В домике. Как живут переселенцы в транзитном модульном городке Днепра

Фото: Роман Губа
Фото: Роман Губа

В одном из спальных районов Днепра, всего в десяти метрах от стройки, стоят металлопластиковые домики для переселенцев из Донбасса. Для многих это жилье — единственный островок безопасности

Related video

В одном из спальных районов Днепра даже в сильные морозы не прекращается стройка. Друг за дружкой здесь вырастают современные пятиэтажки. Цена за квадратный метр — около 12 тыс. грн. Всего в десяти метрах от стройки стоят металлопластиковые домики для переселенцев из Донбасса. Украине их передала немецкая госкомпания GIZ. Люди платят по 150 грн в месяц, и для многих это жилье — единственный островок безопасности, за который они держатся изо всех сил. Их собственные дома, их жизнь остались по ту сторону войны.

Крупный мужчина быстро идет по длинному коридору, надевая на ходу куртку. Здесь совсем тонкие стены, и потому его глухие шаги слышны всем. Он выходит на улицу, закуривает. Температура за окном около десяти градусов мороза, и с каждым открытием двери из нагретого помещения валят клубы пара.

"Ох, и биатлон… Наши то отстают, то опережают", — нервничает мужчина. Быстро докурив и прокашлявшись, он забегает обратно. Так повторяется примерно раз в час. Он смотрит чемпионат мира.

Здесь, в одном из трех общежитий модульного городка для временно перемещенных лиц, живут либо семьи до четырех человек, либо одинокие люди, которых селят вместе. Они пользуются общими кухней и санузлами. Тех, у кого семья из пяти человек и более, селят в двухкомнатные номера с удобствами. Сейчас в городке 310 постояльцев. Мест больше, но в администрации говорят, что одиноких к семьям стараются не подселять.

Fullscreen

Из типовых двухэтажных кроватей и шкафчиков жильцы городка стараются создать уют

Одинокий

Олег просит не писать свое настоящее имя и отказывается фотографироваться. Первая причина — в Луганске осталась квартира, в которую он иногда наведывается. Из-за этого боится публичности. Вторая — за два года проживания в модульном городке тут устали от внимания журналистов, а также местных политиков, которые заезжают к переселенцам и что-то все время обещают.

"Мы тут как в террариуме, у всех на виду", — говорит Светлана Николаевна. Женщина жарит пироги с картошкой, приятный запах разносится по общей кухне. В Донецке она работала акушеркой, сейчас на пенсии и дальше супермаркета практически никуда не ходит.

"Олег, ты мойву поставь размораживать, чтобы к вечеру была готова", — придерживая за ручку сковородку, советует Светлана Олегу, что делать с купленной рыбой, но тот отвлекается на экскурсию по комнате.

"Здесь вот дед спит, а сверху, — Олег показывает двухэтажную кровать, — молодой". Деду за семьдесят, он плохо видит, а молодому чуть за двадцать, и он раздражает Олега тем, что возвращается домой по ночам. Но сейчас соседей нет дома, и Олег позволяет себе немного критики. "Я все понимаю, молодость. Но у нас здесь общежитие, от слова "общее", — возмущается он. Кроме соседей он ни на что не жалуется.

"Мы решили, что деда не будем просить убирать, все-таки он почти слепой, а молодой часто откладывает уборку на "завтра", — рассказывает мужчина о местных порядках. Большая часть комнаты занята кроватями и тумбочками. Остается лишь узкий проход, не больше метра в ширину. Санузла в комнате нет.

Олегу под шестьдесят. На его личном столе аккуратно разложены разноцветные пачки таблеток, возле кровати лежит тонометр. Из техники — телевизор, который Олег купил себе сам, а также электрообогреватель. Зимой в комнате тепло, а летом очень жарко. Плоские крыши домов раскаляются, как печи, нагревая воздух внутри времянок до температуры бани. Некоторые жильцы устанавливают кондиционеры, но у Олега на это нет денег. Довольствуется вентилятором, который подарили немцы.

Когда Олегу скучно, он ходит в гости к дочери. В Днепре она снимает небольшую квартиру. "Но я нечасто там бываю, раз в неделю, иногда реже, — грустно говорит он. — Взрослые дети и взрослые родители, понимаете?"

Таня

"Ой, он вот жалуется, а у самого характер еще тот", — смеется Таня, одна из соседок Олега по общежитию. Ей около сорока, но выглядит значительно моложе. По здешним меркам у женщины хорошие условия: свой санузел, живет со взрослой дочерью и маленьким сыном.

До войны Татьяна жила в Луганской области. В Днепр переехала летом 2014-го, когда дочери предложили здесь работу. Из-за нее теперь и не возвращается.

"Мне не нужны СМИ, чтобы знать ситуацию в Донбассе. Я могу маме с папой позвонить"

— Стаханов — классный город. Я работала там в парке культуры. Он был очень ухоженный, часто даже бывшего мэра Жевлакова там видела, подрезал что-то, ухаживал. Мне нравилось в Стаханове, а здесь — нет, — говорит Татьяна. — Я бы и сейчас в парке работала, если бы жила там.

— А где этот бывший мэр сейчас? — спрашиваю.

— Там же, в Стаханове. Теперь снова городским головой работает.

Действительно, Сергей Жевлаков пробыл два срока мэром Стаханова в нулевых, но потом проиграл выборы. Когда город захватили сепаратисты из так называемых казачьих формирований, власть перешла к нему, теперь уже незаконно.

"Вы не хотите гематогена? Мы ходили с младшим в больницу, там дали, а мы ничего из животных не едим", — говорит Таня и протягивает небольшой батончик. Она не читает книг и не смотрит телевизор, увлекается изучением Вед — священных писаний индуизма. Те заменяют ей все остальное печатное слово.

"Мне не нужны СМИ, чтобы знать ситуацию в Донбассе. Я могу маме с папой позвонить", — говорит она. Как и у многих здесь, ее родители не решились выехать и остались присматривать за жильем. "Видите, тут пятно желтеет у светильника, — показывает Таня на потолок. — Приходится тазик иногда подставлять. Мне сказали в администрации, что это конденсат скапливается, но думаю, что просто вода затекает".

Конденсат тут всеобщий враг. Всюду развешаны листовки с правилами проветривания помещений. То ли жильцы их игнорируют, то ли проветривание не является панацеей, но ржавые пятна на потолках встречаются повсеместно.

Посапывание из детской кроватки сменяется плачем. Это проснулся Танин сын. "Извините, он у меня грудной", — смущенно улыбается Таня и просит оставить ее с ребенком наедине.

Fullscreen

Часть жильцов городка занимает открытую проукраинскую позицию

Охрана

Административный модуль — это уменьшенная копия других общежитий. Одну половину занимает общая прачечная, вторую — охрана. Участник АТО, бывший боец батальона "Днепр-1" дончанин Алексей сегодня здесь главный. "У нас охрана заменяет администрацию, все через нас — проблемы какие-то, поломки с электричеством, с водой, — сообщает он. — Мы все умеем делать".

Все охранники здесь тоже переселенцы и жители модульного городка. Алексей живет со своей семьей и родителями. Из Донецка он их забрал уже после демобилизации. У ног мужчины крутится такса — тоже переселенка. "Мой дом взорвали сепаратисты, даже фото прислали, — говорит он. — Так что возвращаться некуда".

За два года существования городка, по словам Алексея, никаких серьезных конфликтов здесь не было. Лишь один раз бытовая ссора даже в местные газеты попала.

— Была комната. Жил зять, дочка и ее мама. У всех там были свои предрассудки. А парень этот тоже воевал в батальоне "Донбасс". И когда молодые решили жить отдельно, приехали его побратимы решать вопросы, — рассказывает Алексей. — Но все закончилось мирно, они и сейчас живут в городке, но уже раздельно, как и хотели.

Позже директор городка Дмитрий Легкоступ подтвердит ситуацию и расскажет, что о конфликте в городке узнал уже от бойцов "Донбасса", а до этого к нему никто с запросом на переселение не обращался.

Во время нашего разговора поблизости продолжает шуметь стройка.

— Мы уже привыкли. Только вот когда сваи забивали для строительства, шумно было, — говорит Алексей.

Школа, детский сад и магазины находятся совсем рядом. До остановки общественного транспорта идти не больше пяти минут. Алексей рассказывает, что вскоре поселение обнесут сетчатым забором. Но закроют не от людей, а от бездомных псов. Жильцы переживают за детей и домашних животных.

Fullscreen

Немецкая сторона передала модульные городки с полностью оборудованными кухнями. Бытовая техника здесь общая, посуда – у каждого своя

Начальство

Модульными поселениями в Днепропетровской области, а их тут пять, занимается коммунальное предприятие "Днепр-сервис". Его директора Дмитрия Легкоступа в городке не застать, на встречу нужно ехать в офис.

— Городок открылся в 2015 году. Был полностью заселен в июле, — рассказывает Легкоступ. — С того времени у нас сменилось от силы десять жильцов. В договоре при поселении было указано, что срок проживания составляет шесть месяцев. Но если человек не нарушает правила, то договор автоматически продлевается. Стоимость оплаты формируется из затрат на электроснабжение, водоснабжение, водоотведение, вывоз отходов, обслуживание городка, охрану. У нас обслуживанием занимаются сами жильцы. Это своего рода социальная адаптация. Кто хотел, тот себя трудоустроил.

Директор "Днепр-сервиса" говорит, что безработных здесь не более 10%.

С немецкой стороной договор на обслуживание городка подписан на три года. Но Легкоступ надеется, что его продлят:

— В Италии после наводнения люди жили в таких городках по десять лет, и ничего. Пенсионеров мы старались поселить отдельно, чтобы не было социальных конфликтов.

При заселении городка весной 2015-го было две с половиной тысячи желающих. Отобрали около трехсот

При заселении городка весной 2015-го было две с половиной тысячи желающих. Отобрали около трехсот.

— С каждым проводил собеседование. Смотрел их документы. Задавал вопросы. Уточнял, если приезжала мать с детьми, но без мужа. Вдруг он непонятно где воюет, — рассказывает Легкоступ.

— А если она порвала с ним отношения? — спрашиваю.

— Знаете, были и такие, но порой случалось, что приезжали "пересидеть". Этим людям автоматически отказывали в поселении. К нам, например, пришла женщина, у которой муж возглавлял сепаратистское МЧС в Донецке.

— А если она с ним поссорилась?

— А она с ним не ссорилась, — отрезает Легкоступ.

В городке существуют свои ограничения. К примеру, запрещено пить алкоголь.

— У нас 83 ребенка. Зачем им это видеть? Если человек пьет в своей комнате и я не вижу, и никто не видит, это его личное дело, — объясняет Легкоступ. — Лишь бы не дебоширил. Курить, к сожалению, запретить не могу.

— Знаете, мне самой пришлось снимать в 2014 году жилье, — вмешивается в разговор одна из сотрудниц. — Был очень высокий скачок цен, из-за большого наплыва вырос спрос. Не все смогли конкурировать с приехавшими. Понабирали арендодатели переселенцев. Они в течение месяца оплачивали, а на следующий месяц хозяева приходили — в квартирах ничего. Даже замки с дверей снимали. Такие случаи были. Я сталкивалась с людьми в магазине, которые жаловались.

— Была ситуация, когда женщина оплачивала только последний и первый месяцы, а потом отказывалась платить, — поддакивает Легкоступ. — Она сразу обращалась в органы местной власти, и ничего ты ей не сделаешь.

— Так, может, это не потому, что она переселенка? — спрашиваю.

— Были такие случаи.

— Так может…

— Вот такой у нас городок, — резко закрывает тему директор.

Fullscreen

Котов и собак в городке любят. Некоторые из них тоже переселенцы и тоже спасаются от войны

Бабушка Галя

Днем, когда работающие расходятся по делам, власть в городке захватывают дети и старики. Для первых построили детские площадки, для вторых установили лавочки.

У одного из семейных общежитий греется на солнышке старушка. В ногах у нее пес, время от времени вступающий в конфликты с бродячими сородичами. На руках — черный кот.

Женщине 88 лет. Представляется: "бабушка Галя", уточняет: "Федорівна". В ответ услышать приветствие не может, так как слух ее совсем слаб. Дома дочь вставляет ей слуховой аппарат, и тогда бабушка начинает слышать телевизор, но расстраивается из-за новостей. Впрочем, Галина Федоровна неплохо видит, так что читает бегущую строку. Общаемся с помощью надписей в блокноте.

Год назад ее забрали из Первомайского района, где она жила в своем доме. Бабушка сама передвигаться не может. Ее выводят на улицу и оставляют сидеть, если позволяет погода.

— З котиками оце тільки тут і розважаюсь. Я сама не виходю. Дочка мене під ручки виводить. Одну війну пережила, мені було тоді тринадцять. Тепер знов. І що ж той Путін і тут дістане, і тут розіб"є? Гляну це скільки живого і живих побили, расстраіваюсь, — говорит бабушка и начинает вытирать мокрые от слез глаза. — Жду смерті. А її все нема.