Одна дома. Чем наставничество отличается от приемного родительства и о чем мечтает девушка Катя

Так случилось, что ее не удочерили ни в младенчестве, ни потом. Сейчас Кате Ивановой 21 год, и до 17 лет она находилась сначала в доме ребенка, а потом в интернате. Ее хотели оставить еще на год, но она пригрозила воспитателям: "Повешусь!"

Сегодня Катя живет в общежитии. Минимум раз в неделю 29-летняя Мария Коханец встречается с ней — они разговаривают, готовят, гуляют, вместе смотрят фильмы. И так уже три года. Маша — волонтер и Катин наставник.

Институт наставничества появился в украинском законодательстве осенью прошлого года. Но на самом деле этот формат работы с подростками с 2009 года развивает организация "Одна надежда". За семь лет больше тысячи детей получили наставников через этот проект.

Благодаря "Одной надежде" и познакомились Маша и Катя.

Маша

По профессии она лаборант химико-бактериологического анализа, но работает поваром раздачи в кафе в одном из строительных супермаркетов Киева. Сейчас восемь вечера, ее смена на кухне, начавшаяся в восемь утра, только что закончилась. Домой ей ехать в Бровары, а до этого — разговор со мной.

— Я живчик, — успокаивает меня Маша, — люблю много успевать.

А успевает она и правда много, особенно последние несколько лет, с тех самых пор, как решила стать наставником.

Маша давно искала возможность помогать детям из детских домов. Тому, что это правильно, ее учили родители. Именно поэтому она однажды согласилась на предложение знакомого поехать в интернат и посмотреть, как проходят занятия волонтеров с детьми.

— Если честно, я ехала туда с чувством жалости. Обычно как думают о сиротах? "Они же там голодные, холодные, плохо одетые. Их надо покормить, одеть". Вот и я примерно так думала.

Но поездка многое изменила в Машином сознании.

— На занятии, которое мы вели, все кричали, кто-то еле сидел. Заниматься большинству было неинтересно. Дети ждали, когда в конце урока им раздадут по шоколадке и оставят в покое. Потом мы вместе гуляли на площадке. Я катала двух девочек на качелях, и они меня начали расспрашивать, приеду ли я еще. "Если приедете, то привезите нам то-то", — заказ сделали.

Вернувшись домой, Маша ощутила себя разбитой. Тогда она впервые осознала, что жалость — плохое чувство. На нем далеко не уедешь, и жалостью в жизни тех детей, которых она увидела, ничего не изменишь. Даже наоборот.

— Это чувство развивает потребительство, понимаете? — девушка вопросительно смотрит на меня. — Зачем учиться готовить, если меня покормят. Зачем мне покупать что-то, если мне это дадут. Зачем вообще напрягаться? Мне все и все должны. Интернатовские дети быстро к этому приспосабливаются. Они понимают, что конфету получат. А вот внимание достанется единицам. Но это и есть самое ценное — то, чего они лишены.

Об "Одной надежде" Маша узнала от того же знакомого. Организация продвигала именно тот формат помощи, который был ей близок, — уделять время и внимание конкретному ребенку из детского дома. Девушка прошла отбор, собеседование с психологом, специальный тренинг и стала наставником.

Вика

Виктория Андросова, яркая блондинка с заразительным смехом, пришла в проект "Одна надежда" в качестве координатора. Сейчас она тренер по наставничеству с солидным опытом. Работать с детьми начала 17 лет назад.

— Когда-то у нас, волонтеров, под опекой было 12 детей, живших на улице. Вот тогда я и поняла, насколько значимым может быть взрослый для ребенка. Но сначала пришлось наступить на грабли. Шишки, которые набила, запомнила, — смеется она.

Не надо кормить детей на улице, не надо делать им подарки, не надо покупать, что они хотят, иначе они не будут меняться, — первый выученный урок.

Виктория хорошо изучила стандартную психологию уличного ребенка, попавшего в поле зрения волонтеров:

— Утром я поем у тети Вики, вечером — у тети Кати, завтра — в церкви. Здесь меня переоденут, здесь сводят на развлечения. Зачем что-то менять в жизни, если на улице у меня все есть, меня всем обеспечивают.

"Мы" для них — это ничего — еще один вывод, к которому она пришла. Этому ее научила одна из подопечных. Девочке было 12 лет, половину из них она прожила на улице.

— Нас было пятеро. Мы всегда приходили к детям вместе — вместе приносили еду, вместе занимались с ними, вместе общались, пытались мотивировать их, чтобы они ушли с улицы. Шел год, второй, а результат нулевой. Я задалась вопросом: "Что я делаю не так?"

Виктория Андросова

Ответ пришел неожиданно. Одна из девочек спросила у Вики: "Могу я с вами поговорить?" "Конечно. Хочешь сейчас?" — ответила ей Вика. — "Нет, я хочу встретиться отдельно".

— И о чем она хотела поговорить?

— Вот и я каждую встречу ждала вопрос. Что же она хочет обсудить со мной? — улыбается Вика. — Но у нее не было потребности обсуждать что-то конкретное. Она просто хотела проводить со мной время. Один на один. Эти встречи стали отправной точкой для нее. Она захотела уйти с улицы.

Вика кивает головой на ноутбук:

— Буквально десять минут назад с ней переписывалась. У нее уже маленький сын.

Из тех 12 детей путевку в жизнь получили только двое — те, кем волонтеры занялись лично.

— По сути это и был мой первый опыт индивидуального наставничества. Наставник не мама и не папа, не спонсор, который приносит конфеты, игрушки, планшеты и уходит. Он старший друг, советчик, если ребенку нужен совет, учитель, если ребенка нужно чему-то обучить, и он готов к обучению. Но главное — друг.

— А что вы понимаете под дружбой между ребенком и взрослым?

— Есть такой стереотип, что взрослый нужен ребенку, чтобы научить. Как только взрослый появляется в обществе детей, он сразу пытается что-то впарить им из своих знаний, опыта, забывая, что ребенку, как и любому человеку, хочется с кем-то вместе посмеяться, поплакать, помолчать, разделить чувства.

Поэтому, когда на тренингах Вика рисует на доске наставника, она изображает человека с большим ухом.

— Потому что наставник — это и есть в первую очередь большое ухо, а не радиоточка, — объясняет она, рисуя пальцем кружок в районе рта. — И даже если наставнику очень хочется сделать больше, дать больше, я постоянно напоминаю: не нужно гнать лошадей. Дети развиваются только из точки покоя. Если ребенок не находится в состоянии безопасности, он не будет учиться. Да, он придет на мастер-класс, который привезли волонтеры в интернат, потому что это все-таки вносит разнообразие в его жизнь. И тем более это лучше, чем исполнять какую-то трудовую повинность. Но это не значит, что время пройдет с пользой. Первое и самое важное — построить отношения.

"Одна надежда" создавалась как организация для детей из интернатов и из семей в сложных жизненных обстоятельствах старше 10 лет. Наставничество придумано в первую очередь для подростков, хотя, конечно, могут быть исключения из правила.

— Наставничество не может быть приоритетной формой. Усыновление — номер один. Но проблема ведь в том, что не все дети могут быть усыновлены, — говорит Вика. — Подростка боятся: непростой возраст, меняется гормональный фон, с ним сложно найти общий язык, в него ничего не вложишь, ведь это уже сформировавшийся человек. Так рассуждают взрослые, потому чаще всего хотят усыновить малыша…

Но подросткам помощь тоже нужна. Катина история — яркий пример.

Катя

После интерната Катя Иванова переехала в социальное общежитие "Дом на половине дороги", созданное благотворительным фондом "Асперн", чтобы помочь молодым людям в начале их самостоятельной жизни. Правда, от интерната Катя ушла недалеко — он напротив ее нового жилища.

Пока мы поднимаемся на третий этаж коричневого кирпичного здания в ее комнату, она рассказывает:

— Обычно если у выпускника интерната есть квартира, то он туда уезжает. У меня ничего нет, поэтому я здесь.

Когда Катя улыбается, то смущенно опускает лицо, прикрывая его каштановыми волосами.

Она делит комнату с соседкой. Здесь уютно и чисто. У окна стоит синтезатор с нотами, на дверце шкафа висит фотография Хью Лори. Это любимый актер Кати, он ее веселит, поэтому, когда ей грустно, она смотрит сериал "Доктор Хаус".

Первый год самостоятельный жизни оказался сложным.

— В интернате всегда кто-то рядом — воспитатели, психолог. А здесь я почти что сама по себе, — объясняет девушка.

Тяжелее всего ей давалось общение с людьми. Даже посмотреть собеседнику в глаза стоило больших усилий. Страх буквально парализовал, когда нужно было что-то спросить или рассказать.

То, что Катя согласилась со мной поговорить, большое достижение. Еще не так давно она стеснялась сходить в магазин и чаще всего просто угрюмо молчала, упорно не желая покидать свою скорлупу. Она и в интернате все время после школы проводила, закрывшись в комнате. Воспитатели решили, что Кате нужен наставник. "Хочешь, у тебя появится старший друг, человек, который будет проводить с тобой время, общаться?" Катя, на удивление, согласилась, попросила только, чтобы это была женщина.

Катя Иванова (слева) и Маша Коханец (справа) познакомились три года назад. Катя — воспитанница интерната, Маша — ее друг и наставник

Она хорошо помнит тот день, когда познакомилась с Машей, такой же кареглазой и темноволосой, как и она сама. Маша пришла в общежитие вместе с координатором проекта "Одна надежда". Катя предложила чай и достала из-под подушки шоколадку.

— Катя жаловалась на некомфортную жизнь в общежитии, — вспоминает Маша о своих первых впечатлениях. — "Все мешают, все надоело, ничего не хочу" — так это звучало.

К тому же выяснилось, что у Кати были серьезные проблемы со здоровьем. Ее мучили головные и зубные боли, проблемы с желудком, травмированный палец на руке не разгибался. Здоровье — первое, чем нужно было заняться.

Маша — человек основательный, поэтому серьезно взялась за поиск врачей и в конце концов нашла их у себя дома, в Ровенской области. Местная клиника согласилась сделать все работы бесплатно.

— Кате пришлось полностью заменить нижнюю челюсть. В 19 лет у нее было разрушено более 80% короночной части зубов. Директор клиники, наблюдавший за нашими отношениями, за тем, как нелегко приходилось, очень подбодрил меня, — говорит Маша. — Он сказал: "Мы должны сеять. Мы не знаем, когда оно вернется и как вернется". И он прав. Ведь чему учит Библия? Пускайте хлеб по водам, и по прошествии многих дней он вернется к вам. Эти слова вдохновили меня. Я училась ждать.

На лечение ушел месяц. Все это время девушки жили у родных Маши в селе Малый Жолудск. В большой семье своей наставницы (у Маши шестеро братьев и четыре сестры) Катя буквально расцвела. Она до сих пор общается с многочисленными родственниками Маши.

— Как к гостье отнеслись твои родители? — спрашиваю у Маши.

— Папа всегда нас учил: "Замечай вдову и сироту". Он дал добро на то, чтобы у Кати были ключи от нашей квартиры в Кузнецовске. Она могла туда зайти перекусить, отдохнуть в перерывах между процедурами. Катя чувствовала, что ей доверяют. Училась оплачивать счета за лечение. Страх борола действием.

Наставница, улыбаясь, показывает фотографии, сделанные тем летом. На одной Катя держит чеснок, который только что вырвала из земли.

— Она не знала, что он растет в земле, — смеется Маша.

Катя тогда о многом не догадывалась. Например, когда девушки только начинали планировать поездку к Маше на малую родину, выяснилось, что у Кати нет личных вещей.

— Ни ложки, ни чашки, ни кастрюли. Она не готовила. Иногда ей приносили еду социальные педагоги из общежития. Если не приносили, то она могла не есть день-два. Или покупала чипсы, сухари и кока-колу. Вести бюджет Катя не умела, поэтому, получив стипендию, за пару дней все спускала. А потом голодная сидела или у соседки что-то брала. Твое — мое, для нее этой границы не существовало, — рассказывает Маша.

Это выяснилось случайно, когда Катя пожаловалась на подругу. Та обклеила весь стол стикерами, на которых написала всякие обидные вещи. Катя показала записки. Маша до сих пор их хранит: "не трогай мою ложку", "не бери мои вещи", "не пользуйся моим кремом", "не хочу с тобой общаться"…

— Я тогда спросила Катю: "А ты берешь?" — "Нет, не беру". — "Хорошо, а у тебя есть свое?" — "Нет". Давить, выяснять, доказывать я не стала. Просто изучила все записки и вместе с Катей мы составили список необходимых вещей.

Так у Кати появились свои тарелки, столовые приборы, кастрюля, сковородка, шампунь и другие мелочи. Постепенно наладились и отношения с соседкой. Именно Катя помогала подруге, когда та не вставала с кровати после операции на ноге. Так же, как когда-то Кате помогала Маша.

— Для меня вся эта ситуация с личными вещами была шоком. Человек уже год живет самостоятельно, не ходит в столовую, а у него ничего нет. И главное, нет ни малейшего представления, как должно быть.

Это только по паспорту Кате было 18 лет, а по факту она не знала, как решать самые простые бытовые задачи, как жить, если интернатовских правил, надзора, расписания больше нет.

— Катя брала с собой 10 грн на проезд, но не понимала, что если поедет на автобусе, то вложится в сумму, если на маршрутке — нет. Если с ней еду я, то значит, я и плачу. Она так привыкла. За нее ведь везде платили. Или покупка одежды в магазине. Что продавец навяжет, то и купит. Пусть даже не подходит размер или не нравится цвет. Сказать "нет" Катя не могла.

Выбирать одежду она тоже не умела, ведь ее всегда выдавали.

— Самым сложным для меня было посмотреть на мир глазами Кати и понять, почему так, — признается Маша.

Рисунок

Червяк, мохнатый, противный, с гнилью внутри... Маша открыла глаза, но видение из сна не исчезло. Наутро она достала листок бумаги и нарисовала две картинки. На одной его половине появилась пальма с раскидистыми листьями и мощными корнями, на другой — корни пальмы подъедал тот самый увиденный во сне червь. Листья дерева поникли, а в стволе были красные следы яда. Задание нарисовать обман она придумала для себя и Кати. Так с помощью рисунка она пыталась объяснить своей воспитаннице, что это такое.

— Червь — это обман, я — пальма, — говорит Маша, доставая лист из папки, на которой две руки тянутся одна к другой.

Практически все наставники и их подопечные сталкиваются с двумя проблемами. Первая — завышенные ожидания от детей, вторая — манипуляции.

— Взрослые думают, что придут к ребенку, осчастливят его и сразу будет результат, — объясняет Виктория Андросова. — Они сидят у нас на тренинге и кивают головой: "Нет, мы не ждем от детей благодарности. Нет, мы не ждем, что ребенок станет гением". Но как только попадают в детский дом и понимают, что приезжают туда раз в неделю на 2–3 часа, все рассказанное во время тренинга — хлоп! и вылетает из головы. Там поселяются новые мысли. "Я взрослый, все знаю, все умею. Я что, не могу его элементарным вещам научить?"

— Почему так получается? — спрашиваю Вику.

— Взрослый человек не может просто так тратить время. Ему нужно достигать цели. Например, наставник начинает думать: "Вот поднапрягусь, и мой воспитанник прямо с завтрашнего дня будет получать одни десятки. А десяток все нет и нет. Завышенные ожидания — это всегда разочарование. Поэтому мы сопровождаем пары наставник-воспитанник, чтобы вовремя помочь.

У Маши проблемы завышенных ожиданий не возникло. Зато она в полной мере прочувствовала, что такое подростковые манипуляции и как сложно им противостоять.

— Катя могла прислать смс: "У меня кровь". Я, конечно же, сразу начинала накручивать себя — это ж была операция, а вдруг разошлись швы. Еду к ней, а там все хорошо. Или "У меня опухла щека и из десны течет гной". Я вызваниваю врача, который делал ей операцию. Он просит прислать ему на Viber хотя бы какие-то снимки. Я еду к Кате, чтобы посмотреть, а десна здоровая и даже покраснения нет. Мне тогда врач сказал: "Может, она просто в гости хочет. Мы же видели, что ей здесь было хорошо".

На тренингах Виктория Андросова учит, что противопоставить манипуляции можно только честно установленные правила — что я могу, что не могу. А еще надо быть последовательным: я так сказал, я так сделал. Например: "Давай договоримся, что ты можешь мне звонить, когда тебе нужно, я возьму трубку, если смогу, или перезвоню, как только появится возможность. Ведь я нахожусь на работе". Маша тоже была на тренинге и слышала все эти советы, но на практике следовать им оказалось сложнее.

— Первое время Катя мне звонила и писала постоянно. Я на работе, говорить возле кастрюль неудобно. Нужно было в рабочее время просто не брать трубку, как мы и договаривались. Но как только звонил телефон, я думала, а вдруг Кате что-то действительно нужно.

Проверку на прочность Маша провалила.

— Катя хотела завладеть всем моим временем. Она не понимала, что у меня есть свои проблемы и потребности. Постоянно что-то изобретала и фантазировала. Например, отказывалась есть, когда лежала в больнице после операции. И я каждый день отпрашивалась с работы, чтобы привезти ей еду. Я осознавала, что поступаю неправильно. Но прислушалась к сердцу вместо разума.

Вранье и манипуляции вытягивали из Маши все ресурсы, однако сказать прямо: "Ты обманываешь, мне это неприятно" — она не решалась. Маша догадывалась, что быть рядом с ней — это Катин способ избавиться от тревоги и страхов.

Решить проблему помогли письма. Маша начала учить Катю открыто описывать свои чувства через письма. И Катя писала: "Когда ты рядом, мне хорошо и спокойно". А потом они вместе рисовали обман. Маша в виде червяка, а Катя в виде пустоты. На одном рисунке Катя изобразила себя, сидящей напротив Маши, а между ними ничего. На втором между девушками — стол, чашки, чайник. Они пьют чай и обе улыбаются.

— Я хотела донести ей, что любовь и понимание сильнее яда червяка. Теперь Катя знает, что обман меня обижает, поэтому говорит правду. Если раньше могла сказать, что у нее что-то болит, чтобы обратить на себя внимание, то сейчас прямо признается: хочу остаться у тебя дома или хочу встретиться. Это колоссальный результат, когда человек может сказать как есть, а не придумывает тысячу небылиц.

Наставник может столкнуться и с трудным поведением, и с воровством, и с ложью.

— Это классика жанра, — говорит Виктория Андросова. — Но ребенок показывает ровно то, что в него вложили. Конечно, можно в карман положить десять гривен и рассчитывать вытащить оттуда десять долларов. Но мы же не фокусники. Надо менять условия воспитания, влияния и начинать класть что-то другое — любовь, внимание, заботу. В этом и есть смысл наставничества. И вполне возможно, что уже в своих детей эти дети будут вкладывать любовь, внимание, заботу.

Тогда замкнутый круг разомкнется. Виктория постоянно напоминает наставникам, что дружба — это когда ничего не ждешь взамен. Дети могут так и не сказать спасибо, но главное, смог ли наставник помочь ребенку. Это должно быть для него главной мотивацией.

За три года Катя изменилась — стала более спокойной, самостоятельной и инициативной. Недавно она ездила во Львов. Сама. Купила билеты, села в поезд и поехала. Когда она рассказывает о путешествии, то даже забывает смущенно отводить взгляд в сторону, потому что по-настоящему гордится собой.

— Даже не верю, что сделала это! Маша еле поверила. А соседка мне так и сказала: "Ну ты психанула, подруга", — смеется Катя и вроде бы впервые за весь разговор расслабляется.

— А куда еще хотела бы съездить?

— В Карпаты, — мечтательно говорит девушка, а потом добавляет: — Наверное, главная перемена в том, что я стала более открытой.

Тем временем Маша строит новые планы. Теперь можно взяться и за учебу. Пока что при слове "учеба" у Кати появляется страдальческая гримаса. Хотя пропускать занятия она стала реже.

Вредно не мечтать

Дети из интернатов часто скованны в мечтах. Если спросить, кем они хотят быть в будущем, то список ответов окажется небольшим — автомеханик, сантехник, повар, сапожник, швея. Обычно эти профессии можно освоить в тех ПТУ, с которыми у интернатов подписаны договоры.

— Их мир очень маленький, — объяс­няет Вика. — И задача наставника расширить его представления о возможностях, чтобы у ребенка появился выбор. Потому что выбора-то в интернате нет. Мы ведь развиваемся каждый раз, когда принимаем десятки, пусть даже самых мелких решений. Им такой возможности никто не предоставляет. Ребенок не выбирает, какие кроссовки ему носить (ему их дают), когда обедать (есть режим), что будет на ужин (что приготовят, то и будет). Так же и с будущей профессией.

Катя, например, учится на повара в Центре профессионального образования и дизайна. Попала она туда, по ее словам, наобум. В интернате члены комиссии задали вопрос, куда она хотела бы поступить. Катя переволновалась, а потому ответила первое, что пришло в голову, — на повара.

— Я умею готовить два вида борща — красный и зеленый, плов, — с гордостью говорит она. — Но это Маша научила, а не в училище. Там только рыба, — Катя морщит нос, как будто откуда-то повеяло рыбным запахом.

— Как ни придем на производство, так сразу рыба, рыба, рыба. Надоело! Один раз пришлось все самой делать, а мне так противно ее потрошить. Только мастер за дверь, я сразу попросила, чтобы мне помогли, — хитро смеется девушка. — Преподаватель вернулся, а я ему говорю: "Иван Сергеевич, принимайте работу". Он спрашивает: "Кто помогал?" Все молчат. Но он, конечно же, знал, что я не сама сделала. Он мне вторую рыбу дал и пригрозил, что не отойдет, пока все не сделаю. Ну что за наказание такое! Так перенервничала, что даже посолить забыла. Мне кажется, что все это не мое. Или… Может, и мое, но очень тяжело.

Когда Катя пришла первый раз на практику, то сбежала в первый же день. "Заставили работать с 7 утра до 4 дня. Спина разболелась", — жалуется она.

Маша же уверена, что задатки повара у Кати есть. Она ее даже помощницей брала, когда готовила банкет на 50 человек. Проблема в другом — у нее нет мотивации.

— Я ей своим примером показываю, что мечты сбываются, если ты для этого что-то делаешь, — говорит Маша. — Но Катя живет в такой среде, которая расслабляет. Лень не лень, не знаю, как назвать.

В этом Маше еще предстоит разобраться. Но она упрямая и никуда не спешит. Ей нравится быть причиной перемен в жизни своей воспитанницы.

*** *** ***

А пока что над Катиной кроватью висит таблица умножения.

— Повторяю, — грустно объясняет она. — Сейчас мне нужно научиться рассчитывать бюджет, экономить, копить на важные вещи. Пока это еще не очень получается.

Смотрю на противоположную стену, а там грамоты и дипломы, которые получила Катина соседка.

— У меня тоже такие есть. Только я их никому не показываю. Я ведь в интернате часто выступала — пела, танцевала. Хотите, я вам сыграю? — неожиданно предлагает девушка.

Пока я думаю, что если есть пианино, то по законам жанра рано или поздно на нем кто-то сыграет, Катя включает синтезатор.

— Эту мелодию я нашла в интернете и сама разучила ее буквально за полчаса. Соседка говорит, что у меня есть способности к музыке.

• Читайте также: Наша маленькая стая. Почему подростки становятся жертвами буллинга

Оказалось, что нотной грамоте Катю когда-то научила сестра Маши. Девушка дотрагивается до клавиш, и ее сначала несмелые, а потом все более уверенные прикосновения извлекают из электрического пианино звуки из фильма "Титаник":

You"re here, there"s nothing I fear,
Ты здесь, и я ничего не боюсь.
And I know that my heart will go on
Я знаю, что буду любить тебя вечно.