Украина

Женщина, которая Ворожбит. Почему автор сериала "Школа" взялась за сценарий о киборгах

Драматург Наталья Ворожбит рассказала Фокусу, зачем она ездит в Николаевку и Славянск и как кресло с блокпоста сепаратистов попало на сцену немецкого театра

Прогулка от депрессии

Мы договорились встретиться в Ботаническом саду. Прогулка — идея Наташи. "Такие прогулки, пробежки — единственное, от чего взбадриваешься, — объяснила она. — Все время в депрессии какой-то, не настоящей, глубокой, а на грани того, чтобы туда свалиться. Я решила: нет, не буду поддаваться".

Сейчас Ворожбит работает над несколькими проектами. Один из них — о киборгах, защитниках донецкого аэропорта

Сад пуст и напоминает сцену в театре после спектакля. Небо затянуто, но в воздухе пахнет весной. Записываю интервью на ходу. Ворожбит прогуливается стремительно, и эта манера ей подходит. Резкий профиль, голос, в котором мне чудятся интонации Земфиры, очень живые черные глаза. Взбираемся на холм, с которого открывается вид на пустошь. Экзистенциальный пейзаж диктует вопрос.

— Что ты поняла о себе за прошедший год?

— Сейчас все время приходится задавать себе вопросы. На что ты способен вообще? Способен ли ты пойти сидеть в госпитале с ранеными? Способен поехать в АТО? Способен убить человека? Способен влюбиться в инвалида войны? Способен ты беженцев у себя принять? Я понимаю, что на какие-то поступки не способна.

Я вспоминаю, как зимой Ворожбит собирала деньги на хирургичесие нитки для раненых. Как в ноябре 2013-го во время первого вече на Майдане она с удовольствием стояла в очереди за чаем, а мы тащили ее в кафе — потому-что-пить-горячее-из-пластика-вредно. Но ей действительно нравился тот крепкий чай с дымком из пластикового стаканчика и разношерстная толпа вокруг.

— Люди за этот год удивили, — говорит Ворожбит. — Какие офигенные люди. В самых скромных неожиданно открылся космос. Я и о волонтерах, и о военных… И, конечно, весь этот мрак, который полез. В последнее время меня добивает, что вдруг какие-то здравомыслящие приятели начинают мне рассказывать о жидомасонском заговоре. Уже не знают, кого обвинить во всех бедах.

— Ты хочешь уехать из страны?

Пауза.

— Ну нет. Я хочу время от времени уезжать, я даже хотела бы уехать на пару лет, где-нибудь пожить, но при этом зная, что здесь все спокойно и меня ждет мой дом. Конечно же, я побегу, если не дай бог война станет близко — у меня ребенок, хотя бы поэтому.

Ворожбит родилась в Киеве, но ее детство прошло в селе Савинцы. У бабушки с дедушкой. Это место она до сих пор считает своей настоящей родиной.

"Мне кажется, у детей, выросших в селе, к Украине особое отношение. Там говорили на родном языке... А потом приезжаешь в Киев осенью и перестраиваешься. Начинаешь врать. Тогда я этого не осознавала".
Дед у Ворожбит в 1917 году сбивал кресты с местной церкви, во время войны попал в немецкий плен, бежал оттуда домой. Здесь его посадили в советских лагерь, как сажали всех бывших пленных, вернулся из сталинских лагерей уже в пятидесятые, без ногтей на руках и с дыркой в голове, которую любила трогать маленькая Наташа. О голоде в Украине Ворожбит услышала впервые от него и бабушки. А в конце нулевых, когда ей не было еще и тридцати, взялась за тему Голодомора.

Пьеса называется "Зернохранилище". Это очень трудный текст, потому что заставляет читателя погружаться во мрак 30-х годов. При этом на контрасте в финале дается такой мощный луч света, что выталкивает к небу. Впрочем, любой хороший текст, как алмаз: если огранщик попадется криворукий — испортит. Так что Ворожбит лучше прочесть, прежде чем идти в театр. На всякий случай. Она умеет сказать о страшном через обыденное и крепко связать прошлое с настоящим. "Господи, помоги мне похудеть к моему дню рождения", — финальная фраза пьесы о Голодоморе.

Начинает накрапывать дождик, но мы продолжаем прогулку по дорожкам Ботанички.

Сцена из спектакля "Квітка Будяк" в Театре им. Франко по пьесе Натальи Ворожбит

— Я трусиха, — неожиданно заявляет Ворожбит, когда мы сворачиваем на тропинку, ведущую вглубь сада.

— Да ну, — возражаю я, вспоминая, что она недавно ездила делать проект в Николаевку и Славянск, обходила клумбы с растяжками, проезжала через блокпосты.

— Вот по этой тропинке одна бы я не пошла, — настаивает Ворожбит и идет в глушь еще быстрее.

Николаевка мается

Весной 2014-го британцы устроили сценическую читку "Дневников Майдана" Ворожбит в лондонском театре "Ройал Корт". Во время обсуждения какая-то зрительница с иронией спросила у автора: "А не хотите ли на восток поехать, брать там интервью?!" "Нет", — честно ответила драматург, подумав о своей маленькой дочке и послав про себя даму куда подальше.

Зимой 2015-го она оказалась в Славянске и Николаевке. Началось все на встрече с участниками проекта "Новый Донбасс".

— Встречаемся и буквально через полчаса решаем, что через неделю я еду с ними в Николаевку, — рассказывает Наташа. — Я сама предлагаю: "А можно с вами поехать?" Сама себя слышу со стороны и думаю: "На фига?" У меня внутри все сжимается, мне не хочется туда. Но на самом деле все не так страшно, как кажется отсюда.

Как только участники проекта — драматурги и волонтеры — погрузились в микроавтобус, им раздали специальные карточки. Надо было описать свои особые приметы, чтобы в случае чего деятелей искусства могли опознать. Кроме того, Ворожбит со товарищи прошли инструктаж: компанией меньше трех в город не выходить, по клумбам не гулять — может быть заминировано.

Заполнив формуляр, Ворожбит поинтересовалась у водителя, почему он согласился поехать в АТО, ведь никто не хотел. "У меня сына убили на войне — мне все равно, куда ехать", — ответил водитель, спокойно глядя на бесконечную щербатую трассу, соединяющую Киев со Славянском.

Ворожбит поселилась в протестантской общине за пять гривен в сутки. В комнате жили 18 человек. Утром она и еще двое драматургов, Дима Левицкий и Кира Малинина, уезжали в Николаевку, работали в школе. Проводили с детьми мастер-классы по драме и брали интервью для будущего документального спектакля. Через несколько дней к ним присоединился немецкий режиссер Георг Жено, друг Наташи еще с тех пор, когда она жила в Москве.

— Он подорванный, — улыбается Ворожбит и снова сворачивает на самую нехоженую тропку сада. — Георг приехал в Киев делать проект про Украину, но не проукраинский проект. Он двадцать лет жил в России и, поскольку в мире сегодня все гонят на Россию, решил разобраться. Сейчас он самый проукраинский немец в Германии, я думаю.

Наталья на Майдане с актерами театра "Дах" во время Революции достоинства

Николаевка в архитектурном плане представляет собой один большой спальник — типовые пятиэтажки и магазины-ларьки. Добавляют мрака разбомбленные здания и следы от взорвавшихся снарядов на щербатом асфальте. На одном из уроков по драматургии Ворожбит задала ребятам тему для сочинения "Николаевка: люблю и ненавижу".

— Они пишут, что это лучший город на земле, — в этот момент мне кажется, что у Ворожбит глаза становятся влажными, хотя она утверждает, что не склонна плакать. — "У нас очень красиво, у нас удивительные места". Ты читаешь и думаешь: б... Потому что эти дети не видели ничего другого, для них это город детства. Какой-то парк, дерево — они это любят. Я иногда проезжаю какой-нибудь район в Киеве — думаю: какой ужас. Но я-то привыкла, а как иностранцы его воспринимают?

— Как мы Николаевку.

Кресло с блокпоста

Кресло с блокпоста в Николаевке кровь из носу необходимо было немцу Георгу для будущего спектакля.

— Сотрудники МЧС смотрели на нас, как на сумасшедших, — смеется Наташа. — Когда я им сказала, что кресло для спектакля, еще больше смотрели, как на сумасшедших. Но когда Георг разобрал это кресло и принес на "Новую почту" отправлять в Киев, — можешь представить реакцию там.

Сейчас кресло в Гамбурге, его используют в документальном спектакле Георга об украинской войне. Кроме того, Георг предложил детям из Николаевки сделать совместный документальный проект. Школьники должны будут играть себя. План-минимум — показать его в Киеве, максимум — свозить детей за границу.

— Один из немецких театров хочет пригласить детей на неделю в Германию и с ними работать.

— У них разрыв шаблона случится, — предполагаю я.

— Да, они переосмыслят многое, и это будут уже другие дети Донбасса. Там один мальчик есть. Такой толковый. Мне он нравится. Он говорит: "Я хочу только в Россию". — "А ты где-то был?" — "Нет, не был нигде". — "А в Киеве был?" — "В два года". — "А хочешь поехать?" — "Ну да". Он очень талантливый. Наш спектакль будет строиться, скорее всего, на том, что дети принесут предметы, которые им дороги, и о них расскажут. В Николаевке мы попросили их поведать о себе такие истории. Этот парень нарисовал на доске стакан, бутылку, сигареты и начал рассказывать про свою судьбу. Как с 12 лет начал пить, колоться, как бросил, каких он любит женщин. Короче, чувак жег. Мы с Георгом сидим, слушаем и чувствуем себя младшими школьниками.

— У нас в 16 лет это тоже было.

— Было, конечно, но я бы не могла встать перед всеми и об этом рассказать. Представляешь степень свободы этого пацана?

"Сейчас все начнут писать про киборгов. С другой стороны, мне это по-настоящему интересно"

Кстати, коллегу Наташи, Георга, местная детвора считает Святым Николаем. Во время празднования Дня Святого Николая он нацепил на себя костюм Деда Мороза и пошел раздавать подарки детям. Георг, один из создателей московского Театра.doc, учился режиссуре в ГИТИСе на курсе у Захарова.

Без парашюта

— Я поехала в Николаевку, чтобы увидеть и понять людей. Это было главной мотивацией. И потом, должна же я быть хоть чуть-чуть полезной. Хотя все мои попытки в чем-то поучаствовать смешны по сравнению с тем, что делают волонтеры, военные. Но я себя оправдываю тем, что я же драматург.

Некоторые время мы идем молча. Ворожбит раздумывает: сказать — не сказать. Наконец решается.

— Сейчас мне Ахтем Сейтабалев (режиссер фильма "Хайтарма". — Фокус) предложил написать киносценарий про киборгов, — говорит она и наблюдает за моей реакцией. — Я же понимаю, что это звучит конъюнктурно: сейчас все начнут писать про киборгов. С другой стороны, мне это по-настоящему интересно, и почему я должна давать другому, кто хуже напишет, такую возможность? Может, у меня тоже не получится, но... Как сказала мне продюсер фильма "ты была выбрана". И раз я была выбрана, значит теперь я звоню незнакомым военным, назначаю им встречи, допытываю их, пытаюсь понять и представить, как все это было.

— Страшно за такую тему браться?

— Страшно соврать. Я же не была там. Боюсь ответственности — я понимаю, что об этом нельзя написать плохо.

Мы идем по парку. Тучи понемногу рассеиваются. По кустам скачет белка. Ворожбит фотографирует ее для своей маленькой дочки. Она говорит о том, что сейчас время, о котором будут слагать легенды. Что драматурги и художники должны о нем писать, чтобы следующие поколения помнили.

Через неделю я узнала, что Ворожбит уехала в АТО – чтобы "погрузится в материал". Я ей позвонила, когда она вернулась в Киев. Она рассказала, что общалась с бойцами, которые защищали аэропорт в разные периоды войны, с профессиональными военными из 79 десантной бригады, с добровольцами из 5 и 8 батальонов ДУК, чьи базы расположены в окрестностях Мариуполя и Днепропетровской области.

— Киборги не любят когда их называют киборгами, — Ворожбит говорит резко. — Они ненавидят пожелание "возвращайтесь живыми". Слово "герои" они используют, когда фотографируются, вместо слова "сыр". Это другой уровень мужчин. Им нравится играть в настоящую войну, и они готовы играть до конца".

Ворожбит напоминает человека, который однажды вышел в открытый космос, снял скафандр и решил его больше не надевать

Самое ценное для нее сейчас — многочасовые записи интервью бойцов.

"Тренер привязывает Комете резиновую шину от машины. К шине привязана веревка, она крепится на ремень и привязывается к талии спортсмена. Комета готовится к трем подходам. Очень тяжело бежать с такой шиной. Особенно три по сто. Но зато когда ее отвязывают! Кажется, что парашют за спиной, что ничего не весишь, что бьешь мировые рекорды, что летишь как птица! Очень полезное упражнение".

Это финальная фраза из "Галки Моталко" — автобиографической пьесы Ворожбит. О девочке-подростке из спортинтерната, которая пытается осознать, но не в состоянии надеть себе на голову происходящий вокруг бред. Это специфический текст. Ближайшая аналогия — "Над пропастью во ржи" Сэлинджера. Финал — как черта под переходом героини из подросткового мира во взрослый. У Ворожбит он, как выход в открытый космос без скафандра.

Мне она до сих пор напоминает человека, который однажды вышел в открытый космос, снял скафандр и решил его больше не надевать.

Фото: Александр Чекменев, teatry.com.ua.