Богородице Дево, плачь. Можно ли отметить День Победы без политики?

Можно ли отметить День Победы без политики? Нужно. В нашем семейном архиве есть несколько фронтовых фото. На одной из карточек сорокапятилетний рядовой, мой дед. Впалые щеки, изможденное лицо.

AP
AP
Related video

Еще сохранился бабушкин ридикюль и в нем несколько фронтовых писем. Сжатый слог, учительский почерк. Исторических сведений из них почерпнуть нельзя. Если не читать между строк. Много бытовых мелочей. Например, такое: "Мои брюки, пиджак и рубашку используйте полностью. Для меня ничего не оставляйте. Из брюк пошей Людочке юбочку…" Людочка — это моя мама. Тогда ей было четыре. Оказывается, дед Иван на фронте постоянно что-то выменивал, присылал харчи, какие-то подметки для детских туфелек. Все время спрашивал: в чем нужда? Такова общая канва писем. Ни слова о боях, прорывах. Ни слова о политике. Вроде как и не думал об этом. А если разобраться — только об этом и думал.

Деталь. В письмах нет упоминания важного имени — старшего сына Юры. Пятнадцатилетнего Юру фашисты угнали в концлагерь. Пребывание не просто на оккупированной территории, а в Германии — это очередное несмываемое пятно в анкетных данных. Если бы в письме шла речь о Юре, не факт, что оно дошло бы. Потому писано было так. Длинный абзац о Варе (кто такая, теперь уже неизвестно), и вдруг: "Не знаю, как ему написать, если будет весточка, дай знать". И снова о Варе. Бабушке, конечно, не надо было объяснять, кому "ему" и почему о нем сказано в абзаце о Варе.

Проблем и так хватало. Рядовой Иван Леонидович Клепачевский до войны был завучем в горловской средней школе. Родом он из села Старый Иржавец на Полтавщине. Родился в семье священника. Закончил духовную семинарию. Проучился два курса в университете имени святого Владимира, в революцию вернулся из голодного Киева домой. Учительствовал. Оказался в Горловке — люди с неблагонадежными данными вынуждены были мигрировать, чтобы не арестовали. После войны вернулся в Старый Иржавец. Слава Богу, все выжили — и бабушка, и Людочка, и даже Юра. О политике в семье старались не говорить.

Когда-то в Иржавце хранилась древняя казачья святыня: икона Иржавецкой Богородицы. Согласно легенде, икона плакала перед поражением казаков, после чего следовал гнев Божий на обидчиков. Чудотворному образу посвящена поэма Тараса Шевченко "Іржавець". По одной из версий, в 1930-е большевики бросили потемневшую икону 1572 года в огонь. Остались копии и подлинные слезы — наши слезы.

Дмитрий Фионик, редактор отдела "Большая тема"