К власти каждый раз приходят диктаторы, воры и мерзавцы, — Роберт Стуруа

Режиссер Стуруа — такая же часть грузинского космоса, как песня про Сулико, памятник королю Вахтангу I над Курой, монастырь Джвари и короткометражки Резо Габриадзе.

В 38 лет — по меркам Грузии возраст, когда еще молоко на губах не обсохло, — Стуруа стал главным режиссером главного театра республики. До этого не став художником (хотя вырос в семье художника и сам хорошо рисовал), математиком (хотя собирался поступать на физмат) и кинорежиссером (родители не отпустили в Москву, а своего ВГИКа в Тбилиси не было).

КТО ОН

Художественный руководитель тбилисского Театра имени Шота Руставели и приглашенный режиссер московского театра Et Cetera. Лауреат многих театральных премий, в том числе самых престижных. Выпустил более 80 спектаклей в театрах десятков стран. В киевском Театре имени Ивана Франко в 2003 году поставил "Царя Эдипа" Софокла

ПОЧЕМУ ОН

Знает все о власти и злодействе — за свою театральную биографию поставил 16 пьес Шекспира, в том числе трагедии "Гамлет" (пять постановок в разных театрах), "Ричард III" и "Король Лир"

В своем театре Стуруа — типичный Карабас-Барабас. Он часто и с удовольствием рассказывает, что актеры называют его Адольфом Виссарионовичем Берия. Он вообще много чего рассказывает. "Моим интервью не стоит верить, — как-то признался он. — Иногда я придумываю, чтобы не было скучно ни вам, ни мне. Моя жена ненавидит мои интервью и постоянно просит меня прекратить эту игру".

В 2011-м режиссер доигрался до того, что в родном театре из Карабаса-Барабаса превратился в короля Лира. В одном из интервью он на голубом глазу заявил, что во главе страны должен быть грузин, а не Саакашвили, скрывающий свое армянское происхождение. Оскорбились все: грузины, армяне, Саакашвили. Стуруа приобрел имидж шовиниста (скандалиста, фашиста, патриота, идиота, жертвы преступной хунты, Ларса фон Триера, в том же 2011-м заявившего в Каннах, что понимает Гитлера и даже симпатизирует ему). Стуруа сняли с должности, и он уехал в Москву — приглашенным режиссером в театр Et Cetera Александра Калягина. Оказалось, уволить главного режиссера главного театра Грузии не сложнее, чем проворовавшегося гаишника. В Театр Руставели он вернулся только после смены власти в стране.

В Украине Стуруа сегодня назвали бы ватником. Во-первых, он скептически относится к грузинскому экономическому чуду. Во-вторых, по-прежнему терпеть не может Саакашвили. В-третьих, он, кажется, единственный из грузинских режиссеров после вторжения российской армии в августе 2008 года ставит спектакли в Москве.

Встретиться и поговорить со Стуруа несложно. Найдите Оксану. Та свяжется с Майей. Та позвонит не то Гиви, не то Гие. Тот скажет, куда и когда прийти, и посоветует в разговоре с режиссером ввернуть, что вы прилетели в Тбилиси специально, чтобы поговорить с ним. Вам все равно, а человеку приятно.

Так вы оказываетесь на проспекте Руставели, в монументальном театре Руставели. Вас ведут по его лабиринтам, где вы понимаете: главное разногласие Стуруа и Саакашвили не политическое, а эстетическое. Пока Саакашвили строил свой театр, возводя по всей стране стеклянный новодел ("Видели полицейские участки с прозрачными стенами? А стеклянный мост в Тбилиси? Местные называют его прокладкой — очень похож"), Стуруа укрылся в каменных стенах театра и делал что привык — читал Шекспира.

Полвека спустя: Свой первый спектакль Роберт Стуруа поставил в тбилисском Театре имени Шота Руставели полвека назад (1965). Это был "Сейлемский процесс" по пьесе Артура Миллера

Я немножечко люблю смотреть порнофильмы

Грузинские мужчины бывают двух типов: витязь в тигровой шкуре верхом на горячем скакуне и Буба-Мимино — вертолетчик с печальными глазами и вечно неразделенной любовью к Ларисе Ивановне. Вы, собственно, кто?

— Трудно сказать. Я родом из большевистской семьи, очень ортодоксальной. Мой отец был художником, дедушка когда-то рекомендовал в партию Сталина. Позже дедушку расстреляли, репрессии коснулись только родственников по материнской линии. Можете представить, что это была за семья. Я в детстве был абсолютным гитлерюгендом. В шестом классе посмотрел фильм "Кавалер золотой звезды" по книге лауреата Сталинской премии Бабаевского, вышел из зала и сказал восхищенно: вот это кино! Позже я ездил с Бабаевским в Америку, он оказался абсолютным идиотом.

Меня трудно представить на горячем скакуне (обнимает руками живот размером с крупный глобус. — Фокус). Разве что в метафорическом смысле. Но я часто цитирую грузинского актера Серго Закариадзе, который говорил, что жизнь в театре сравнима с положением человека, который сидит в кустах и ждет белую лошадь. Он должен вскочить на эту лошадь, но сумеет ли, дождется ли, и вообще, пробежит ли она мимо — никому не известно.

Если вспомнить, что "весь мир театр, а люди в нем актеры", к кому у вас больше всего претензий — к драматургу, режиссеру, актерам, гардеробщикам, буфетчикам?

— Эту фразу Шекспира хорошо перефразировал Оскар Уайльд. Он сказал: да, весь мир — театр, но, боже мой, какая ужасная труппа. Драматурга я бы винил в последнюю очередь. В первую — конечно, заведующих труппой. В XXI веке они оказались не такими страшными, как в XX, зато стали изощреннее в своем зле. Зло меняет личину, но его суть от этого не меняется. Подковерная борьба, насилие и интриги на пути к трону, неразборчивость в выборе средств и союзников — со времен Ричарда III в этом театре мало что изменилось.

"Яка розумная цьому альтернатива?" — спрашивал главный украинский шекспировед Лесь Подервянский.

— Мне кажется, человечество оказалось перед проблемой: что делать с демократией. Что-то не так работает, если каждый раз к власти приходят диктаторы, воры, мерзавцы, причем демократичным путем. Что-то новое надо придумать. Я сейчас просматриваю свои старые записи, мне очень нравится Мамардашвили (Мераб Мамардашвили — грузинский философ. — Фокус). Он говорил: самое страшное — если ты живешь с надеждой, что все будет лучше. Лучше ничего не будет. Все время будет так же. Верить в то, что мир изменится к лучшему, я не могу, к сожалению.

Может ли театр помочь, кому и чем?

— Вчера в театре мы обсуждали новый спектакль — "Девы" по пьесе грузинского драматурга Поликарпа Какабадзе, написанной в 1924 году. В ней, по сути, было предсказано появление Сталина. Этот спектакль — диагноз, я постарался назвать болезнь.

Театр не аптека и не больница, он не лечит. Единственное, что он может, — напоминать, что зло всегда будет злом, а добро всегда будет добром. Хотя бы на три часа, пока идет спектакль. Сидящий в партере Ричард III смотрит и ужасается поступками Ричарда III на сцене. Потом приходит домой, ужинает, ложится спать. А утром забывает и продолжает оставаться тем, кем он является, — Ричардом III.

Что для театра лучше — стабильное общество с сытым зрителем или бесконечный раздрай с бардаком?

— Грузия не знает покоя с конца 1980-х. Восемь лет я получал зарплату один доллар и 30 центов. Актеры еще меньше. Мы начинали спектакли в пять вечера, чтобы не поздно возвращаться по домам. Здание не отапливалось, зрители в зале сидели в верхней одежде, электричество отключалось. Однажды спектакль "Добрый человек из Сезуана" доигрывали при свете фонариков. Удивительно, но в 90-х театр почему-то оказался нужен грузинам. Сейчас — меньше.

В одном из интервью вы сказали: "Боги нам никогда не помогали. Они не вмешивались в нашу жизнь, не меняли ее к добру. Единственное, что нам остается, — постараться получить как можно большее удовольствие от жизни здесь, потому что там, кажется, ничего не будет". Есть ли в театре Карабаса-Барабаса место для других богов, кроме него самого? И есть ли в жизни Роберта Стуруа место для веры?

— Недавно я хотел пригласить на обсуждение спектакля в театр нашего патриарха Илию II. Позвонили ему, он сказал: "Сейчас Великий пост, мне неудобно идти в театр. Пусть Стуруа сам приходит, мы поговорим. Но я хочу, чтобы перед этим он исповедался и причастился". Я пошел. Ко мне подошел священник, дал книгу с описанием грехов — около сотни, о многих я даже не знал. Когда прочел, понял, что я почти святой. Единственный грех, который нашел, — я немножечко люблю смотреть порнофильмы.

Если серьезно, когда грузины хотят привести друг друга в чувство, пристыдить, когда совершаешь недостойные поступки, они говорят: ты же христианин. В Грузии это означает не только религию, но и какой-то человеческий кодекс.

Херики, наведите порядок

О вашей способности предсказывать будущее ходят легенды. Чего стоит финал "Короля Лира". Рушились декорации, в дыму появлялся главный герой — безумный старик, через всю сцену в дыму тащивший за собой на веревке тело любимой дочери. Премьера спектакля была в 1987-м, а 9 апреля 1989 года участников митинга на проспекте Руставели в Тбилиси солдаты разгоняли саперными лопатками и травили газом.

— Когда мы заканчиваем спектакль, мои артисты никогда не знают, каким будет финал. И они всегда меня умоляют, чтобы там не было намека на какие-нибудь ужасающие события. Но это не зависит от моей воли — я не знаю, как это происходит.

Со мной такое бывает не только в театре. Однажды у меня открылась язва желудка, началось кровотечение. Чудом спасся. Когда я зажмуривал глаза, видел пятна, внешне похожие на хромосомы — в форме Х. Я их назвал "херики". Мне должны были делать операцию, и я сказал шутя: херики, пойдите в желудок и наведите там порядок. На третий день, когда меня начали врачи смотреть, они не нашли язву. Я сам был удивлен, а врач, который услышал об этом, решил, что я немного рехнулся. С тех пор я иногда обращаюсь к херикам, и они помогают.

Еще один спектакль, который считают провидческим и с которого начались ваши проблемы — "Солдат, любовь, охранник и... президент" по пьесе драматурга Лаши Бугадзе.

— Актер, который играл президента, действительно внешне похож на Мишу. Странный такой персонаж с замашками садиста. Когда этот спектакль появился в 2005-м, Саакашвили был президентом второй год. Многие тогда еще были очарованы им. Композитор Гия Кончели, мой друг и соавтор, спрашивал, почему я набросился на этого человека. Я говорил: не знаю, не могу сказать. Может, из-за его истерик. Я чувствую, где начинается фарс. И понимаю, что потемкинские деревни, которые строил Саакашвили, это не мой театр и не мои декорации. Но это неважно. Важно, что "Солдат, любовь, охранник и... президент" — спектакль не персонально против Саакашвили. Он о природе власти и о вирусе, который подхватывают все, кто оказывается на ее вершине. Кто-то может сопротивляться дольше, кто-то сразу сдается, но вакцины против этого еще не придумали.

Судя по всему, в грузинское экономическое чудо вы не верите и в светлое будущее Украины с Саакашвили тоже.

— У грузин есть национальная черта — умение обольщать чужаков, создавая иллюзию того, чего нет. Мне кажется ошибкой украинцев делать ставку на то, что Саакашвили поможет вашей стране. Его приход к власти был катастрофой для нас. За эти годы миллион человек уехали из страны на заработки. В основном женщины, которые устраиваются бэбиситерами и до сих пор присылают деньги из-за границы. Грузия — это не только отели на набережной в Батуми и десяток новых зданий в Тбилиси. Проедьте по стране, посмотрите на деревни, спросите, как живут люди. Единственное, что удалось, — реформа МВД, создание патрульной службы.

Мне смешно слышать о том, что Саакашвили победил коррупцию. Коррупция свойственна всем народам, человечеству. И те, кто выступает против, часто делают это потому, что не в доле. Я хотел бы думать, что Миша, лишившись власти здесь, может стать другим в Украине. Но я не верю в это. Это моральная деградация, которая особенно стала заметна к концу его второго президентского срока, и назад пути нет.

В Москве, в Москве

Как вы чувствуете себя в Москве? Этот город приютил вас после изгнания из Театра Руставели. С другой стороны, в 2008-м российские танки стояли в нескольких часах езды от Тбилиси, автобан был разворочен их гусеницами, аэропорты разбомблены, Грузия потеряла часть территории.

— Я сейчас должен ставить в Москве какой-то спектакль, и для меня это мучение. Ничего не получается. Может быть, потому что я не могу там сказать о Грузии то, что говорю дома. Если бы я поставил в Москве последний свой спектакль "Девы", в Грузии меня убили бы. Там есть сцена, когда одна из героинь говорит, правда, по-английски: Fucking my people. Я не могу такое показать российскому зрителю. Понимаю, что это глупо. Но во мне сидит даже не цензор, а какой-то нравственный человечек, который не позволяет это сделать. Это как сор из избы выносить — не хочу, чтобы мое дерьмо видели другие. Поэтому я не повез в Москву спектакль "Солдат, любовь, охранник и... президент".

В Москве зритель меня любит, и Грузия для России — пройденный этап. Но в людях там все равно сидит имперский дух. Я могу понять политика, который выступает с этих позиций. Но не могу понять артистку, которая сегодня играет у меня в спектакле, а завтра говорит что-то крайне пропутинское и антиукраинское. Мне кажется, она или чего-то боится, или имеет какую-то выгоду. Но при этом я вижу, что она говорит искренне,— и тут уже я растерян. Хотя понимаю, что это люди искусства и нравственность — не самая сильная их сторона.

Переставали ли общаться с кем-то из-за идейных разногласий, существуют ли для вас люди, которым вы не подадите руки?

— Нерукопожатность — что-то из мира, где существовал кодекс чести. Когда я вернулся в Тбилиси, сразу собрал коллектив театра и сказал: у каждого из нас какие-то политические взгляды, но раз мы работаем вместе, давайте не будем об этом. Но это все равно не помогло, не могло помочь.

Чай убивает театр

Вы ставили в Киеве "Царя Эдипа" Софокла. Какое послевкусие осталось от этой работы?

— Я очень люблю Киев и Украину, моя тетя, родная сестра отца, была замужем за украинцем, преподавала в институте Карпенко-Карого. Я дружил с гениальным Богданом Ступкой. Украинцы — талантливый театральный народ. В конце концов, театр — не только стены, это традиции, которые живут в народе. Как празднуют свадьбу, как справляют смерть — все это тоже театр. К сожалению, украинский театр сейчас в каком-то приземленном состоянии. Мне бы хотелось, чтобы у вас поярче все было.

Что вы имеете в виду?

— У нас в Тбилиси когда-то ставил "Мещан" Георгий Товстоногов, по матери грузин. Он начал репетиции, а потом уехал. Оставил вместо себя очень хорошего режиссера — Розу Абрамовну Сироту. Как-то она выходит с репетиции в плохом настроении. Я говорю: "Что случилось?" "Ничего не получается", — отвечает она. "Почему, ведь лучшие артисты". — "Они не умеют пить чай". Я растерялся. Говорю: "Роза Абрамовна, объясните, пожалуйста". Она начала объяснять — как правильно брать чашку, блюдце, класть сахар. Я подумал тогда: у нас и чая никакого не будет, и чашек не будет. МХАТ своим бытовым реализмом когда-то убил поэтичность Чехова. В этом чае театр тонет.

Украинские артисты слишком правильно умеют пить чай на сцене. Они должны учиться делать что-то другое. Ступка именно этого хотел.

Если долго ставить Шекспира, Шекспир начинает ставить тебя. Кем из шекспировских героев вы сегодня себя чувствуете?

— В этом году мне исполнится 77. Чувствую себя королем Лиром из последней сцены. Благодаря его руководству и его сумасбродству разрушилась страна, дети предали его, кончается его театр, любимую дочку убили. Таким был его финал. Не знаю, каким будет мой, но не думаю, что очень веселым.

Фото: Сергей Ломтев, София Тортладзе