Никудышний иностранец

Отказавшись быть пристяжным в каретах Петросяна и Дубовицкой, великий мастер разговорного жанра ушел c эстрады. В ХХІ веке на сцену вышел другой Хазанов — драматический актер, который собирает аншлаги, играя в спектаклях своего друга Леонида Трушкина и на сцене «Ленкома»

Related video

— Геннадий Викторович, вы не скрываете свою неприязнь к журналистам. Не любят их, впрочем, многие. Но открыто говорят о своей неприязни — почему-то лишь большие артисты…
— Я думаю, что самая серьезная причина такой нелюбви — непрофессионализм человека. Отсутствие дарования превращает беседу в глупость, банальность и бессмыслицу.

— Однако вы не жалуете также и эстраду в ее нынешнем виде. Когда закончился эстрадный артист Хазанов и начался драматический?
— Мне пришлось проделать большой объездной путь в творчестве. Первые шаги я сделал еще на самодеятельной сцене эстрадной студии Московского государственного университета "Наш дом" Марка Розовского. По этой причине смысловая планка у меня была выше, чем у многих представителей так называемой "массовой культуры". Основной уровень материалов для эстрады казался мне очень банальным и примитивным. Я должен был маневрировать, чтобы оставаться самим собой. Начал обращаться к многотысячной аудитории с материалом, который был рассчитан на подготовленного зрителя. Но публика долго видела во мне выпускника училища циркового и эстрадного искусства. В каких-то вещах я казался ей белой вороной. И немедленно получал за это щелчок по носу от зрительного зала.

— Однажды вы решили уйти с эстрады?
— Мне стало тесно на эстраде. Все-таки я — дитя коммунистического времени. Не важно, что я не находился в оппозиционном хоре по отношению к власти и не был никогда диссидентом. Я видел много странного, наивного, глупого, кондового. В общем, проблемы жанра, которому я посвятил жизнь, были видны уже в конце 90-го года. Я продолжаю настаивать: жанр этот — в том виде, в каком он существовал в советское время, — закончил существование. Естественно, меня потянуло туда, где можно, используя актерские навыки, продолжать самовыражаться. Не с кем ведь было больше бороться. Не стало коммунистической партии, закончилась жизнь страны, в которой мы родились. Надо было рождаться заново.

— Вашим театральным дебютом принято считать роль у Сергея Юрского в "Игроках"…
— Все-таки это был условно театральный дебют. Мне кажется, это было скорее желание получить сатисфакцию за уязвленное самолюбие эстрадного артиста, который всегда считался не первым сортом. Вот драма — это серьезное дело, заслуживающее внимания, а все остальное… Но я не совсем был прав тогда. Ведь и на театральной сцене много скучного и бездарного.

— Можно ли сказать, что вас, как театрального актера, изменил Роман Виктюк? В одном из интервью вы сказали, что сотрудничали с ним еще в далеких 80…

— Я думаю, что Роман был первым человеком, который нанес сокрушительный удар по моему представлению о существовании на сцене. Зачастую артисту, выходящему на эстраду, такое и в голову не придет. Роман Григорьевич был разрушителем моей уверенности в том, как надо существовать на сцене и эстраде.

— Вы имеете в виду постулат, что на сцене надо жить и умереть? К слову, правда ли, что накануне очередного спектакля вы перенесли микроинсульт?— Никакого инсульта не было! Это журналистская "утка", опять какая-то самодеятельность. У меня просто подскочило давление. Перед спектаклем вызвали врачей, они сказали, что у меня, с их точки зрения, оно слишком высокое. Может и так — для человека, у которого за 120 верхнее давление никогда не заходило. Но чтоб такое… Потом я узнал, что одной ногой уже "не здесь". Это — возвращаясь к началу нашего разговора о журналистах…

— С 1997-го вы — художественный руководитель Театра Эстрады. Не возникало ли у вас желание сменить название театра?
— Как я могу? Это же бренд! Да и не вижу в этом необходимости, потому что никакой это не театр эстрады. Эстрада, сами видите, где теперь располагается. Либо на огромных площадках, вокруг которых гудит толпа, либо в каких-то ночных увеселительных заведениях. Да, можно переименовать, но что это даст? Для шоу-бизнеса наш театр все равно мал. Не подумайте, что у нас какая-то аховая ситуация. Мы не жалуемся. Не шикуем, конечно. Но мы нормально вписались в жизнь Москвы — в раздел под названием "развлечение".

— К вопросу о прописке. У вас ведь, насколько мне известно, двойное гражданство…
— Я все-таки человек, выросший в России. И таким доживу до конца своих дней. Где бы я ни находился, в любой точке земного шара, никем кроме как россиянином себя не чувствую.

— Верно ли говорят, что спектакль "Город миллионеров", в котором вы играете, привезен в Киев в первый и последний раз?
— Насколько мне известно, только "Ужин с дураком" Леонида Трушкина два раза приезжал в Киев. Это ведь сложное дело — привезти спектакль в другой город. Без помощи меценатов практически неосуществимое. Я имею в виду полноценные гастроли. Выходит, никому кроме Фонда Виктора Пинчука не нужно, чтобы в Украину приехал "Ленком". То есть "хорошо бы, чтобы кто-то приехал", но очередь желающих не выстраивается, чтобы этому содействовать.

— Роль Сориано в "Городе миллионеров" до вас играли два актера — Джигарханян и Караченцов. Захаров как-то адаптировал эту роль под вас?
— Не было абсолютно никакой адаптации. Я получил пьесу в том виде, в котором она шла в театре. Наоборот, я бы даже сказал: Захаров приложил массу усилий, чтобы меня адаптировать к этому спектаклю, а не пьесу ко мне.

— Гастроли "Ленкома" в Киеве во все времена сопровождал ан­шлаг. В чем, по-вашему, причина?
— Для меня ничего удивительного в этом нет. Все-таки 350 лет Украина и Россия были вместе. Но я думаю, что наши культуры будут все больше отдаляться друг от друга. Мне кажется, эти процессы (я произношу это с грустью) необратимы. Сила действия равна силе противодействия. Россия жестко вела себя по отношению к Малороссии и теперь пожинает плоды.

— Чувствуете ли вы себя в Украине иностранцем?
— У меня нет ощущения, что я нахожусь в другом государстве. Приехать в Украину — совсем не то же самое, что приехать в Германию. По-другому и быть не может. Когда Украина стала независимой, мне уже было 46 лет. Для меня вся Украина: и запад, и юг, и восток — пространство, где я практически ежегодно бывал на гастролях. Из меня никудышний иностранец. Конечно, многое изменилось. Но важно понять: жестокость и цинизм в Россию приходят не из Украины, и в Украину приходят не из России. Началась другая жизнь, которую мы ощущаем пока лишь наощупь. Должен пройти период, когда мы все переболеем чернухой и появится потребность в чем-то другом, позитивном.

— В 90-х вы еще проявляли политическую активность, входили в Президентский совет при Борисе Ельцине. А сейчас?
— Мне кажется, каждый должен заниматься своим делом. Я никому никаких рецептов не выписываю. Не чувствую потребности в этом. Думать, что от тебя что-то зависит — одна из форм счастливых человеческих заблуждений.