«Книжка» — это мини-рынок в самом центре Одессы. Она как будто специально создана для нашего слегка потерянного в цифровом мире последнего «аналогового» поколения.

Рынок в точности соответствует детским советским мечтам о рае — продавцы располагаются среди импортной жвачки в форме сигарет, дорогого контрабандного кофе, «доктора Пеппера» в баночках, стирального порошка, оливкового масла и ста сортов шоколада, от попсового «таблерона» до настоящей швейцарской «элитки» с мятой и кайенским перцем.

Книги на нём тоже присутствуют, но главный здешний бизнес — обмен валюты, торговля заграничными сладостями и прочим старинным «дефицитом». Менялы стоят круглый год. С пачками денег в руках. Это безопасно. Чужаков могут кинуть только с курсом. На работу выходят примерно с 9 утра. Там на каждом углу по три Остапа Бендера и минимум один Беня Крик.

Если оставить всё как есть и просто снять с них кепки, нацепив канотье и котелки, получим звёздный кастинг к самой удачной экранизации «Заката».

«Книжка» — это поздний избалованный ребёнок «Берёзки» и чекового магазина. Здесь сразу чувствуешь себя важной персоной. «Скажи кому? На подарок? Или себе, чтобы расслабиться?» — это знакомый Лёшик уточняет, какой именно импортный алкоголь мне подойдёт.

Отвечайте честно, тогда, пока вы допиваете кофе, вам «сделают» хороший ром и принесут к скамейке в фирменном пакете «книжки».

Пока где-то проводят тренинги по продажам, здесь вырывают маму из телефонного разговора вопросом: «Мадам, у ребёнка есть аллергия?!» Женщина, оглянувшись на сонного дошкільника, рявкает: «Нет у нас никакой аллергии!». Вальяжный продавец вручает пацану гигантскую шоколадную вафлю с напутствием: «Так! Только тебе. Шоб всё съел» и отворачивается назад к кофемашине. Угадайте, где теперь в ближайшие два года мама будет менять папины моряцкие доллары.

Я ими любуюсь ещё с начала 90-х, когда менялы и книжники располагались не на Александровском проспекте, а в трёх кварталах отсюда, на Греческой площади. Хранители тайн экономики причастны к информации, недоступной для простых смертных. Они могут очень туманно намекнуть. И только особо приближённым.

Одна из свежих местных легенд. Это была дерзкая выходка со всей головокружительной одесской наглостью и удалью. Бывший начальник милиции с благородной грузинской фамилией узнал про «вертеп разбойников» в самом центре города, раскинувшийся за углом от СБУ, и решил убедиться лично. Его узнали и… спокойно поменяли сто баксов. Говорят, он был в бешенстве, собрал экстренное совещание, кричал, топал ногами и требовал стереть с лица земли. «Книжка» высказала своё недоумение: «Ему как уважаемому человеку сделали по хорошему курсу — чем недоволен?». Репрессии продолжались недели три. Никого не поймали. Затем всё успокоилось. Портал в сакральное одесское измерение не может штормить слишком долго.

«Да, всё правда. А что такого? Жванецкому меняли, Карцеву меняли и Лорду поменяли — у нас никакой дискриминации», — рассказывает Сёма.

Он пьёт ристретто из крошечной фарфоровой чашки. Кстати, лучший кофе в городе тоже на «Книжке». Кофейные лотки, их оформление и ассортимент дадут фору любой хипстерской кофейне. У одесситов слегка за сорок есть еженедельный ритуал «кофе на Книжке». Это такой выдох посреди рабочего дня. Возможность перекинуться парой слов и узнать свежие сплетни. У каждого своя любимая точка. Вкусы и настроение постоянных гостей знают все смены. Для знакомой вредной девочки-адвоката из-под полы достают палочку натуральной корицы, а не вот эту вот кассию для лохов, и трут в ручной мельничке.

«О-о-о! Бей жидов и почтальонов!» — это Сёма в майке со звездой Давида на всю грудь допил кофе и увидел проходящего мужчину явно семитской внешности. «Так а почтальоны причём?!» — моментально парирует яркий клиент.

Сёма — тот самый колорит, который вы искали. Он общается исключительно прибаутками и анекдотами. Холёный мужчина непонятного возраста «слегка за». Дорогущие ботинки, брендовые солнечные очки («фирмА», её возит Боря, торгующий на углу, а залипуху под бренды толкают с другой стороны Книжки).

— Где я учился? Всю сознательную жизнь я сильно интересовался снабжением и решил, что электроснабжение — это хорошо. Но меня выгнали из Политеха. За что? Как Ленина — за политику и любовь. Мине не устраивала их политика — что значит после 11 в общагу нельзя? Тем более с дамой? Но это давно было. Сколько я здесь? Ну, шоб официально и постоянно — лет пять. Родственники помогли, устроили. Я ж еврей — у меня везде есть родственники или в крайнем случае знакомые. Даже в Берлине и Австралии. Я из-за них попал в военкомате. Моей порядочной маме не хватило места в анкете, где был вопрос «есть ли родственники за границей?». Она всех написала — и в Германии, и в Израиле, и в Швейцарии, и в Америке, даже на обратную сторону залезла. Говорит, Австралия не поместилась, что делать?

Я ей: «Мама, ты мне уже на пожизненный срок накатала». Военком, почитав это, поинтересовался: «Пишут вам?» Я сказал: «Конечно, очень скучают!» Он посмотрел на анкету и сказал: «Поедешь в стройбат на Амуре, надеюсь, там у тебя родни нет». Но я стал «картёжником», в смысле попал в топографические войска.

Девушка, зачем я вам? Вот стоит дядя Жора. Он был старый ещё при революции, которая октябрьская. Вон он стоит на углу со времён основания Одессы и, кажется, даже пару раз сидел, но всегда возвращался и регулярно получал по морде. Как за что? За курс, потому что своим считает хуже, чем чужим.

Сёма — сам открытый, как книжка на венгерском, — весь на виду, но ничего не поймёшь, если ты не в теме. При всех бесконечных хохмах и понтах он закрыт для посторонних, как банковская ячейка. Непробиваемый.

— А что сейчас? В плане семьи… ну скажем так… если шо, то у меня бывает свободное время. И чем я занимаюсь в нём? Ну конечно, секс и молитва, но сначала молитва, чтоб всё получилось. Только раввину не рассказываю, а то советами замучает. Кстати, на всякий случай, в субботу я не работаю. Никогда.

И хватит уже записывать! Ща ты напишешь, и меня примут лет на семь.

Обещаю показать готовую статью.

— Покажет она, как же. Знаешь, сколько тут мне обещали показать?! Все вы обманщицы.

Дядя Сережа действительно торгует книжками. На витрине — «колбаса и ноябрь» — такой коллаж книг, издательств и авторов, что если бы они увидели своих соседей, разгорелась бы новая столетняя война. Но в этом буйном изобилии есть не просто гармония, а продуманная система — куда бы ни упал взгляд, ты натыкаешься на бестселлеры для разных целевых групп. От Дэна Брауна до Фэнни Флэг. От Хемингуэя на языке оригинала до шикарно иллюстрированной «Игры престолов», пардон, «Песни льда и пламени». В первой линии незнакомые мне авторы с торчащими древними картонками, на которых выведено «Новинка».

Сережа — потомственный «книжник». С детства помогал папе. Собирались в Дюковском парке и на склонах у моря. Бегали от милиции, которая гоняла «спекулянтов». Папа ездил в Москву и Кишинёв, покупал там редкие книги. И самиздат, разумеется. В основном западные детективы. Были перепечатанные на машинке и всегда востребованные Чейз, Стаут и Кристи. Часто в кустарном «домашнем» переводе.

Сергей сидит здесь каждый день. Джинсовая курточка, диоптрии на пол-лица. Над прилавком видны только голова и плечи. Его заработок полностью зависит от интуиции и фарта. Сам себе хозяин, сам байер, сам продавец. Рассказывает, что теперь кино помогает. Как выйдет новая экранизация или сериал, сразу ажиотаж начинается и на конкретную книгу, и на самого автора.

Пока мы общаемся, подходят покупатели. Пара девчонок лет пятнадцати интересуется «Пятьюдесятью оттенками серого». Серёжа смотрит с укоризной: «Себе или подружке?». Школьница бормочет: «Себе». Дядя Серёжа строго отвечает: «Вот тебе как раз не надо. У меня есть, но тебе оно не надо. Ты Стивена Кинга читала? А ты? Тоже нет? У твоего папы он точно должен быть. Прочитаете, потом придёте и будем определяться, что вам реально надо».

Какой-то хрестоматийный ботан лет сорока пяти спрашивает восьмого «Волкодава». Сергей удивлённо поднимает брови: «Какой?! Уважаемый, ещё седьмой не вышел».

Когда покупатель уходит, Сергей рассказывает: «Это еще что — некоторые выдумывают не то что книги, авторов».

Подходит ещё один мрачный мужик и молча поднимает «новинку» с золотым цыганским тиснением. Дядя Серёжа одобрительно кивает: «Хороший выбор. Триста двадцать». Мужик молча достает деньги и уволакивает, крепко прижав к груди, какого-то рельефного варвара на обложке.

И тут я замечаю, что за пёстрой витриной на полках возле Сергея в основном фантастика.

Он — фанат фэнтези. Один из немногих книжных продавцов, кто сохранил специализацию. Следит за издательствами, зависает на специализированных форумах. В курсе не только планируемых продолжений и новинок, но и жизни авторов. Он до сих пор пополняет домашнюю библиотеку. Правда, с каждым годом всё более избирательно — хранить любимые книги просто негде.

«У меня с женой конфликт интересов. Она очень образованная женщина и читает только исторические романы. А я — исключительно фэнтези. Так и живём... в борьбе». Дань жене представлена свежим Пересом Реверте.

События в Украине 2014 года никак не повлияли на покупательскую способность и вкусы фанатов фэнтези. Русскоязычных авторов (и украинских, и российских) продолжают читать, предпочитая «наших» западным. Сергей объясняет: «наши» более жёсткие, динамичные, с лихо закрученными сюжетами, пишут легко и просто, а западные растекаются одним романом на четырнадцать томов… Вот украинские авторы Дьяченко и Бубела давно не радовали своих фанатов новинками. Бубела живёт в Донецке, «в миру» играет в филармонии. Три года не писал. Говорят, наконец-то начал новую книгу.

— Что происходит сегодня с печатной книгой?

Сергей удивлён такому вопросу.

— Читают, как и читали. Конечно, бульварщина и чтиво быстро раскупаются, но основная масса стала серьёзнее. Молодёжь много покупает. Вкусы сильно изменились. От старой классики перешли к новой — если раньше интересовались, например, Дюма или Купером, то теперь читают Брэдбери, Фолкнера, Оруэлла, Ремарка, Хемингуэя. Кто покупает? В основном молодые, ну и совсем молодые, старшеклассники. Причём и на русском, и на английском. А вы говорите молодёжь вся в гаджетах.

Он похож на сенбернара. Такой же большой, добрый и грустный. Его легко представить детским врачом после ночного дежурства или школьным учителем, которого обожают даже хулиганы. Мне с гордостью представляют: «Миша у нас физик!».

«Я уже «физический» импотент!» — улыбается Миша. В отличие от Сёмы, он скромен и неприметен. Помимо образования, у него есть ещё одна суперспособность. Мишенька круче любого физиономиста читает лица. В девяноста девяти случаях из ста может отличить «подставу» от настоящего клиента, хотя, по его словам, и среди «засланных» есть настоящие таланты. Миша присаживается рядом и, глядя прямо перед собой, начинает «исповедь». Спокойно, хронологически, не оправдываясь, не гордясь. Кстати, про школьного учителя я угадала.

— Да, закончил физмат. Учился в аспирантуре, преподавал в школе. А потом… Потом вы сами знаете, что началось в стране. У меня была семья, которая не могла выжить на зарплату учителя. И я начал приторговывать книжками. Сначала выносил из домашней библиотеки, потом стал ездить в Молдавию — там можно было купить редкие издания на русском. В Кишинёве опубликовали «Одесские рассказы» Бабеля, например. Издали Николая Гумилёва. Как-то у покупателей не было наших денег и рассчитались долларами. Я попытался их поменять и понял, что это, во-первых, проблематично, а во-вторых, очень выгодно. Так и началось. Плавно от книжек к валюте. В начале 90-х оказалось, что заработок менялы за полдня — это месячная зарплата учителя физики. Я морально не выдержал и через несколько месяцев такого контраста ушёл из школы. Научной работой ещё пару лет занимался. Мы разрабатывали очень интересные вещи для военной промышленности и альтернативной энергетики, но они никому не были нужны.

Я один из старожилов. Начинал ещё в Дюковском парке (очень неспокойный дремучий парк между Молдаванкой и Слободкой), затем на Греческой площади, потом все перебрались сюда.

Когда было лучше? Да в каждом времени есть свои плюсы и минусы. Когда начинал — за валютные операции была статья. Первая «ходка» — три года «химии», вторая — до 15 лет с конфискацией имущества, потом появились бандиты, сейчас другое… Правила меняются, мы приспосабливаемся. В свободное время езжу на рыбалку. Очень люблю. Отдыхаю в тишине. Пару лет назад разыскал старых знакомых — школьных, институтских, собираемся на рыбалку вместе, с ночёвкой. Сидим, как в юности, у костра. Водку пьём и песни поем. Какие? «Машину времени», БГ, «Воскресенье»… Здорово.

Я ни о чём не жалею. Всё сложилось, как должно было. Если бы… О, если бы очень много «если» совпало и я мог вернуться, начать сначала, не зависеть от денег, то… Нет, не наука — школа! Я семь лет в школе проработал, и все эти годы был такой же юный, как мои дети. Там всё настоящее. Энергия, жизнь, польза от тебя… Знаете, я всё чаще выходные с внуком провожу. Ему год и семь. Пытаюсь учить его. Но чаще получается наоборот — он воспитывает лучшее во мне.

Третья чашка кофе. Четвёртый разговор. Он представитель «молодых». Нового поколения Книжки. Такие, как Миша, относятся к ним с опаской — молодёжь часто нарушает правила, постоянно что-то мутит и, по мнению старожилов, «портит репутацию» солидного места. Возможно, они просто более динамичные и бесстрашные.

Здесь всего понемногу — кофе, в стакане и на килограммы, конфеты Гарри Поттера со вкусом носков и корицы и, конечно, обмен. Дима, обычно улыбчивый и обходительный, теряется и густо краснеет.

— Ну какое интервью? Вы что? Я не буду. О чём говорить? Я кроме школы ничего не оканчивал. Начинал с самых низов. Так, рядом ошивался... Ви шо, мы ничего не меняем. Мы частные мелкие предприниматели. Просто покупаем и продаём. Что будет с Книжкой? Ой, она всегда будет. Ты ж не пойдёшь в банк, и вон мужик из бэхи не пойдёт, и та тётя в мехах. Значит, будем вас ждать. Не здесь, так в другом месте.

Разумеется, за красивым фасадом, «котлетами» из долларов, понтовыми иномарками, шоколадными обёртками и книжными новинками свои проблемы — от пронизывающей приморской стопроцентной ноябрьской влажности до залётных гопников-беспредельщиков. Но об этом не принято говорить. Профессия обязывает: они на контракте у всемирной истории, речные камни, вокруг которых, как и тысячу лет назад, проносятся, вихрятся, испаряются потоки людей. Мишенька улыбается: «Мы же на рыбалке. Можно восемь часов просидеть без поклёва-без почина, а к вечеру заплывёт твоя крупная рыба. И день удался».

Рисунки: Александр Шатов