Меня раздражает утверждение, что историческая наука рассказывает правду. Это самый популярный, неуничтожимый миф. История рассказывает не «правду», а лишь то, что предполагает о ней историк. Множественность мнений — отличие любой гуманитарной науки. Она не может знать истину, потому что она не алгебра.

Украинское прошлое, как и всякое другое, постоянно меняется. Для академической истории это очевидно. А вот в дидактической истории должна быть простота, преемственность, непрерывность. Это закон жанра. Дидактическая история – это любая популярная история, не только та, которую рассказывают школьные учебники. Без дидактической дисциплины нет государства и нации.

Я не знаю страны с непрерывным прошлым. Идеальным случаем непрерывности является долгое проживание определённой группы людей на одной территории. Но так может случиться разве что на крайнем Севере. В других регионах состав населения смешанный. И утверждение, что «мы живём на этой земле, и она испокон веков наша» — это реплика XVI века, когда творились так называемые ранненациональные истории.

На территории Украины жили трипольцы, но потом они ушли или их заставили это сделать. И кто может доказать, что мы имеем к ним отношение? Потом прокатились бесконечные волны миграций — иранцы, тюрки, германцы, кто угодно. И кто вычислит в ДНК, кому «принадлежит» территория Украины и сколько в нас какой крови?

Мне не нравится нынешний государствоцентризм. Но он обусловлен политическими потребностями. Стремление выводить государственность Украины от антов выглядит неуклюже и в научном плане некорректно, но оно понятно. Козакоцентризм тоже неуклюж, но это обязательная часть дидактической истории. Наше государство ещё создаётся, а чтобы формировать нацию и связывать её с государством, нужна «наша слава». В ком же наша слава? Определённо её творят не те, кто в XVI веке выращивал хорошие урожаи и зарабатывал, вывозя их в Гданьск. Герой тот, кто храбро воюет.

Переписывать учебники можно в спокойном, мирном, хорошо развитом обществе. В Европе ломали историю и переписывали учебники со второй половины 1950-х и до конца 1960-х. Вначале разгребли послевоенные руины, проложили дороги, решили какие-то социальные проблемы. А потом европейцам пришлось строить сбалансированный Евросоюз. Не годилось рассказывать школьникам, как французы пускали кровь англичанам и наоборот. И сегодня европейские учебники повествуют об истории успеха и мира. А вот в США не удалось этого сделать — там и сейчас смешные учебники, которые славят мессианизм Америки.

Простые истины прививаются легко. Все же знают, что свою государственность Украина ведёт от Киевской Руси. Не думаю, что такие представления пришло время ломать. Пусть те, кто ещё недостаточно патриотичен, уверуют, что мы живём в большом, древнем государстве с героической историей и традицией. И только когда это войдёт в плоть и кровь, историю можно будет корректировать. Закончится война, мы проведём все реформы, наши граждане станут патриотами, вот тогда и можно будет переписывать учебники.

История не любит живых. Когда речь заходит об исторической дистанции, я всегда цитирую эту замечательную фразу Николая Карамзина, хоть и не могу назвать себя большим поклонником его творчества. Одно или два поколения — это и есть историческая дистанция, достаточная, чтобы текущие события превратились в историю. А то, что происходит в нашей жизни здесь и сейчас, нужно отдавать на откуп социологам и политологам.

Однажды Умберто Эко сказал, что живёт в Средневековье. А о современных событиях узнаёт из телевизора. Я тоже живу не в нашем времени. Тоже знаю современность только из телевизора и не могу оценивать, какие события важны больше, а какие меньше.

Если бы была машина времени, я бы отправилась в начало XIX века. Это эпоха романтизма, когда домодерный мир превращается в современный. Буквально слышен хруст того, как ломаются и отходят на второй план старые представления. Появляются новые ценности. Люди становятся сдержаннее, меняется костюм: ещё в XVIII веке мужчины были одеты, как попугаи, — разноцветные и в бантиках, а в XIX веке они уже в строгих сюртуках. Такие резкие переходы всегда интересны историку.

Моё личное время медленное. Раньше, когда я заведовала кафедрой истории в НаУКМА, время шло быстрее. Прочесть письма в почте и ответить на них — это два часа. А бесконечные совещания, где ничего не решается! В таком режиме исследовательскую работу приходится делать ускоренно, и время спрессовано.

Нашу эпоху принято называть постмодернистской и цифровой. Это период, где нет единой правильной установки, а есть множество мнений и мыслей. Где нет правды, а есть постправда. Думаю, мы все сейчас живём в этом режиме. Но ни одна культурно-историческая эпоха не длится вечно. Ей на смену обычно приходит её противоположность. Не знаю, что будет после нашей постмодернистской эпохи. Согласно исторической логике, должно произойти возвращение к более однозначным оценкам, устоявшимся точкам зрения, к правде вместо постправды. Но над этим пусть размышляют философы.

В детстве я мечтал о другой профессии — водителя-дальнобойщика, как мой отец. Но он меня отговорил, и я пошёл в часовщики. После армии попал в мастерскую на улице Бассейной, учился и работал у знаменитого мастера Виталия Маркитана. Это был единственный часовой мастер города, имевший личное клеймо. Он брался за очень сложные поломки, от которых отказывались другие часовщики, сам делал детали.

При СССР мы работали централизованно. Завод «Ремточмеханика» курировал все мастерские города. Он поставлял нам детали, но только на советские часы. Если была сломана импортная деталь, то мы её восстанавливали или изготавливали сами. Для каждого мастера составляли план: чтобы получить зарплату 120 рублей и премию, нужно было сделать часов на 400–500 рублей.

Каждый механизм по-своему уникален. В советские времена люди носили практически одинаковые часы, и поломки повторялись. Но попадались и такие модели, о которых никогда не подумаешь, что там что-то может сломаться. Сейчас на рынке много сложных часов. Например, хронографов. Бывает так, что до приёма на ремонт ты никогда подобной модели не встречал.

Часы — точный прибор. Деталь сделать сложно, для этого нужны специальные станки. На коленке смастерить не получится. Мастеров, которые изготавливают детали к часам — вытачивают, сверлят, нарезают, — очень мало. Сейчас в городе их осталось около тридцати. А тех, кто способен делать токарные и фрезерные работы, вообще два-три человека на весь Киев.

Когда люди покупают часы китайского производства, они заранее знают, что это копия дорогого бренда. Хотя в Китае есть и свои бренды. Да и копии они делают достойные. Мне, например, встречалась копия Breitling, и в ней калибр механизма, металл, класс полировки очень высоки. Такая модель стоит не 100 грн, а от $1000. Детали в этой копии один к одному как в оригинальной модели. Различия есть, но их можно заметить, только если ты видел оригинальные часы.

Я бы не взялся за ремонт такого сложного механизма, как турбийон. У нас много людей, которые считают себя мастерами. На самом же деле в Киеве есть только пару человек, способных починить турбийон. Они проходили стажировку на часовых заводах в Швейцарии и работают при магазинах, которые этими изделиями торгуют.

На ремонт часов с простым механизмом нужно один-два часа. Раньше мне быстрее работалось: и зрение было острее, и здоровье лучше.

В 2008 году мэр Леонид Черновецкий выдал мне грамоту. Благодарность за «весомые трудовые достижения». На день бытовика райадминистрации подавали списки работников из Киевзеленстроя, сапожных и часовых мастерских. Из каждого района по паре человек было. Черновецкий, видимо, не знал, что я часовой мастер, и подарил мне часы Клейнод. А работникам ЖЕКов давали ключи от квартир…

В Украине до сих пор нет часового производства. Клейнод — это просто имя. На Киевском часовом заводе не производят никаких деталей. Они покупают швейцарские механизмы Ronda, либо китайскую механику, либо используют советские механизмы. А потом студенты просто собирают эти часы, пакуют и выставляют на продажу.

Фольклорное сознание присуще всем. Оно подразумевает мифологизацию человеком себя и своего места в мире. Массовое сознание тоже мифологизировано. Одна из аксиом мифологического мышления заключается в том, что человек, то есть микрокосм, равен миру, макрокосму. Субъект ставит себя в центр вселенной, он — пуп земли, и всё вращается вокруг него.

Средневековый человек двигался во времени как бы задом наперёд. Мы, например, считаем, что будущее у нас впереди, а прошлое — позади, а людям Средневековья казалось наоборот. Впереди у них было прошлое — предки, а сзади — будущее, то есть потомки. Это представление иллюстрирует древнерусская миниатюра, изображающая небесную лествицу Иакова: деятели прошлого находятся на её высших ступенях, а их живые потомки шагают за ними ещё по земле.

Наш календарь включает в себя всё на свете. Это «посткалендарь». Мы празднуем государственные, народные, православные и католические праздники, отмечаем даты, оставшиеся от несуществующей империи. Мы скоро будем Новый год встречать по-китайски. Эта всеядность и толерантное отношение к разным традициям присущи нынешней глобальной цивилизации.

Сакральные даты превратились в личное дело каждого. Люди сами определяют, что для них священно. Язычники отмечают праздники годового круга, постсоветские люди уважают 9 мая и 8 марта. Для молодёжи День святого Валентина — чудесная дата. Чуть ли не единственным большим праздником для всех остался Новый год.

Мало что сохранилось от традиционной обрядности. В городе, как и в селе, она сильно переосмыслена и десакрализована. Свадебные и похоронные обряды изменились, их адаптировали к новым условиям. Обряды годового цикла превратились в карнавал и утратили свою священную суть. От традиционного фольклора остались «рожки да ножки».

На Евромайдане ожило мифологическое пространство и время. Майдан осмыслялся как своя территория, всё, что было за ним, — чужое, то есть опасное и вражеское. Пространство строилось концентрично и символично: круги баррикад, надписи… Когда случились первые смерти, люди моментально сделали священными места гибели протестующих. Самыми опасными считались подземелья (метро), майдановцы всё время ждали, что там то бомба взорвётся, то оттуда выскочит враг. Если говорить о времени, то в сутках самой небезопасной считалась ночь. В этих представлениях переплетались реальность и мифология.

Политический фольклор — это сиюминутное, скоротечное явление. Рассыпалось сообщество, отпала необходимость в его самоидентификации, и фольклор тоже канул в Лету.

В сёлах тоже есть современный фольклор. Пословицы, прозвища, устная проза. Но, к сожалению, их мало исследуют. Если в сёла приезжают экспедиции учёных, то зачастую они ищут архаический фольклор. А потому то, что на самом деле происходит, каковы сдвиги современного сельского фольклора — неизвестно.

Из сельской культуры отчасти заимствованы верования о городской квартире. Я когда-то сделала опрос и написала статью «Мифология и магия городской квартиры». К примеру, считается, что вечер — опасное время, поэтому нельзя заниматься домашней работой, подметать. Оказалось, что традиционные представления и запреты актуальны и сейчас, причём они особенно стойкие у молодого поколения.

В городах сохранилось мифологическое разделение на хорошие, плохие и пограничные места. Это актуально и для Киева. Много верований связано с большими деревьями. Возле руин Десятинной церкви растёт громадное дерево, и оно всегда увешано лентами, верёвочками, даже презервативы встречаются. Это дерево исполнения желаний. И таких деревьев по Киеву немало. Памятники — тоже очень важные пограничные места. К фигуре Паниковского кладут монеты, чтобы разбогатеть. Поговаривают, что памятник Тарасу Шевченко по ночам гуляет по городу. Бронзовый Булгаков исполняет желания. А памятник носу Гоголя помогает избавиться от насморка.

Днепр — опасная зона в мифологии Киева. Среди рыбаков до сих пор ходят слухи о русалках и о водяном в виде громадного сома. А ещё в Днепре есть потусторонние водолазы, которые могут затянуть в воду. Но весь этот массив рассказов почти не зафиксирован. Современный фольклор Украины фактически не исследуется.

Время работает против меня, я чувствую это постоянно. Блеск в глазах, живость ума, подвижность тела — измеримые показатели молодости. Самое страшное, что они исчерпываются и не возобновляются. Дети могут целый день бегать по комнате, 30-летний человек устаёт через три часа работы за компьютером, а для пожилых людей выйти из дома — уже событие. Профанаторы науки говорят о «жизненной силе», резерве энергии. Я работаю со старением, изучаю старение клеток и понимаю, что люди свой резерв постоянно на что-то тратят. Кто-то строит карьеру, кто-то — отношения, кто-то читает книжки, кто-то путешествует. Хорошо, если этот резерв расходуется на то, что приносит счастье и удовольствие.

Старение это не только генетика, всё намного сложнее. Я считаю, что надо пользоваться всеми высокотехнологичными способами продления жизни. Но их действие достаточно слабо по сравнению с обыденными практиками. Технологии не сработают, если вы не высыпаетесь, переедаете и мало двигаетесь.

В последние пару лет я много рассказываю о здоровом образе жизни. Люди хотят получить волшебную таблетку, которая ничего не стоит, не имеет побочных эффектов, доступна всем, протестирована на миллиардах и при этом подходит именно вам. И чтоб выпить её нужно было один раз в жизни. Такого никогда не будет. По-честному, единственное, что может предложить наука, это здоровый образ жизни плюс немного инноваций.

Я ставлю будильник на каждые полчаса и после сигнала записываю, что я делал в этот период времени и как себя чувствовал. Из этих данных строю график, благодаря которому видно, от чего мне хорошо, а от чего плохо. Подавленность, недостаток энергии в основном связаны с режимом дня и сном. Такие факторы обычно недооценивают. Организмы, которым регулярно не дают спать и проводят манипуляции со светом во время отдыха, стареют быстрее и живут меньше.

Наша энергия теряется из-за каких-то мелочей. Казалось бы, что стоит поработать лишний час вечером, но на следующий день чувствуешь себя плохо. Потеря жизненных сил часто связана с инфекциями. Например, с бактерией хеликобактер пилори, которая есть у каждого третьего. Иногда, если от инфекций избавиться, через неделю ты просыпаешься здоровым, счастливым и энергичным. Я месяцами был сонным и не мог ничего делать, а причина была в банальной инфекции, которая снимается одним антибиотиком.

Стремление к долгой или вечной жизни — столь же древнее, как и другие глубинные желания. В одном из сказаний о Гильгамеше говорится о поиске растения, которое дало бы вечную жизнь. В Средневековье над этой проблемой трудились алхимики. А сейчас у нас есть anti-age-индустрия, генная инженерия и профилактическая медицина.

Не все знают, что делать с долгой жизнью. На моих лекциях всегда находятся люди, которые не хотят её продлевать. Но все мы, тем не менее, пытаемся её продлить, когда принимаем антибиотики или мажем ранку йодом. Прививки — тоже продление жизни. Дети не знают, что в мире есть оспа. Но их никто не спрашивает, а прививает, просто потому, что человек без оспы живёт на 60 лет дольше, чем человек с оспой.

Слово «омоложение» некорректно. И учёные, и умные корпорации его избегают. Омоложения как такового не существует. Процесс старения можно только замедлить. Очевидный пример — солнцезащитные кремы, которые являются барьером для ультрафиолета, старящего кожу.

Никакого гена украинца нет, это спекуляции политиков. Правильнее говорить о генетических особенностях украинцев. У нас есть функциональные гены, которые отвечают за цвет волос, глаз, рост, пол и так далее. Но в геноме есть и техническая информация — своеобразный штрихкод. Он не выполняет никаких функций, но в нём зашифровано наше славянское происхождение. По большинству данных наш штрихкод совпадает с белорусами, западными россиянами, восточными поляками. Сделав анализ генного штрихкода, можно определить, к какой гаплогруппе принадлежит человек, то есть кто его предки. В украинском штрихкоде так и написано: мы происходим из группы, которая несколько тысяч лет назад жила на территории нынешней Украины. В генных штрихкодах славян ещё много неизученного, этой темой занимаются американцы, а им интереснее саксонские и немецкие группы.

Гены вечны. Все живые организмы произошли от одного, первичного. Мы его называем Лука (от английского LUCA, last universal common ancestor — последний универсальный общий предок. — Фокус). Были и другие существа, но они умерли. У Луки был набор генов, около тысячи, каждый из которых отвечал за какую-нибудь одну простую функцию. У нас 23 тыс. генов, которые получились из этой первичной тысячи путём удвоения. Чтобы не конкурировать между собой, гены стали выполнять разные функции — один ищет еду, а другой, скажем, отвечает за размножение. Но по сути это всё те же первичные гены, просто они изменяются в ходе эволюции. Спустя четыре миллиарда лет они дублируются и живут. А мы — оболочка, которую гены используют для своих нужд.

Гены не стареют, но уходят и теряются в ходе эволюции. У них высокая конкуренция. Те из них, кто ничего не делает, выбрасываются из генома. Организм от них избавляется, чтобы не кормить. У нас, к примеру, такое случилось с геном, ответственным за синтез витамина С. Среди всех животных только люди и хомячки его не синтезируют. Видимо, наши предки долгое время жили в условиях, когда этого витамина было в достатке, и ген выключился.

Белки, жиры и углеводы на 98% строятся из звёздной пыли. Все атомы на планете являются результатом термоядерных процессов в звездах, пыль от которых и сформировала нашу планету. Человеческий организм — это плоть, сотканная из атомов звёздной пыли. И когда вам скучно или вас терзают мелкие бытовые проблемы, вспомните, что вы состоите из звёздной пыли возрастом сто миллиардов лет. Это успокаивает.