Украина — это что-то большое с элементом анархии, которое хочет в Европу, — писатель Андрей Курков

Фото: Александр Чекменев
Фото: Александр Чекменев

Писатель Андрей Курков рассказал Фокусу об аллергии украинцев на любую власть, о поездках в зону АТО и культурно-бытовых маркерах, которые должны открыть для европейцев Украину

Related video

Застать Андрея Куркова в стране практически невозможно. В Киеве он проводит в лучшем случае несколько дней в месяц. В кафе "Ярославна", где мы пьем чай, пусто, пахнет какао и пирожками с вишней. Андрей улыбается, говорит о культурной ситуации в Европе, о своем ощущении происходящего в Украине, о культурных и ментальных маркерах как непременном атрибуте каждой европейской страны.

КТО ОН

Писатель, сценарист, автор нескольких десятков романов, переведенных на 36 языков. Преподавал в Бэлл Колледже (Кембридж, Англия) и на кинофакультете театрального института (Киев, Украина). Работал сценаристом на киностудии Довженко. По его сценариям поставлено более 20 художественных и документальных фильмов

ПОЧЕМУ ОН

Его книги попали в топ-десятку европейских бестселлеров. С 1990-х, по сути, является полномочным, хотя и не официальным представителем Украины за рубежом

Культурный представитель страны

Ты себя ощущаешь космополитом, человеком мира или прежде всего украинцем?

— В СССР я себя считал космополитом. Когда Союз развалился, я обрадовался, потом загрустил. Потом снова обрадовался, потому что решил, что в Украине намного легче построить цивилизованное государство, чем на территории огромной империи.

Когда меня начали издавать за рубежом, я ездил туда уже как украинский писатель. И мне приходилось отвечать за Кучму, за Чернобыль, за коррупцию, за украинские дороги. В общем, я стал таким полномочным представителем Украины, украинской коррупции, украинских катастроф за рубежом. Когда во время Оранжевой революции резко поменялись вопросы об Украине, я ощутил радость, оттого что они стали значительно более позитивными.

Ну и за это время я повзрослел, если не постарел. И да, в принципе, я культурный представитель Украины. Мне не всегда комфортно бывает от этого, но я привык и воспринимаю это как общественную обязанность. Недавно я выступал в палате лордов в Лондоне. В парламенте Великобритании за последние два года выступал раз пять. Выступал в Брюсселе в Европарламенте и так далее.

Насколько комфортно чувствуешь себя в качестве русскоязычного писателя Украины?

— Я самоопределился в этом качестве. Мое самоопределение устраивает меня, но не устраивает тех, кто утверждает, что не может быть украинского русскоязычного писателя. При этом они побоятся сказать, что не может быть татароязычного украинского писателя. Ведь тогда придется вспомнить, что Украина за 24 года ни разу не обратила внимания на 80 поэтов и писателей, которые пишут на крымскотатарском языке и жили в Крыму.

Так что я себя чувствую комфорт­но, потому что не завишу от этих людей. Меня знают во всем мире, от Японии до Бразилии, как украинского писателя, и им все равно, с какого языка меня переводят. Главное, что я пишу об Украине, живу в Украине, я — гражданин Украины.

"Нужно издавать специальные газеты, вывешивать их на деревянных стендах возле каждого дома, чтобы первыми подходили старушки. Пенсионеры сразу обрадуются, потому что подумают, что это "Известия" вывесили или "Правду"

Твои книги часто переводят и издают за рубежом. Назови самые дорогие для тебя публикации последнего времени.

— В августе у меня вышел на немецком языке третий том "Географии одиночного выстрела" — моей единственной трилогии. Это первое полное издание за рубежом книги, которую здесь долго не хотели издавать. В этом году выйдет, наверное, "Бикфордов мир" на английском языке и на литовском. Это тоже мечта, потому что это мой самый несмешной роман, самый тяжелый для чтения, самый серьезный. Благодаря более легким книгам, тому, что фамилия стала узнаваемой, издатели уже не боятся брать мои более сложные книги к изданию.

15 июля в Токио вышла книга "Дневник Майдана". Я лечу туда. Так что мечта, которая с детства представлялась мне нереальной, осуществится. Когда-то я выучил японский язык, потом благополучно его забыл, потому что никогда в Японии не был. И вот теперь наконец еду в Японию.

У нас аллергия на любую власть

Ты часто бываешь с выступлениями в зоне АТО, каковы твои самые важные впечатления от этих выступлений и общения?

— Готовы к общению в основном молодежь, школьники, активисты, солдаты, добровольцы. Категорически не желает общаться местное население от среднего возраста и старше. Они не приходят на встречи, не хотят разговаривать на улицах. После нескольких попыток я понял, что с ними нужно начинать общаться по-советски. Издавать специальные газеты, вывешивать их на деревянных стендах возле каждого дома, чтобы первыми подходили старушки. Пенсионеры обрадуются, потому что подумают, что это "Известия" вывесили или "Правду". Потом они начнут обсуждать эти статьи. Для того чтобы у них начался процесс мышления, его нужно запустить на самых низких оборотах, которые не вынуждают мозг потеть.

Каковы, по-твоему, наши самые слабые и сильные стороны?

— В Украине то, что развивается само по себе, развивается анархично, потому что у нас только одна историческая матрица — анархия. Украина — казачья держава. У нас срабатывает самоорганизация в обход законов и администрации. А организация через администрацию не срабатывает потому, что у нас аллергия на любую власть.

Ненависть к власти корнями уходит в ту же исторически обусловленную анархию. Поэтому у нас 200 политических партий. Поэтому у нас по 30–40 кандидатов в президенты. А президента, за которого проголосовало не менее пятидесяти процентов населения, через несколько часов те же люди, которые за него проголосовали, начинают поливать грязью и говорить, что он ни хрена не сделал. Поэтому говорить об уровне политической культуры нет смысла.

С другой стороны, анархическая культура развивается благодаря новой и молодой крови. Она ищет и находит возможность реализовать себя. То есть имеется полное недоверие к любым государственным органам власти и полное доверие к собственной истории, к собственному историческому опыту и к своим соотечественникам.

Но кроме анархизма у украинцев в крови мелкое предпринимательство, потому что это нация индивидуумов, а не коллектива. И поэтому даже после частичной победы над коррупцией все сразу разбегутся открывать кафе, лавочки, мастерские. В этом сила и механизм стабилизации после очередного анархистского взрыва.

Европа наконец-то узнала, где находится Украина

Ты часто бываешь за границей, какова степень заинтересованности жителей стран Западной Европы тем, что происходит в Украине?

— Я вижу и отслеживаю отношение к Украине с 1999 года. До Оранжевой революции приходилось каждый раз объяснять, где находится Украина и что это такое. Потом был всплеск интереса, который длился, наверное, год-полтора, потом угас. И окончательно поставил Украину на карту Европы новый Майдан, аннексия Крыма, в общем, драма. Она заставляет людей лучше запоминать места, где это происходит. Поэтому у нас в голове навсегда останется Иловайск, Волноваха, Дебальцево. Драматическая география.

Как изменилось отношение к Украине за минувший год?

— Приблизительно год назад европейцы, интересующиеся политикой, попытались определить свое отношение к Украине и России, ответить на вопросы, кто же во всем этом виноват, не пытаясь разбираться в деталях. Россия это быстро прочувствовала и включила все возможности влияния на русский мир за границей, на русофилов, на традиционно любящих Россию как наследника СССР, левых политиков и так далее. Год назад на моих выступлениях до тридцати процентов собравшихся были за Россию. Они приходили, чтобы задавать провокационные вопросы, спрашивать, сколько фашистов в украинском правительстве. Но за год эта активность сошла на нет. Произошло осознание того, что Украина и Россия — политические враги, между ними идет война. А если это так, значит, Украина — страна немаленькая. Появилось представление о том, что Украина — это что-то большое с элементом анархии, которое хочет в Европу.

Сейчас интерес к Украине ослабел. Но осталось много людей, симпатизирующих нашей стране.

На 36
языков

переведены книги Андрея Куркова

Насколько термины геополитики актуальны в обиходе среднего европейца?

— Само слово "геополитика" в Европе почти никто, кроме политиков, не использует. И европейскому обывателю, более или менее образованному, важна не геополитика, а ментальные клише, которые соотносятся с тем или иным регионом Европы. Когда-то такими клише в отношении Украины были "коррупция" и "Чернобыль". Оранжевая революция отменила старые клише, но не создала своих. И теперь главная задача — создание отредактированных нами самими клише, которые помогут нам стать территорией между "клюквой и медведем", с одной стороны, и "балканскими песнями" — с другой. Мы должны создать для Европы свой культурно-бытовой маркер.

Что такое нация для Европы?

— Для европейского уха "нация" и "наци" очень похоже звучат, а Европа стала настолько мультикультурной, что там попытка затеять спор, что важнее: этническая нация или политическая, может закончиться плохо. Или дракой, или тюремным заключением за разжигание межнациональной розни.

Какие персоны в современном культурном европейском пространстве для тебя особо значимы?

— На самом деле в культуре современной Европы сейчас большую роль играют культурные менеджеры. Они ведут себя иногда как менеджеры крупных нефтяных компаний. То есть смотрят, где можно расшириться, где и кого можно подключить к новым проектам, на какой территории можно сделать что-то.

Пример такого движения — это Мишель Ле Брис, француз, директор фестиваля в Сен-Мало. Фестиваль называется "Очарованный путешественник". Это самый большой фестиваль во Франции, собирает десятки тысяч людей. Они под своим брендом начали проводить фестивали в африканских странах. Должны были делать, кстати, фестиваль на Гаити. За несколько недель до него произошло землетрясение, и активисты этого феста поехали помогать разбирать завалы и спасать раненых. Вот такой получился литературный фестиваль.

Хотя при этом в каждой стране есть писатели или философы, к которым прислушиваются или над которыми потешаются. Например, Бернар Леви сейчас в большей степени объект насмешек со стороны французских интеллектуалов, чем личность, вызывающая уважение.

А что с ним не так?

— Бернар Леви, как любят повторять французские интеллектуалы, увлекся революционным самопиаром и сделал слишком много одинаковых фотографий на фоне разных баррикад, всегда в белой рубашке и с горящим взором. Поэтому кто-то из журналистов даже принялся сравнивать его риторику на киевском Майдане с тем, что он говорил во время Арабской весны в Тунисе. Проще говоря, часть французских интеллектуалов, а их там много, не верит в его искренность.