Хлеб примирения. Как украинские миротворцы помогают в горячих точках Донбасса

Фото: Getty Images
Фото: Getty Images

Цикл о профессионалах — врачах, военных, бизнесменах, экономистах — знающих, что сделать для того, чтобы в этот раз избежать ненужных страданий, потерь, проигрышей. Первая статья — об украинских миротворцах, прошедших горячие точки, и о том, как их опыт сегодня может пригодиться в Донбассе

Related video

Она не смогла защитить сына. Когда пришли люди с оружием и сказали, что он мобилизован в "ополчение ДНР", она кричала "Не пущу!", но это не помогло. Она не знает, где был и что делал сын, когда в их поселке Георгиевка шли бои. Пока взрывалось и громыхало, пряталась в подвале. Вечером вышла и узнала, что "ополченцы" отступили и сын ушел вместе с ними.

На следующее утро в поселок въехала колонна украинских гусеничных броневиков. Кто-то из соседей сказал: "Если они твоего догонят, точно убьют". Жители швыряли в броневики гнилые помидоры. Колонне такой "обстрел" нипочем, военные продолжали движение именно в ту сторону, куда, должно быть, ушел ее сын. Тогда она во второй раз закричала "Не пущу!" и легла на дорогу перед гусеницами. Колонна остановилась.

На одном из броневиков открылся люк, на землю соскочил человек в каске и бронежилете. Он говорил спокойно и вежливо: "Уйдите, пожалуйста, с дороги". Вновь прозвучало "Не пущу!". Военный сделал вид, что не услышал, и продолжил: "Видите, я вышел к вам без оружия. Мы не собираемся никого убивать. Воду привезли, хлеб, сгущенку, лекарства. Дайте только проехать".

Она пыталась подняться, не получилось. Военный помог ей встать, отвел в сторону и объяснил, что его группа приехала в поселок с гуманитарной миссией. Что они хотят накормить людей, восстановить подачу электричества и водоснабжение, оказать первую помощь и отправить в больницу пострадавших.

Часть первая. Скорая гуманитарная помощь

Человека в каске и бронежилете зовут Алексей Ноздрачев. Он руководит оперативными группами военно-гражданского сотрудничества, созданными при Генштабе. Сегодня работают четыре такие группы, в каждой 6–8 офицеров. Они приезжают в освобожденные населенные пункты, общаются с местными жителями, пытаются обеспечить им нормальные условия существования и снизить уровень враждебности к украинской власти.

Первые группы появились в западной части Донецкой области в конце июня. Военные и до этого как могли помогали гражданским, но Ноздрачев пытается сделать помощь системной. Он знает, как может работать такая система, видел ее в действии в Ираке в 2005–2006 годах, когда служил в многонациональном миротворческом контингенте.

Там солдаты-миротворцы не только доставляли гуманитарные грузы и оказывали первую медицинскую помощь местным жителям. Они восстанавливали энерго- и водоснабжение, строили больницы, школы и детские сады, привозили врачей и учителей.

Официально активные военные действия в Ираке завершились 1 мая 2003 года — после сорока одного дня ожесточенных наземных боев, ракетных атак и бомбардировок. Местные относились к иностранным военным, мягко говоря, враждебно. Тогда и была запущена программа военно-гражданского сотрудничества CIMIC (civil military cooperation).

Через несколько месяцев лояльность иракцев к голубым беретам выросла настолько, что миротворцы могли формировать новую иракскую армию и полицию из бывших сторонников Хусейна. Ноздрачев убежден в том, что диалог и грамотно организованная помощь гражданским со стороны военных может изменить ситуацию и на востоке Украины — лишить сепаратистов поддержки местного населения и сделать регион пригодным для мирной жизни.

Fullscreen

Бойцы украинско-польского миротворческого батальона "УкрПолбат" отбывают в Косово (Киев, 1 ноября 2009 года )

Классических моделей CIMIC две — обе сложились в середине 1990-х в миссиях НАТО и ООН. Натовский вариант — работа с гражданским населением еще до окончания военных действий. Ооновский CIMIC подключается после того, как бои закончились. Обе модели были обкатаны в Югославии, Конго, Ливане, Либерии, Анголе, Сьерра-Леоне, Кот-д"Ивуаре, Судане и Кувейте.

Во всех миссиях участвовали украинские военные. Так что людей с таким опытом в Украине хватает. Причем опыт был успешным. В Ираке украинские солдаты за два года построили десятки школ, дорог и больниц, не считая доставки гуманитарных грузов, изъятия и уничтожения незаконно хранимого оружия и т.д.

Часть вторая. Танкист

Украинский проект — микс ооновской и натовской моделей. Работает он так: боевые подразделения сообщают руководству сектора о бедственном положении освобожденного населенного пункта. Те передают информацию оперативной группе, которая приезжает и пытается помочь.

Своего бюджета у нашего CIMIC нет — еду и воду дают военные, медикаменты — волонтеры. Благотворительные фонды выделяют деньги на восстановление инфраструктуры. По Закону Украины "О коррупции" военные не могут собирать пожертвования, поэтому формально они работают посредниками между донорами и получателями помощи.

Официально группы военно-гражданского сотрудничества создаются решением начальника Генштаба на одну ротацию, то есть на 30–40 дней. Так что горизонт планирования — месяц. Проект могут свернуть в любой момент, но Алексея Ноздрачева это не останавливает. Сейчас он готовит четвертую ротацию и надеется, что за ней последует пятая. Затем снова отправится в зону АТО, где старушки готовы бросаться под БМП, лишь бы преградить дорогу украинской армии.

— Их сыновья и внуки воюют на стороне "ДНР", но на самом деле только 15–20% населения поддерживают идеи сепаратистов, остальных взяли под ружье насильно: захватывали военкоматы, получали данные, адреса, а там попробуй сказать нет, если твоей семье угрожают автоматом, — рассказывает Алексей.

Мы встретились в Киеве спустя несколько дней после его возвращения из зоны АТО. О людях, с которыми воюет армия, он говорил спокойным тоном, ни разу не назвав их "врагами" и даже "противниками". Работая в миротворческой миссии в Ираке, молодой полковник научился тщательно подбирать слова и контролировать интонации.

— Я танкист в четвертом поколении — умею наступать, окружать, уходить, если надо, хорошо стрелять, но только в Ираке понял, что слово — тоже оружие, и от того, насколько убедительно ты говоришь, зависит, получишь ты пулю в спину или выживешь. В Донбассе этот навык пригодился и появился еще один — умение распознавать эмоции, скрытые за агрессией. Когда напуганный и измученный человек называет меня убийцей и оккупантом, возможно, он хочет, чтобы я его переубедил. В одном из городов Донецкой области в продуктовом магазине ко мне подошел пожилой мужчина и стал кричать, что мы приехали убивать людей. Я вооружен, он безоружен. Если бы он вправду считал меня убийцей, такое поведение было бы равносильно суициду. Я просто заговорил с ним дружелюбным тоном. Сказал, что я тоже муж и отец и так же, как он, хотел бы вернуться к семье живым. Человек слушал, успокаивался и к концу разговора уже смотрел на меня с благодарностью.

Fullscreen

Полковник Алексей Ноздрачев привык получать СМС с угрозами. Знает, что даже в Киеве за ним ведут наблюдение и прослушивают телефоны, потому редко произносит вслух названия населенных пунктов зоны АТО, где планирует начать работу

Алексей увлеченно рассказывает о том, как в диалоге определять мотивацию собеседника, а я тем временем пытаюсь понять его собственные мотивы. Мог бы отсиживаться в Генеральном штабе на должности заместителя начальника отдела военного сотрудничества со странами ЕС и США.

Вместо этого возит гуманитарную помощь для людей, называющих его оккупантом, и пытается развивать проект, который, возможно, прикроют через месяц. Недавно ему пришло сообщение: "Не затыкайте нам глотки хлебом, мы уже нажрались вашей крови".

Не могу удержаться от вопроса:

— Зачем вам это?

Тут впервые за время беседы полковник Ноздрачев позволил себе эмоции:

— Вы бы их видели! Представьте женщину вашего возраста, которая осталась одна с тремя маленькими детьми и не знает, что с ними будет. Заболеют, а лечить нечем. Представьте, полупарализованную старушку, которая две недели прожила в подвале без электричества на одной воде. Даешь ей хлеба и тушенки, она плачет, говорит: "Давно так хорошо не ела". А еще парней от 16 и старше, которые валяются под заборами в перманентном запое. Понимаете? Хлеба там нет, а водка откуда-то появляется, и вокруг такое творится, что остается только пить. Слышали о поселке Красногоровка? Там бои шли почти неделю. Мы приехали на следующий день после освобождения. Едем, как по Чернобылю: не то что человека, собаки нигде не видно. Находим бомбоубежище в подвале бывшей музыкальной школы. Достаю оттуда ребенка лет пяти, почти как моя старшая дочь, а он меня боится, потому что уже видел людей с оружием и они несли зло. Боится, но хлеб из рук берет — голод бывает сильнее страха.

Fullscreen

Полковник запаса Сергей Грабский ведет диалог с криминальными "авторитетами" из зоны АТО, не идущими на контакт с украинской армией

Одна из функций CIMIC — физическая защита населения на освобожденных территориях. До тех пор, пока ситуацию не возьмет под контроль легитимная власть. Так в Ираке миротворцы заново создавали местную полицию, а в Украине находят сбежавших милиционеров и убеждают вернуться к работе.

Если в самой Красногоровке мужчин в возрасте от 20 до 40 не было вообще, то в пяти минутах езды, в поселке Курахово, их оказалось даже слишком много, и почти все в милицейских погонах. Городок этот штурмом не брали, и обстановка там с начала АТО оставалась относительно спокойной. Так что необходимости в большом скоплении блюстителей порядка не было.

После беседы Алексей выяснил, что это милиция из Красногоровки и соседней Марьянки. Уговорить их вернуться на свои участки оказалось непросто. Отказ подкреплялся железной аргументацией: "Там опасно!"

— Одним достаточно объяснить, что уровень опасности в городе как раз и зависит от их работы. На других нужно надавить через районное или областное начальство. Есть и такие, которых не вернешь. С чиновниками то же самое, мы разыскиваем мэров и заместителей мэров. Кто-то возвращается, кого-то приходится заменить. В любом случае помогаем справиться с кризисной ситуацией, но системное поддержание правопорядка — не наша задача. Армия не должна подменять власть.

Часть третья. Непризванный

Людей для работы Ноздрачев подбирает тщательно. В первую ротацию брал только бывших участников зарубежных миссий. В беседе с Алексеем несколько раз звучало имя полковника запаса Али Кенгерли, которого хорошо бы привлечь к миротворческой деятельности в зоне АТО, но мешают какие-то процедурные казусы.

Всякий раз, вспоминая об этом человеке, Ноздрачев смущенно улыбается и называет его Али Хусейнович. Мне это имя кажется знакомым. Вспоминаю. О Кенгерли много писали в 1990-х. Его, тогда лейтенанта советской армии, служившего в Закавказье, взяли в плен и пытались обменять на одного из армянских лидеров Нагорного Карабаха, задержанного в Азербайджане.

Уже тогда Али умел общаться. Он, азербайджанец, в котором армяне видели врага, за 10 дней вошел к ним в доверие настолько, что ему позволяли брать в руки огнестрельное оружие.

Та история закончилась благополучно. Али и его жену, находившуюся вместе с ним в плену, освободили. Кенгерли перевелся в Киев и через несколько лет его уже как украинского военнослужащего направили в миротворческий батальон в Югославии. Там офицеру пришлось искать общий язык с вооруженными, агрессивно настроенными сербами.

Позже служил в коалиционных войсках в Ираке, где отвечал за набор и подготовку местных пограничников. Вернулся в Украину, дослужился до помощника замминистра обороны и уволился в запас в 2007 году.

Боевые товарищи Али говорят, что немного найдется военных, способных налаживать отношения с недавними противниками, так как это делает он. И в проекте Ноздрачева ему бы цены не было. Однако, чтобы работать в оперативной группе при Генштабе, нужно быть при погонах и при должности. Кенгерли еще в марте приходил в военкомат. Там сказали, что разнарядки на призыв полковников нет. Слишком много в нашей стране офицеров в таком звании. Али не сдается. Он обивает пороги Минобороны от имени нескольких десятков полковников запаса, стремящихся вернуться в армию, — у каждого за плечами по три-четыре миротворческие миссии.

Мой вопрос "Почему бы не пойти добровольцем, если не призывают?" вызвал у Кенгерли возмущение. Оказалось, за день до нашей встречи он хоронил нескольких товарищей из добровольческих батальонов "Донбасс" и "Киевская Русь" — офицеров запаса с солидным послужным списком.

— Нельзя таких людей расставлять на постах, — цедит Али сквозь зубы. — Российская военная разведка целенаправленно выявляет и нейтрализует их. У них был и боевой опыт, и знание военного дела, и как нарочно вывели всех под пули.

Пока не призвали, Али волонтерствует. Его дар переговорщика пока не востребован, зато умение подбирать и тестировать военное снаряжение пригодились. Полковник запаса устраивает контрольные стрельбы для проверки качества бронежилетов. Подбирает приборы ночного видения, собирает полевые аптечки и "комплекты выживания".

Опрос ветеранов миротворческих миссий, живущих в Киеве и не служащих в армии, показал, что почти все они помогают вооруженным силам именно по части снабжения. Для любого другого содействия требуется разрешение армейского начальства, а с ним у большинства бывших военных не самые теплые отношения.

Часть четвертая. Серый кардинал

Одна из задач проекта CIMIC — работа с "группами влияния". Где-то такими "группами" считаются старейшины, где-то вожди и шаманы, в Восточной и Центральной Европе это организованная преступность и церковь. Кадровые военные действуют от имени государства и не могут вести переговоры с бандитами. Эту функцию берут на себя частные лица с миротворческим прошлым и связями в Генштабе.

Fullscreen

Полковник запаса Али Кенгерли последние пять лет работал за границей и вернулся в Украину только потому, что понял: страна в опасности

Диалог с полковником запаса Сергеем Грабским начался фразой, после которой беседу, казалось, можно не продолжать:

— О моей роли в происходящем на востоке Украины ничего говорить нельзя, напишите, что мы передаем солдатам мобильные телефоны, навигаторы, аптечки и другие нужные вещи.

Мы — это Всеукраинское объединение "Союз участников миротворческих операций", которое Сергей возглавляет. Он и вправду производит впечатление снабженца. Маленький, кругленький, подчеркнуто вежливый, в недешевом идеально выглаженном костюме, модных очках без оправы и хорошо подобранном галстуке. Ухоженные ногти, чашка с ситечком на рабочем столе — типичный чиновник. Я уже собиралась уходить, когда Сергей, делая какую-то запись, обронил:

— Всегда ношу с собой карандаш вместо ручки — это и оружие, и орудие разминирования, и пишет в любом положении.

— Оружие?

— Хорошо отточенный стержень пробивает барабанную перепонку. И орудие сапера тоже, потому что и дерево, и графит — инертные материалы. Карандашом можно аккуратно прощупать грунт под углом 45 градусов, взрывное устройство не среагирует.

— Часто приходилось пробивать барабанные перепонки?

На его лице появилась усмешка.

— Не хочу отвечать на этот вопрос.

И все-таки разговорились. Оказалось, Сергей с единомышленниками пытаются повлиять на ситуацию в Донецкой и Луганской областях, общаясь с местными "авторитетами". Иногда это помогает организовать безопасную доставку груза, предотвратить мародерство и даже обеспечить относительно спокойное существование небольшому населенному пункту.

— В Донбассе есть "авторитетные" люди, которые понимают, что если завтра там будет Россия, они пойдут "греть небо Магадана". От них можно чего-то добиться, но тут важно понимать, кто чем живет, не переоценивать и быстро распознавать обычных трусливых подонков, — полковник делает долгие паузы, тщательно подбирает слова, опасаясь сказать лишнее. — Еще они очень привязаны к своей "земле", если, к примеру, сами из Макеевки, в Алчевск не сунутся. До начала разговора надо знать, на какую территорию распространяется их влияние.

Опыт общения с такими людьми у Сергея Грабского немалый. В конце 1990-х он служил в Косово. Бывало, перевозил из Приштины в Брезовицу по несколько сотен тысяч марок, большие по тем временам деньги. При этом из оружия имел при себе только ножик с семисантиметровым лезвием и карандаш.

В Югославии он научился улыбаться, глядя в дуло пулемета калибра 14,5 мм, гадая, выстрелит или нет, и начал седеть в тридцать два года. Второй миссией полковника Грабского стал Ирак, там приключений было меньше. Приходилось иметь дело в основном с чиновниками и высокопоставленными военными. Однако навык угадывать настроения и просчитывать логику оппонента и здесь приходилось оттачивать ежедневно.

В конце разговора интересуюсь, работает ли Сергей с еще одной "группой влияния" — священниками. Оказывается, с ними сложнее. Большинство батюшек в Донецкой и Луганской областях поддерживают сепаратистов и на контакт с украинской стороной не идут. Полковник Грабский говорит, что удалось найти общий язык с некоторыми служителями культа, но ни их имен, ни городов не называет. Опасно.

Время собирать камни

Нынешнее перемирие могло бы стать звездным часом для украинских миротворцев. Прекращение активных военных действий — условие, при котором CIMIC всегда выходил на первые роли.

Бывший военный наблюдатель ООН в Конго, а ныне заместитель председателя Всеукраинского союза ветеранов миротворческих миссий Юрий Черный уверен, что программы военно-гражданского сотрудничества не должны сводиться к раздаче гуманитарных пайков: "Люди быстро привыкают произносить слово "дай", и это никому не идет на пользу. Что действительно нужно сделать, так это начать восстановление и по максимуму задействовать местных жителей. Естественно, с достойной оплатой. Дело не только в заработке, важна вовлеченность".

Будь украинский CIMIC официально утвержденным проектом Мин­обороны, начинать можно было бы уже сейчас. Есть благотворительные организации, готовые ее финансировать. Однако де-юре никакой долгосрочной программы военно-гражданского сотрудничества в зоне АТО нет, а это значит, что за капитальный проект никто не рискнет взяться. Ирония в том, что у Минобороны есть концепция CIMIC для Украины, утвержденная еще в 2009 году, но она касается только подготовки кадров для зарубежных миротворческих миссий.

Сегодня военное ведомство трясет от кадровых перестановок. Спрогнозировать скорость принятия решений в "обновленном" Минобороны сложно. Если необходимые документы все же появятся и украинский CIMIC заработает в полную силу, это будет означать, что перемирие работает на Украину.

Полковника никто не слышит

Полковник в запасе, бывший заместитель командира бригады спецназа Артур Деревянко, служивший в Афганистане, Югославии и Азербайджане, рассказал Фокусу о том, чем могут быть полезны бывшие миротворцы ООН после окончания боевых действий на востоке страны

Fullscreen

Конечно, я хотел бы использовать свой опыт, чтобы помочь стране. Бывших военных не бывает, а я двадцать лет прослужил в спецназе, после Афганистана побывал еще на трех гражданских войнах, и за все время не потерял ни одного бойца. С другой стороны, не хочется становиться "пушечным мясом" из-за неверных шагов командиров, совершающих грубые тактические ошибки.

В стране много людей с опытом работы в миротворческих миссиях ООН. Только в одной Юго-Восточной Славонии, где я служил в 1996 году, было 350–400 человек из Украины. Мы видели последствия гражданских войн и знаем, что с этим делать. Одной из первых послевоенных проблем, с которыми придется столкнуться, будет разминирование — в масштабах, которых здесь никогда не видели. После югославского конфликта на небольшой полосе шириной 25–30 км и длиной до 120 км вдоль Дуная осталось 600 тысяч мин. Тогда, в середине 1990-х, по расценкам ООН один разминированный погонный метр стоил 38–50 центов, если случай несложный. Умножьте на площадь Донецкой и Луганской областей и сами судите, в какую сумму это обойдется Украине.

Еще одна проблема, с которой мы столкнемся после окончания активных военных действий, — провокации. Помню, в югославском городе Вуковар умалишенному дали автомат и сказали стрелять по белым машинам, то есть по автомобилям ООН. Он подошел к штабу миссии, обстрелял два автобуса и два джипа. Убил водителя, хороший был парень — бельгиец. По инструкции в человека, открывшего огонь, можно стрелять. И, поверьте, там было кому это сделать, но его не убивали. Вооруженные люди ждали, пока он отстреляет свои 30 патронов. Потом скрутили. Теперь представьте, что его бы застрелили — провокаторы могли бы заявить, что солдаты ООН средь бела дня убивают мирное население. Сказали бы, что пострадавший нашел оружие и нес его миротворцам, чтобы сдать.

Фото: УНИАН, Александр Чекменев