Под небом в клетку

Комната отдыха в Качановской женской колонии №54. За столом – стук домино и отчаянный смех.

Старухи "забивают козла", умело зажимая костяшки в заскорузлых пальцах.

– Все они – убийцы, – говорит офицер внутренней службы Департамента по вопросам исполнения наказаний.

Турне по зонам
Департамент, 10 лет назад вышедший из подчинения МВД, сейчас курируется Министерством юстиции. Несмотря на такое переподчинение, отечественная пенитенциарная система по-прежнему остается достаточно закрытой: разрешения посетить несколько исправительных учреждений Фокус ждал почти два месяца.

В итоге позволили побывать в пяти местах: в Киевском следственном изоляторе №13 – том самом, что в народе именуется Лукьяновским, в Куряжской колонии для несовершеннолетних, в Качановской женской колонии и в двух мужских зонах – Кагарлыкской, где сидят за убийства по неосторожности, и Темновской №100, в которой содержатся рецидивисты и осужденные пожизненно. Все они относятся к разряду парадных – именно их посещают правозащитники и различные комиссии.
– С чего начнем? – гидом в торопливых экскурсиях обычно оказывался начальник колонии или его зам по воспитательной работе. – Вот сюда приносят передачи, 30 кг в день. Можно все, кроме скоропортящихся продуктов, оружия и наркотиков. Так что проблем с сигаретами и чаем давно не существует. А вот тут проходят кратковременные свидания.

Например, в Лукьяновском изоляторе, в сотой зоне и женской колонии посетителя и зэка разделяет прозрачная перегородка; там, где режим помягче, встречи проходят за обычными столиками.
– Встречаться можно хоть каждый день, если, конечно, нет нарушений, – "экскурсовод" спешит продолжить тур.

Вот комнаты для так называемых длительных свиданий, которые могут продолжаться до трех дней. Душ, туалет, двуспальная кровать, телевизор, отдельно кухня: эти помещения напоминают номера второразрядной гостиницы. Сутки, проведенные здесь, обходятся в 60 грн.: плата принимается у любой из сторон. Такие свидания разрешены для близких родственников, могут даже приезжать гражданские муж или жена – правда, только в том случае, если у пары имеются общие дети.

Прогуливаются осужденные во дворе у своих казарм. Исключение – те, кто сидит пожизненно. Им разрешено гулять в небольших боксах без крыши, с турником, брусьями и небольшой клумбой, где весной вырастает трава.

Жилые помещения рассчитаны на 10–20 человек. Например, в Кагарлыкской колонии спят на обычных, не двухъярусных, кроватях; в комнатах – по телевизору, удобства – в коридоре. Днем тюремные казармы, как правило, пусты. "Все на работе", – объясняют сотрудники администрации. Заключенные шьют одежду и сумки, изготовляют колючую проволоку (она называется "Егоза"), строят.

Ни в одной колонии никто из зэков, согласившихся пообщаться, ни на что не жаловался. Что неудивительно: рядом все время маячили сопровождающие.
– Тут все по-взрослому, – говорит 24-летняя девушка по имени Рана из колонии №54, осужденная на 9 лет за убийство. – На "малолетке" была школа, учеба, а здесь я работаю в швейном цеху. Платят 35 гривен в день. Кормят хорошо, мясо каждый день.

С мясом и другими продуктами проблем и не должно быть: в колониях есть собственные хозяйства. Особенно удачно с этим в Кагарлыкской колонии с облегченными условиями содержания – в ее распоряжении 900 га земли под зерновые и овощи, здесь выращивают свиней и коров. Кстати, в отличие от остальных, в этой зоне обходятся без колючей проволоки по периметру. А на ночь 180 осужденных остаются под присмотром всего десяти охранников.
– Что вы, новичков опускать у нас и в мыслях нет! Мы им даже помогаем быстрее влиться в коллектив, – рассказывает молодой человек, осужденный на четыре года за кражу со взломом и отбывающий наказание в Куряжской колонии для несовершеннолетних.

Не верьте!
– Естественно, там, где ты был, хорошо подготовились. Кто же тебе правду покажет?! – этот разговор происходит на воле; собеседник – бывший зэк по прозвищу Дрон. Он сбежал прямо из зала суда, потом его снова взяли. Отсидел срок за разбой и недавно освободился.

– За пять лет меня лично никто пальцем не тронул, но других осужденных избивали, – рассказывает экс-заключенный. – В зоне для этого есть специальная камера, изнутри выложенная мешками с песком. А за мелкие нарушения – на подвал, то есть в карцер.

По словам Дрона, в колониях создают условия, которые невозможно не нарушать.
– Вот один пример. Непреходящее чувство осужденного – голод. Кормят на грани выживания, какое там мясо, – вспоминает бывший сиделец. – Без передачек от родственников и друзей очень тяжело. Поесть, кроме столовой, можно только в кубовке – комнате приема пищи. Но она открыта лишь один час утром и час вечером. На отряд в 100 человек – одна такая комната, и там всего три розетки. Пользоваться можно только казенными кипятильниками, вода с ними закипает очень долго. За час попить чая или сделать бульон из кубика успевают 10 человек. Выход – кипятильники из лезвий, но они запрещены. И подобных примеров масса.

Как утверждает бывший заключенный по кличке Музыкант, то, что сейчас нет проблем с сигаретами и чаем, – неправда.
– На зоне это реальная валюта. Место на нижней шконке (нижняя койка в двухъярусной паре. – Фокус), например, стоит 10–15 пачек сигарет, в зависимости от запросов завхоза.

На так называемых среди уголовников красных зонах (то есть тех, где заправляют не "бугры", а администрация) завхозом именуют старшего по отделению.

Не петух прокукарекал
Гомосексуализм в колониях существует, и этого никто не отрицает. Как говорит замначальника Харьковского управления Государственного департамента Украины по вопросам исполнения наказаний Евгений Бараш, "это от человека зависит; гомосексуалистов и на свободе полно".

Бывший зэк Музыкант с мнением полковника внутренней службы согласен буквально до слова: "Гомосеков и на воле много. Такой за пайку задницу запросто подставит". Впрочем, Музыкант добавляет: "Еще администрация может опустить". Но предположение, что новичка могут запросто унизить сокамерники, устраивая ему какие-то проверки и провокации, отрицают и полковник, и бывший зэк.

По мнению директора Украинско-американского бюро по защите прав человека Семена Глузмана (в советские времена отбывшего срок за диссидентство), ситуация в украинской пенитенциарной системе нормализуется.

– Социальные условия теперь лучше. 10 лет назад вообще была катастрофа, люди голодали. После выхода из состава МВД работа департамента стала более прозрачной. В зонах появляются священники, туда едут актеры, посторонних свидетелей в колониях становится все больше.

Правозащитник говорит, что окончательному улучшению ситуации мешают низкая оплата труда обслуживающего персонала (прапорщик, например, получает 700–800 гривен) и связанная с этим коррупция.

– У бандюков по несколько мобилок, хотя заключенным они запрещены. В одну зону пытались пронести пистолет! В этом виноваты охранники, – утверждает Семен Глузман.

Бюджетное финансирование Государственной службы исполнения наказаний оставляет желать лучшего. Как сообщил Фокусу первый заместитель главы департамента Николай Ильтяй, в прошлом году они получили всего 5% от 559 млн. гривен, запланированных Госпрограммой улучшения условий содержания заключенных. В этом году в бюджете заложено всего 10% необходимого по этой программе.

В отличие от Семена Глузмана, который считает, что проблема пыток в колониях уже не так актуальна, как это было десять лет назад, председатель правления Украинского Хельсинского союза по правам человека Евгений Захаров придерживается иного мнения:

– Ситуация мало изменилась, – говорит он. – Заключенных избивают, по-прежнему существуют так называемые пресс-хаты. Вот вы были в колонии №100. Там с 1988 года существовала замаскированная "музыкальная камера", в которой людей избивали под громкую музыку, чтобы заглушить крики. Эту камеру правозащитники нашли только в 2005 году. Недавно мне сказали, что ее работа возобновилась, но так ли это, я проверить не могу.

По словам председателя правления Украинского Хельсинского союза, в колониях плохо кормят: если нормы питания выполняются на 30%, это уже хорошо. Еще одна проблема состоит в том, что осужденные не могут жаловаться на свое положение: письма проходят люстрацию.

– Наша исправительная система по-прежнему наглухо закрыта, – подводит итоги Евгений Захаров.

Большую часть срока я отбывал в Харькове, в колонии №25. Официально она считается одной из лучших в Украине. Но судите сами, как там дела обстояли. Я уверен, что и сейчас происходит то же самое.

Отработав с 8.00 до 16.00, после вечерней проверки заключенные заступали на смену с 18.00 до 1.00. Это бывало ежедневно, даже по воскресеньям: выходными считались только Новый год, Пасха и День независимости. Отказ от работы – нарушение. В случае невыполнения требований администрации будешь избит. Работая в две смены, заработка мы практически не видели. Официальная минимальная зарплата – 350 грн. в месяц, но хорошо, если получали по 20 грн. Примерно 75% осужденных отоваривались в магазине 1-2 раза в год: я за шесть лет там отоваривался лишь дважды.

Заключенных держали в постоянном страхе. Была такая бригада №32, специально созданная для провоцирования ЗК на противозаконные действия. Помню, шесть суток подряд шел снег, мы его непрерывно убирали. Лица зэков покрылись волдырями от обморожения. Наказание получали за то, что не успевали побриться, пришить нагрудный знак, подстричься, а нестриженными считались все, у кого можно ухватиться за волос на голове.

Самое мягкое наказание – "по отряду" или "по бригаде". В первом случае, если у тебя 15-й отряд, – 15 ударов палкой, во втором случае – 150 отжиманий от пола. Выбирали "отряд", иначе отнимаются руки, и ты не можешь работать. Самое тяжелое наказание – карцер. Руки выкручивают за спиной, надевают наручники и на протяжении двух часов пытают: избивают, применяют электрошокер. Питались мы хорошо только в случае приезда какой-либо комиссии или по праздникам. В остальные дни кормили – просто кошмар. Протухшее мясо, хлеб с соломой. Не съешь – будешь наказан.

Я пытался обратить внимание общественности на происходящее. Но приезды комиссий и их беседы с осужденными ничего не дают: сказать что-нибудь, заранее не согласованное с администрацией, – самоубийство. Все письма читаются в оперчасти, поэтому пришлось слать малявы. Одна жалоба дошла до Тимошенко, но она перенаправила ее в Департамент наказаний и прокуратуру Харьковской области. То, что началось потом – во всяком случае, для меня, – просто не передать. Пытали, угрожали опустить. Но я продолжал слать письма на имя Ющенко. Случилось чудо – письмо попало в Секретариат Президента. И за 44 дня до окончания срока я вышел по условно-досрочному освобождению.

Из застенков
Выдержки из адресованного Фокусу письма подследственного, в настоящее время находящегося в Лукьяновском СИЗО

...Меня перевезли в Бориспольский ИВС, где пытки продолжались еще пять суток. В связи с тяжелым состоянием здоровья меня поместили в Больницу скорой помощи, через два дня перевезли обратно в Фастов. В моей квартире провели обыск, его результаты фальсифицировали: изъяли ключи от автомобиля и патроны. Понятые заявили, что не видели, откуда были изъяты указанные вещи…

…По показаниям некоего свидетеля был арестован мой знакомый, его тоже пытали. Пытки окончились после того, как он проглотил ложку и был переведен в Киевское СИЗО…

...На сегодняшний день уголовное дело в отношении меня уже четыре раза было отправлено на доследование, и столько же раз оно возвращалось в неизменном виде…

Фокус определил пять лучших и пять худших исправительно-трудовых учреждений Украины. По новому Уголовному кодексу все 183 исправительных учреждения страны подразделяются на три класса: с минимальным, средним и максимальным уровнем безопасности. См. фоторепортаж Казенный дом.