Певец баррикад

В отношении дизайна харьковский арт-клуб больше напоминает бункер, нежели баррикаду. Подвальное расположение, нарочито обнаженные перекрытия, трубы, голые кирпичные стены и зловещие черные столики. Тем не менее, подобный антураж не только не отпугивал, но, судя по всему, привлекал всех тех, кто приходил сюда на протяжении двух лет послушать современных украинских музыкантов и литераторов. Не в последнюю очередь — Сергея Жадана, одного из наиболее читаемых отечественных авторов. То, что Жадан — душа клуба, видно невооруженным глазом: устойчивое пристрастие молодого писателя к стилю "милитари", а также сами названия его книг ("Anarchy in Ukraine", "Гімн демократичної молоді", "Капітал") создают образ упорного партизана украинской словесности, возраст которого заставляет усомниться в том, что "Остання барикада" станет для него, действительно, последней.

— Принято считать, что литература — это что-то интимное, а тут, в "Барикаді", мы имеем дело с целым литературным концертом…
— Феномен литературных кафе за последние десять лет создал в Украине новое поколение читателей. Это молодые люди возрастом до 25-ти, которые, фактически, начали не читать свои первые взрослые книги, а слушать их. Но я думаю, что это — переходный этап. Потому что все-таки литературу надо читать, а не слушать. Особенно — серьезную литературу. А в Украине литератора легче послушать, чем найти и купить его книгу. Думаю, что такое положение со временем изменится.

— Некоторые авторы считают, будто важен способ, которым создаешь произведение: пишешь от руки, набираешь на печатной машинке или на компьютере. Для вас это важно?
— Нет. Если ты в себе вынашиваешь текст и отвечаешь за него — не так важно, пишешь ли его от руки или набираешь на компьютере. По-моему, это все мелочи.

— Не возникает чувства зависти по отношению к какому-то уже написанному произведению, которое вам хотелось бы самому написать?
— Много таких книг, которые я хотел бы написать. Есть целый "корпус" книг, которые я время от времени перечитываю, которые я для себя считаю особенно важными. Например, Чарльз Буковски. Да, я бы хотел так писать, но эти книги уже написаны. Поэтому и пытаюсь от этого абстрагироваться.

— Насколько я знаю, вы находитесь в дружеских отношениях с Юрием Андруховичем. Он, кажется, был одним из первых в Украине, кто стал разрабатывать образ автора-героя, а не просто писателя, которого знают только по его книгам. Вы чувствуете себя последователем этой линии?
— Не думаю. Именно в плане публичного поведения мы с Андруховичем совсем разные. Но для меня он очень важен: во-первых, как писатель, во-вторых — как человек. Учитель-не учитель, но человек, который много чему меня научил. Мы с ним тесно общаемся. Я полностью согласен с вами, что он первый, кто начал разрабатывать модель публичного писателя. Хотя "публичный писатель" — звучит довольно таки… как публичная женщина. Скажем так — человека с публичным поведением. Но для меня это, правда, никогда не было важным.

— Для вас имидж много значит?
— Нет. Для меня всегда много значила внутренняя уравновешенность. Вести себя так, чтобы потом не было за себя стыдно. Это банальные вещи, но они всегда работают.

— Как вы считаете, литературе, искусству сегодня нужен "пиар"?
— Да. Как раз в этой ситуации, в сегодняшней Украине он очень нужен. Без агрессивной рекламы, без агрессивной самозаявки искусство в сегодняшних условиях просто не выживает. Но тут существует и обратная сторона. Люди часто реагируют как раз на внешние проявления, на тот же "пиар", и мало кто обращает внимание на то, что под обложкой книги. Сейчас литература становится модной, но люди, на самом деле, мало читают. При этом модно знать писателя, модно иметь его книжку… Даже в восьмидесятых годах какой-то роман мог быть резонансным. Про него говорили на кухнях, и так далее. А сейчас обсуждается, в каких джинсах писатель, или какая новая прическа, скажем, у Ирэны Карпы. А я не уверен, что книги Карпы так много людей читает, к сожалению.

— По поводу политики. Вы были одним из молодежных лидеров "оранжевых" событий здесь, в Харькове…
— Да нет, я никогда не был лидером.

— Ну, скажем так, одной из знаковых фигур. Каковы ваши настроения относительно политических событий в Украине?
— Все нормально, потому что никаких эмоций нет. Наибольшая заслуга тех революционных событий мне видится в том, что население перестало интересоваться политикой. Во всяком случае, гораздо меньше ею интересуется.

— Для вас это не связано с личным разочарованием?
— У меня нет никакого разочарования. Я видел политические события изнутри, всю эту кухню. И у меня уже тогда никаких иллюзий не было. Все эти клише — "один из участников помаранчевой революции" — это телевизионная картинка, не более. Там мог быть не я, а кто-то другой…

— Вы участвовали в этом безо всякой веры в результат?
— Нет, почему же? Я как раз имел четкую позицию, и она сохранилась. Для меня любая борьба с властью, с государством является позитивной. Чем больше деструкции по отношению к государственной деятельности — тем лучше.

— Существуют ли для вас какие-то вещи, за которые можно умереть?
— Конечно, есть много таких вещей. Но они, опять же, настолько интимны, что говорить о них… означает сразу потерять их священность. Думаю, что те вещи, за которые можно умереть, не касаются работы, не касаются литературы. Литература — это всего лишь буквы, которые складываются в разные комбинации.