До зоны у меня был большой опыт хождения по заброшенным домам Киева, поэтому начинка зданий в Припяти меня больше разочаровала, чем поразила. В Киеве я был в таких местах, где казалось, что попал в машину времени. Всё на месте, висят плакаты, стоят бюсты партийных вождей. В Припяти всё разгромлено, разнесено, развалено. Люди любят вытаскивать кукол из грязи возле домов в Припяти и делать жалостливые фотографии. Но всё это постановочное, в реальной жизни окружающее выглядит не так.
На определённом этапе все сталкеры обустраивают себе квартиры в Припяти. Но потом ты понимаешь, что это мартышкин труд. Разгребаешь эту радиоактивную пыль, ищешь мебель, таскаешь, а через месяц приходят другие сталкеры, всё разрушают, бросают упаковки из-под «Мивины», гадят там. Я уже не занимаюсь этим.
Сталкеры часто друг друга ненавидят. Многие из них мнят себя королями зоны отчуждения, выживальщиками. Конечно, их злит, что есть те, кто занимается тем же, ещё и может добиться за счёт этого какой-то популярности.
Вообще, сталкеры часто закомплексованные и нелюдимые. Они хотят убежать от проблем и скрыться в комфортном мирке. Бросаются словами и обещают набить кому-то морду, но дальше разговоров дело не идёт.
В самом начале, когда сталкеры действовали как братство, можно было зайти в обустроенную квартиру, взять, что тебе нужно, из наполненного едой шкафа, оставить там излишки. Но рано или поздно всё хорошее заканчивается. Милиция установила в одной такой нашей квартире наблюдение, и товарищам пришлось разбить окна, чтобы туда больше никто не ходил. Сейчас я редко бываю в Припяти и ночую где придётся. Пользуюсь чужим трудом.
Трудно сказать, какое место в зоне моё любимое. Я воспринимаю её как нечто целостное, и каждый уголок мне по-своему нравится. Идеальные места, где я чувствую себя в состоянии, приближённом к нирване, — те, куда невозможно доехать на автомобиле. Они недоступны для патрулирования. В основном это глухие сёла.
Сейчас меня уже не тянет в зону. Могу иногда повести туда кого-то, проехаться на велосипеде вдоль колючей проволоки. Мне просто нравятся те места. Это то же, что поехать в Карпаты. Только не нужно трястись ночь в паршивом поезде и нюхать носки соседа сверху под грохот рельс. Полтора часа — и ты на месте.
Однажды я видел в зоне светящийся шар. Мы зашли в Припять, в привычные места, где каждая тропинка знает мою ногу, и тут внезапно — взрыв, и светящийся шар поднялся к небу. Мы были в шоке. Потом всю ночь на фоне неба виднелись разряды, похожие на молнии. Мне было страшно, я растерялся. Я был готов встретить ночью полицию, металлистов, кого угодно, но не круглый электрический шар. Это меня потрясло, и я до сих пор не могу понять, с чем это было связано. Скорее всего, с трансформаторной станцией, расположенной неподалёку.
Неповторимый момент — когда мы отмечали в Припяти Новый год. Сначала собирались праздновать недалеко от края зоны, но потом планы сорвались, и 30 декабря мы решили идти в Припять. Ночь на 31-е провели на заброшенных дачах и к вечеру следующего дня уже были в Припяти. Дёрнули ёлку в парке, нашли игрушки в квартире. Всё было по высшему разряду. В 12 ночи пожелали друг другу счастья, любви и удачи, а потом открыли окно, чтобы услышать радостные возгласы других сталкеров. Но Припять встретила нас мёртвой тишиной. Там больше никого не было.
Мы отмечали новый 2014 год. У нас сложилась хорошая душевная компания, мы были молоды душой, как бы патетично это ни звучало. Сейчас я бы, наверное, уже не испытал такого восторга. С каждым годом взгляд на жизнь становится всё более рациональным.
В каком-то смысле люди действительно проявляют в зоне свою настоящую сущность — как в «Сталкере» Тарковского. Чтобы проверить человека, нужно сходить с ним в поход. Вы несколько дней проводите вместе, и ты уже знаешь его, как облупленного. Многие оказываются не теми, кем хотят казаться. Они пытаются выглядеть сильными и выносливыми, а через 10 км сдуваются и начинают ныть, оказываются слабаками. Да и пагубные привычки, особенности характера начинают проявляться.