Sixteenplus Weekend, прямого наследника «16+».

Бесплатные концерты и кинопоказы, неформатные для других мест, — главные события феста.

Читать здешнюю афишу — удовольствие не для слабонервных журналистов, уважающих слово «формат». Калейдоскоп имён и событий. От породистих театральных постановок до дворовых поэтических посиделок. От основоположницы отечественной электронной музыки Аллы Загайкевич и монстра украинской электроакустики Юрия Зморовича до мало кому известной группы из Винницы «Телеграф».

Ян наткнулся на молодую команду в Сети и пришёл в восторг. Прошу поставить. Ставит. Внимательно наблюдает за моим вытягивающимся лицом. Доволен произведённым эффектом: «Меня несколько раз спрашивали, не молодой ли это Том Вейтс. Мы ребятам написали, пригласили выступить. У них было всего три песни, пришлось отказаться от идеи. Но они подумали, перезвонили. Уже играли у нас».

В этом году на Ильинской стали бывать иностранцы. Только что ушли 15 весёлых французов в полном восторге от обстановки. Предложили своё выступление с оркестром, клоунадой и кабаре. Взамен попросили бокал пива каждому. На том, ко всеобщему удовольствию, и порешили.

В воротах появляется неумытое лицо мужского пола лет 15–16. Хлопает глазами: «А правда, что у вас тут Пипа сидит?» Пипа, известный рок-музыкант, один из основателей группы «ВВ», фронтмен группы «Борщ», лидер команды @Traktor, тут действительно сидит. Очень часто по вечерам, в качестве гостя. Время от времени играет, приводя в восторг годами верную ему аудиторию.

Среди завсегдатаев резиденции и другие зубры отечественной альтернативной сцены: фронтмен «Вагоновожатых» Антон Слепаков, лидер рок-группы «Нечто совершенно иное» Роман Матчин, почти полный состав андеграундных коллективов «Куклы Клауса», «Кривичи» и другие.

Спрашиваю у Антона Слепакова, что его приводит на Ильинскую. «Арт-дворик по духу напоминает берлинский сквот, — следует ответ. — Мне кажется, такие места и позволяют сейчас называть Киев новым Берлином. Атмосфера необычная. Что-то подобное творилось в начале 1990-х, когда музыканты координировались несколькими группами, собирали аппарат, площадку и самозабвенно творили. На Ильинской довольно часто можно встретить людей, которых я в последний раз видел в 1993-м».

«Вагоновожатые» здесь ещё не играли и вроде бы пока не собираются. А вот эксцентричный пост-панковский коллектив «Хамерман Знищує Віруси» расцвёл именно на Ильинской.

«Мы были герметичным проектом, выступали с записью музыки на флешке, — рассказывает фронтмен «ХЗВ» Альберт Цукренко. — Ян предложил попробовать поработать со струнным квартетом. Оказалось, что настоящим, а не таким, как мы, музыкантам, с нами интересно. Им нравится ввязываться во что-то весёлое».

Спрашиваю у Альберта, переживает ли он по поводу того, что двор скоро исчезнет. Оказывается, не очень: «Атмосферу творческой свободы создали люди, а не место. Дорогие крутые музыканты и начинающие творцы реализовывают здесь то, что не могут реализовать нигде. Ян создаёт вокруг себя сильное музыкальное поле, при этом никак не выпячивает себя. Вика бескорыстная и практичная. На ней вся оргработа. Она профи, суперпрокачанный журналист, редактор. И при этом занимается андеграундом. И, знаешь, это патологически скромные люди»

В представлении Алика в Яне и Вике есть что-то «очень киевское». Принимают всех, создают атмосферу, сами уходят в тень. Сочетание «столичности и классной праздности безвременья» — то, что они несут с собой, где бы ни оказались.

Спрашиваю у Вики, переедет ли на новое место большой плюшевый пёс, один из символов дворика. «Конечно. Собаку нашёл на помойке фотограф и мой друг Александр Брамс, отмыл и подарил мне. Ян пытался несколько раз выкинуть, но я находила её и приносила обратно».

Думаю, что пёс похож на идею андеграунда. Её постоянно кто-то норовит выкинуть с корабля современности. Но всегда находится ещё кто-то, кто подбирает, отмывает и ставит на место.

Из первого двора с собаками перемещаемся во второй, с баром, столиками, накрытыми скатёрками из мешковины, экраном и белой дверью, прислонённой к кирпичной стене. Оконные проёмы с растущими в них деревьями. Обстановка — мечта авангардного фотографа.

«Это дверь группы Paranoise. На ней лучше всего становится аппаратура. Просили за ними зарезервировать и никому никогда не давать», — когда речь заходит о любимой группе, Вика оживляется.

Paranoise-band — резиденты дворика на Ильинской. Их вечер — вторник. В этом году творится что-то невероятное. Публика валом валит на выступления бэнда, среди слушателей — неожиданные в этом дискурсе гламурные девушки.

«У Paranoise-band офигенный барабанщик Лёша Артёмов, — моя собеседница расцветает на глазах. — Он живёт в Америке, пару раз в год приезжает поиграть. Гитаристы — один из Сум, другой из Харькова. Постоянный состав — дуэт Павел Лисовский и Станислав Бобрицкий».

Накануне вечером Бобрицкий был на Ильинской с синтезатором. Играли «дегенеративный фриджазрок». Станислав на ходу сочинял музыкальные алгоритмы, они графически выводились на экран. «Смотришь и понимаешь, что человек не пасьянсы раскладывает. Видно, что он делает, где нажимает и почему всё так играет, а не иначе. Ритм-бокс с непредсказуемыми последствиями», — Журавлёва почти хохочет.

«По духу это то, что мне хочется слушать. Экспериментальная-преэкспериментальная красивая музыка. Это важно для нас — готовность к экспериментам. И на другой локации у нас тоже не будет каверщиков».

«Мало хипстеров», некрашенные полеты, афиши, часть которых от руки нарисована музыкантами, и свободный вход — то, что точно переедет с ребятами на новое место.

Антон Слепаков называет здешнюю жизнь «расхристанным панибратством» и попадает в точку. Так и есть, в этом уникальность здешних порядков. К исчезающей натуре самого дворика Антон относится поэтично. Ему нравится с чашкой кофе «тихонечко стоять в сторонке, поглощая андеграундные вибрации эпохи, которая вот-вот исчезнет вместе со старыми кирпичами и оконными рамами».

Но пока позволяет погода, дворик закатывает концерты. Чаще всего они оказываются лучше, чем ожидалось. Самое внезапное и сильное впечатление уходящего лета для Журавлёвой — группа «Нечто совершенно иное». «Я стояла весь концерт и тупо повторяла: ни хрена себе». Энергетика, драйв, тексты с отсылками к Довлатову. Рок-концерт стадионного уровня. Девочки визжали, зрители отжимали на себе мокрые майки.

«Это как курортный роман — любовь к музыкантам, — Журавлёва находит точный образ. — На время пока они играют, я в них влюблена. Мне не приходится напрягаться, чтобы о них рассказывать. Разве что когда термины подбираю. Этому учусь: раньше могла только закатывать глаза и жестикулировать. А теперь даже «нет» говорить умею. Той музыке, которая не нравится».

Упомянутая Аликом Цукренко патологическая скромность дуэта с Ильинской — адское наказание. Давнее знакомство отнюдь не облегчает коммуникации. «Делаю что нравится». «Слушал Ника Кейва». «Стандартные финансовые схемы не работают». «Выпей сидра». «Лучше я тебя обниму». Так Ян отвечает на вопросы о нём самом, делая гигантские паузы между словами.

Чтобы сдвинуться с мёртвой точки, задаю тупой провокационный вопрос: какой ты национальности? Ян удивлённо вскидывается, заводится. Смотрит на часы. Говорит, что на дворе XXI век, безвиз и национальность уже давно ни для кого не вопрос. Стараясь удержать позиции, спрашиваю о патриотизме — каков удельный вес этого понятия в его занятиях украинской музыкой? Тяжёлое молчание Яна обещает длиться вечность.

Ситуацию спасает Вика, переводя разговор в деловое русло. «Все наши схемы очень просты — зарабатываем на съёмках айтишных конференций, концертов, ивентов, делаем онлайн-трансляции. Тратим на прекрасные вещи».

«А тебе на платичко потратить не хочется?» — бью прицельно. «Мне на платичко не интересно. В материальное вкладываться не прикольно. Вот путешествия — другое дело». Помолчала. «Я очень эгоистичный человек. Когда после концерта все счастливы, и я чувствую себя к этому причастной…это мой личный кайф».

Вика смотрит на ноуте съёмку концерта киевской поп-группы Maru. Работа не betv, чужая, Журавлёвой явно не нравится. Хмурится, но мужественно молчит.

Бросает ноут, звонит бабушке Нине, постоянной гостье арт-дворика. «В начале сезона на концерте экспериментального джаза мы её заметили, — объясняет Ян. — Сидит бабушка слушает, не уходит. Поинтересовались, понравилось ли ей, и как она сюда попала. Оказывается, друг сына сказал, что у нас хорошие концерты, набрёл на них в Facebook».

Эгоистичная Вика волнуется, что бабушке «не всё заходит»: спрашивает по телефону, интересен ли бабушке пост-рок. Бабушка отвечает, что любит рок и обязательно придёт на концерт. Вика радуется. Эгоистично любит, когда к ним приходят люди, которые не могут позволить себе купить входной билет.

Бар — единственное место, где говорят о деньгах. По вечерам здесь наливают сидр, сбитень. Есть и набор безалкогольных удовольствий — чай, кофе, коктейль «16+». На Ильинской работают несколько барменов, я попадаю на смену меломана Жени. Ему здесь хорошо, он любит «извлекать звуки из музыкальных инструментов», ему нравится «идея — звучать» и эксперименты.

Спрашиваю, каким выглядит дворик с места бармена — человека, который видит и слышит всех, в то время как сам остаётся в тени. «Геопатогенная территория, — смеётся бармен. — Как такие места существуют, никто не знает. Но существуют. Здесь можно послушать тех, кого ты бесплатно нигде не услышишь. Я не знаю, где ещё в Киеве играют экспериментал». Женя считает, что на Ильинской музыка не столько клубная, сколько интеллектуальная. Люди слушают что-то настоящее. «Это территория несистемных людей. Они просто живут. Все, кто сюда приходит, могут это почувствовать».

И посмотреть. У Вики и Яна договорённость с американским посольством, права на показ фильмов фестиваля американского кино Независимость. Показывают свежак этого года. Короткометражки с Одесского кинофестиваля СУК (современного украинского кино), фильмы отечественных режиссёров. Ян и Вика обожают «Колюню» Александра Щелущенко, владельца галереи «Цех». Ленту они считают образцово-показательной для нашего документального кино.

Пока мы с Женей и Викой болтаем, Голубь сосредоточенно носит аппаратуру, готовит сцену к вечернему концерту. Саунд — главная сложность. «Есть три звуковых пульта, которые уже в таком состоянии, что если собрать один, то, может, он и будет нормальным, — сокрушается Ян. — Микрофоны есть. Комбики как бы есть, но они не наши. Есть такое оборудование, за которое мы платим аренду. Остальное собираем по друзьям».

«Зато мы купили барабаны, — хвастает Вика. — Чёрные, новенькие, пойдём покажу. Их, правда, лишили девственности на первом же концерте, но мы уже всё починили. Не жалко, хороший был концерт».

Спрашиваю Вику, не было ли попыток у неё самой стать музыкантом. Смеётся: «Нет. Я сводница. Те, кто не умеет писать, идут в редакторы. Те, кто не умеет играть, — в музыкальные критики. Я ничего не умею, поэтому ушла в андеграунд. Когда вижу что-то хорошее, мне хочется показать это другим. Вот и всё».

Замечаю, что их с Яном движение и образ жизни — не самые типичные в нашем обществе. «Мы не можем пойти по стандартному пути. И превратить это в концертное платное место. Дух умрёт», — это Ян. Коротко и ясно.

Бармен Женя наливает мне чай и говорит о том, что в обществе есть тренд на андеграунд со стилистической отсылкой к 1990-м. Считает, что через пару лет количество мест с бесплатными концертами в городе резко возрастёт. Вика и Ян возглавили движение. Женя надеется, что новую локацию, которая придёт на смену дворику на Ильинской, можно будет постоянно улучшать, что она не будет временной.

К бармену приходит его друг, разговор перекидывается на фестивальные планы, проведённое куда-то электричество, нарисованные где-то Мандалы на песке.

Уютная летняя речь течёт вокруг качественного звука и бомбезных выступлений. Стекает в неизбежное русло: не только Мандалы, но и всё в этом мире заканчивается и разрушается. Абсолютно всё.

И если вы думаете, что этот текст закончится банальными словами о том, что только музыка вечна, то вы правы.

Музыка вечна.