Имперское проклятие. Почему Россия распадется, если перестанет угрожать соседям

Related video

Есть устойчивый внутрироссийский "антиимперский" нарратив: хватит заниматься [Ливией|Сирией|Венесуэлой|Украиной|Белоруссией, нужное добавить], надо обустраивать собственную страну.

Играть им очень просто: берешь любую официальную новость, скажем, о российской гуманитарной помощи жертвам лихорадки Эбола в Африке или ковида в итальянской Ломбардии, и постишь ей в стык фото заросшего лопухами плесени сортира в детском доме где-нибудь в Твери. Profit.

Ценностным основанием данного нарратива выступает тезис о том, что качество жизни российских граждан должно иметь более высокий приоритет, чем любые проявления "имперского величия". Попросту говоря, первое должно обеспечиваться безусловно, а второе — в лучшем случае, так сказать, "на сдачу".

Против этого тезиса есть известный контраргумент: если Россия окажется полностью развернута внутрь себя, она неизбежно или развалится, или будет поглощена соседями, или и то и другое сразу; она может существовать как целое только в режиме перманентной экспансии, и все это "величие" в конечном счете — издержки удержания/контроля/расширения периметра. Рим же ведь все-таки, хоть и третий.

У этого контраргумента немало своих известных уязвимостей, но самая значимая из них вот какая: если бы в России были одни только лопухи плесени в детских домах в Твери — но ведь на другом полюсе есть еще и дворцы/яхты/джеты царевых бояр.

И если уж речь об издержках контроля периметра, то почему внутри страны их несут настолько неравномерно? В этом суть смыкания "имперской" и "левой" повесток.

На это у российского "социума власти" из века в век был свой скрытый, непрямой ответ: опричнина. Проще говоря, да, у бояр — дворцы; но зато любого из них могут в любой момент под белы руки — и на дыбу, с конфискацией; и таким образом русские верхние тоже платят свою цену за роскошь — жизнью в постоянном страхе.

Косвенным подтверждением действенности этой механики выступает тот факт, что всякий раз, как только "илита" пыталась застолбить за собой хоть какие-то гарантии жизни и имущества, власть тут же начинала буквально на глазах слабеть, вплоть до полной гибели государства.

Такова изнанка тезиса "царь хороший — бояре плохие": по-настоящему "хорошим" в России может считаться только такой царь, который без устали и напоказ рубит головы боярам. В этом суть самых разных российских публичных культов: от культа Сталина до культа Навального. Таково русское понимание справедливости — "глубиннее" некуда.

Именно по всем этим причинам самой действенной долгосрочной стратегией против России является стратегия опрокидывания ее внутрь самой себя. Условно говоря — в ответ на любую русскую внешнеполитическую активность нажимать на болевые точки внутри нее самой. Условно говоря: "а у вас негров линчуют!" — "а у вас навальных травят".

Главная, фундаментальная уязвимость всей российской государственной конструкции — отсутствие порядка определения выгодоприобретателей внешней экспансии. Эта проблема впервые встала еще в XVI веке, когда исчерпала себя модель, работавшая предыдущие пять веков.

Та выглядела так: государство и его экспансия нужны для того, чтобы отогнать кочевников дальше в степь — а плюс для "простых" — в возможности распахать чернозем, не опасаясь набега (или уйти в восточную тайгу бить соболя и добывать бортевой мед, как вариант).

Никакой адекватной замены ей за прошедшие с тех пор пять веков в России так и не породили; в этом смысле по самому большому счету та, первая Смута — до сих пор не кончилась.

Экспансия — главный движок и главный демон русского государственного кода. Крымнаш не даст соврать — это до сих пор работает. Беда в том, что это про Россию знают не только сами русские, но и все соседи.

Поэтому любое непосредственно граничащее с Россией государство так или иначе будет вырабатывать идеологию защиты от нее, на уровне инстинкта самосохранения.

Но она же ( экспансия) — и главный вопрос российской внутренней политики, вокруг которого она строилась, строится и будет строиться всегда.

В этом смысле известную фразу Путина — "границы России нигде не заканчиваются" — необходимо переформулировать так: возможна ли такая Россия, границы которой общеизвестны и все в мире знают, где именно они заканчиваются? Или же отказ от экспансии равносилен известной формуле "мир без России"?

Если будет установлено, что такое невозможно — значит, надо смириться с тем фактом, что Россия никогда, ни в какой момент, не сможет стать так называемой "нормальной страной" — то есть такой, в которой не будут видеть угрозу и потенциального врага. Научиться жить с этим и воспринимать это как константу.

В этой логике во внешнем мире всегда "идеальным русским" будет только "Горбачев" (он же Солженицын-Сахаров-Немцов), какой бы ни была его фамилия. Кстати, русские нацдемы тоже подходят — там границу можно провести по ареалу проживания русскоязычных/расовочистых.

А воплощением зла - "Путин" (он же Грозный-Петр-Сталин), даже если он всем тут сбреет бороды, запишет половину населения в геи и феминистки, учредит тут эталонную демократию и сделает английский официальным госъязыком.

В этом трагедия Романовых — "русских немцев", сделавших ставку на культурную интеграцию с Европой, но ни на йоту не изменивших экспансионистскую первооснову Рюриковичей. А дело ведь было вовсе не в бородах или православии.

Русская историософия уже три века теребит идиотскую растяжку "запад-восток". Пора разобраться, кто русские есть сами по себе, без этой навязанной системы зеркал.

Первоисточник.
Публикуется с согласия автора.