60 дней войны. Монолог бойца-санитара батальона "Донбасс"

Об иловайском "котле"

В иловайском аду самое трудное было терять людей и ждать обещанной помощи. Я с самого начала был в "Донбассе" санитаром, потом в Иловайске уже понадобились и медицинские знания. Наши врачи вывезли раненых, но вернуться уже не могли... Мы сами организовали передвижной госпиталь. Лекарства приходили из разных мест, просто стекались. В один из первых арт-минометных обстрелов я насчитал в крыше госпиталя шесть отверстий от мин, строение удержалось, там находилось восемь раненых. Госпиталь методично расстреливали. Руководство АТО знало, что с нами происходит. Мы, наверное, попали в волну разборок между МВД и Минобороны. Войска МВД выполнили поставленную задачу, а обещанного подкрепления не получили. Кто-то винит наше руководство, мол, мы долго там стояли. А мы просто верили, нам каждый день говорили: все, завтра 25 танков идут, вот тут два танка ездят, вы их снимите, а 25 к вам едут.

В селе Многополье наши силы объединились с Вооруженными силами Украины, нас разделили на три колонны и мы пошли по так называемым коридорам и буквально сразу попали под минометный обстрел.

Ускорили движение, там надо было через поле проехать километров пять и вот на протяжении этих 5 км нас "утюжили", расстреливали, как в тире. Там было 5 танков, минометы, фаготы, я так понимаю, расстреливали из всего, что было, снайпера стреляли, когда мы пытались отстреливаться. Мы дошли до села Красносельского, прорвались, выбили их. Россияне, я так понимаю, не ожидали, что мы будем сопротивляться. В ходе этого боя наш взвод противотанковой обороны уничтожил два танка, захватил один. Мы-то его захватили, но что дальше делать с ним, не понимали, просто уничтожили. Несколько БТР, до десяти пленных захватили, одного перебинтовывал - это были русские десантники.

Шесть часов длился бой, после которого нас отправили по так называемому мирному коридору. Когда прекратился огонь, начался обмен пленными, мы отдали им их тяжело раненого, раны обработали, но я сказал, что сутки он не протянет. Россияне попросили осмотреть их раненых, потому что у них в составе врачей не было. Осмотрели, какой-то контакт наладили. А вечером нам поставили ультиматум, что мы должны сдаться. Мы промолчали, потому что ждали помощи. Мы откровенно тянули время и понимали, что следующий бой будет последним. Нас оставалось 36 раненых и больше ста – в строю.

Батальон "Донбасс" в Первомайске

Машины все разбиты, уходить нереально. Вариантов было два: уходить и бросать своих раненых, чего мы не делаем, или принимать последний бой и погибнуть. В районе 14-00 следующего дня русские образцово-показательно из трех видов оружия расстреляли сельский дом и сказали, что до вечера здесь села не останется. А в селе местные жители в том числе. Было принято решение сложить оружие, но мы выдвинули условие: не сдадимся ДНРовцам, идем в плен к российской армии. Там были честные офицерские слова, что ДНРовцам нас не сдадут, у нас было 4 девушки, мы не могли этого допустить. Они обманули. Это свидетельствует о силе слов и российской офицерской чести. Ничего не осталось уже. Я обеспечивал транспортировку раненых, досматривал тяжелых, нас оставили на ночь в КАМАЗе, а все остальные и легкораненые с пленными ЗСУ ночевали в поле на земле: кто в футболках, кто в кителях.

В лагере пленных пробыли сутки, один наш тяжелораненый умер, мы не могли его оперировать в поле, он был разведчиком. После этого нас разрешили забрать машинам скорой помощи. Расклад был следующий: российский офицер всех построил и сказал: ВСУ - направо, "Донбасс" - налево, девушки из "Донбасса" и раненые - тоже направо. Меня посадили в КАМАЗ, чтобы раненые все доехали. Добровольцы из "Донбасса", все сто восемь человек, тогда были отданы ДНРовцам и находятся в Донецке, в бывшем управлении СБУ Донецкой области. Сейчас кого-то уже освободили. Тяжело, ребята долго отходят, нам еще будет, о чем поговорить...

Если трезво судить, надо было госпиталь оставлять и ребятам идти на прорыв, они бы прорвались, был шанс. Но мы не могли этого сделать. Ребята пожертвовали собой.

У солдат не принято разбираться, "для чего" какие-то были шаги. Вернее, почему их не было, почему было бездействие. Почему мы выходили по коридору, который обстреливался, какие и с кем были договоренности. Озвучьте эти фамилии. Скажите: вот Вася договаривался с Петей, Петя поверил, Вася обманул, ну скажите, может, Васе орден за это дадут в России....

У ребят обида есть, а я по-другому смотрю на эти вещи. Многим кажется, что нас бросили, но я не готов обижаться, сейчас на своих - нельзя.

Перед Иловайском стоял вопрос об отпуске, но все решили: сейчас возьмем Иловайск, а потом домой. Когда первый раз заходили в город, 10 августа, досталось нам сильно от ГРУшников (Главное разведывательное управление РФ – ред.), четко против нас работали, а потом мы 18 августа зашли... слишком много было противников. Но еще немножко, и мы бы додавили их! 19-20 августа мы практически зачистили город, дошли до Горсовета. Это тот случай, когда лишних 100 человек решили бы исход битвы. Не хватило тяжелой техники и живой силы...

О российских военных

Ко мне привели здорового пленного, надо было во время боя за ним присматривать, чтобы ничем не прибило. Этот парень пять часов находился с нами в госпитале. Через час он уже носил нашим воду, у него как пелена спала с глаз, будто в себя стал приходить. Через четыре часа он спрашивал: зачем здесь российские войска? Мы не читали ему политинформацию, некогда было: много раненых, бой очень тяжелый. На пятый час, когда он увидел смерти наших, как мы себя ведем, он стал защищаться: "Вот вы хорошие, но есть же Правый Сектор". Парень из Ульяновска, зовут его Арсен, по-моему, такое нерусское имя. Обещал, когда приедет домой - пойдет креститься в храм.

• Читайте также: Чужое горе. О чем мечтает Путин

Российских военных очень задевает, что их считают "невидимками" на Родине. Военные перед уходом пишут рапорт с открытой датой, если погибают здесь, в Украине, их увольняют задним числом. Бригаду российских десантников, которые воевали с нами, "везли в Дагестан на суточные учения". На границе они все поняли, но изменить ситуацию невозможно – есть риск не вернуться уже на этом этапе. Некоторые российские военные опускают глаза, а другие говорят: мне все равно, где воевать за Россию, даже если это будет соседнее село. Пока у российской армии нет озлобленности, но люди начнут терять своих друзей, злоба появится. Мощь, которую завели сюда россияне, меня впечатлила. Под Иловайском мы проезжали мимо колонны 18 самоходных разнокалиберных минометов "Нона", прикрывали их 10 БТРов. Это мы проехали всего лишь два километра вдоль города всего, когда нас вывозили из плена.

О людях и нарколаборатории

Под Попасной мое отделение в течение суток вышло на нарколабораторию. Все было очень просто: местные дали нам адрес, мы пришли, в подвале нашли гидропонные системы по выращиванию анаши. Достаточно сложное оборудование: ультрафиолетовые лампы, системы орошения, все очень хорошо оборудовано, влажность меряется, температура. И рядышком небольшой цех по переработке. Не найти эту лабораторию было невозможно, чем занималась милиция в Попасной я не знаю. Выяснилось, что дилер организовывал блокпосты ЛНРовцев, там был и его магазинчик продуктов. Когда мы подходили, он убежал. Мы не целенаправленно искали эту лабораторию, это дело милиции. Нам дали наводку, мы пришли, задокументировали, милиции отдавать было бесполезно, поэтому мы все уничтожили, сожгли. В Лисичанске, например, все мафиозные вопросы решает милиция, и вся она - на блокпостах ЛНР.

Нарколабаратория в Попасной

Я в Донецкой области был в 2004 году на выборах от Ющенко наблюдателем. И теперь очень удивился переменам в людях. Это впечатляет и пугает. Там смирились с приходом бандитов. Люди ждут своего сильного хозяина - у кого плетка сильнее, тот самый демократичный. Там говорят: от нас ничего не зависит, они - бандиты сами пришли, но зачем вы по нам стреляете? Причинно-следственные связи абсолютно нарушены.

Вообще, жители освобожденных городов - самое болезненное. Дети войны, которые знают, что такое минометный обстрел, знают, куда бежать во время свиста мины, безнадежность в глазах у стариков - у них нет ни света, ни газа, ни воды, постоянный стресс, ожидание смерти. Кто-то нас благодарил, кто-то возмущался. В Попасной бабушка меня остановила и очень долго отчитывала, почему мы так долго шли и "что там в Киеве себе думают?!" А мы Попасную взяли только с третьего раза. Были недовольные нашим присутствием, но после двух-трех минут общения, если человек не совсем дурак, удавалось изменить направление мысли. Есть убежденные, что они создадут эти ЛНР и ДНР (я видел бланк этого псевдореферендума, он распечатан на матричном принтере, на серой бумаге), а Украина будет платить им пенсии, зарплаты.

Взятие Попасной

Мне кажется, те, кто раздували войну в Донбассе, думали, что свечку зажигают, а сожгли весь дом. Рассчитывали руки погреть, а остались без ничего. Не работают заводы, стоит все, люди разъехались, даже некому работать, не за что держаться. Страшно представить, что ждет людей зимой, а их там, по моим подсчетам, процентов 30 осталось. Нет ничего - ни стройматериалов, ни воды, ни газа. Дома разрушены, окна в уцелевших домах выбиты, электричество восстанавливать некому: подстанции ТЭС разбиты. Если военные зайдут в городишко зимой - это будет означать, что этого города просто уже не будет... Но если восстанавливать регион за счет Украины, тогда там должна быть украинская власть.

О ранении и психологии

Через меня в Иловайске за десять дней прошло до тридцати "тяжелых". У меня самого два легких ранения - осколки. Из руки сам достал, а в ноге покалывает до сих пор.

Сейчас нам платят 6 гривен суточных "боевых". Лучше б не показывали нам ведомости, не проводили отдельной строкой эти гривны. Многим стыдно, мы даже не говорим об этом, смеемся просто.

• Читайте также: Невидимая забота. Интервью с мобилизованным доктором исторических наук

Когда вывезли нас из плена, я получил все, что нужно: связь с родными, медицинскую помощь. Чтобы восстановиться в психологическом плане, боец должен вернуться с войны. Этот процесс для многих сильно затягивается, многие воюют неделями после возвращения, "варятся" там под обстрелами. "Вырвать" оттуда могут их родственники, любовь, семейный очаг. Психологи понадобятся позже, когда человек поймет, что произошло...

На этой войне есть очень трудный момент: вот ты из боя залетаешь в город, а там мамы с детками гуляют, все мирно, тихо. Контраст такой, что крышу сносит. То же самое, когда приезжаешь сюда, попадаешь в мир, к которому надо привыкнуть.

О политиках

В любой политике есть "ястребы" и "голуби". Кому-то, может быть, война выгодна. Может, генералам, которые хотят становиться генерал-майорами. Но я не вижу такой выгоды... Теряют в Украине все. Может, обогащаются люди на определенных постах, но это.... как из пушки по воробьям. Вряд ли бы кто-то затевал войну для своей выгоды.

В Раде лучше Семенченко, чем Царев, однозначно, это даже не обсуждается. С его опытом, набором знаний он будет полезен. Он знает армию изнутри, он понимает, во что она должна превратиться, он патриот. Один такой комбат может создать благодаря депутатству 10 таких батальонов как "Донбасс".

Сергей Мищенко в зоне АТО в Донбассе

Я бы не сказал, что замена руководства в нашем батальоне будет полноценная, но мы в Иловайске показали, что можем воевать без Семена. Его нам будет не хватать.

Дай бог, чтобы в новом парламенте было больше новых людей, и не часто приходилось бы подкатывать туда мусорные контейнеры. Люди стали злее, требовательнее. И могут политикам объяснить, на кого они должны работать. Оружия на руках много, и не хочется думать, как именно они могут объяснять. Я не понимаю политиков, продолжающих играть с народом, который осознал свою силу. Не знаю, успеют ли они на свои чартеры…

О батальоне "Донбасс"

Я сразу поверил и продолжаю верить Семенченко. Мне с самого начала было важно получить знания и пойти в бой. В армии везде бардак и совсем мало здравого смысла. Я приглядывался к другим подразделениям АТО, но в "Донбассе" порядка в разы больше, поэтому выбрал его. Сейчас в очереди 5 тысяч желающих попасть в батальон.

У нас было отделение противотанковой защиты, я другого такого добровольческого батальона не знаю, мы действительно были хорошо вооружены, и это нас спасало.

Как волонтеры все достают и нам переправляют, я не представляю, но они обеспечивают самым современным, самым необходимым. Волонтерские каски и бронежилеты спасают жизни реальных солдат - я могу поставить волонтера и рассказать: твоя каска спасла жизнь этому, этому, этому.

Мы показали силу духа, что мы готовы сражаться. Это то, чего не было весной. Это причина, по которой пошли добровольческие батальоны на войну. Армия не готова была воевать до конца: перестрелка артиллерии - это одно, а захват городов врукопашную - это гораздо труднее. "Донбасс" взял Артемовск, Лисичанск, Попасную... Это городские бои, это сложно, это больно.

Батальон "Донбасс" в зоне АТО

В окружении работать было сложно. Мы знаем, как обеспечить человека после ранения в ближайшие шесть часов, а дальше непонятно, что делать. Эвакуация проблемная, бинты заканчиваются, считаешь: вот этому нужен бинт больше, а другой может потерпеть, не сильно кровит. Ребята молодцы, терпеливые, даже самые тяжелые санитарок подбадривали. Я удивился, насколько девочки были подготовлены, собраны. Не всегда такое увидишь от мужчин. Они и под пули за пацанами, они тащат их на себе и "броник", чтобы не бежать второй раз, а это плюс тридцать кило. Девочки точно герои. У нас одесситки есть , из Днепропетровской области, из Львова, Донецка.

О себе

Я киевлянин, по образованию учитель физики и астрономии, преподавал недолго в девяностые, затем стал предпринимателем. Работал маркетологом, дизайнером, в типографии работал, потом открыл небольшой бизнес - мелкотиражная типография. Теперь бизнеса нет.

Мы с женой и на Майдан ходили. На Грушевского начал помогать медикам, потом окончил медицинские курсы оказания первой помощи, стал парамедиком. Мы доставляем бойцов с поля боя до больницы. В отличие от других солдат мне во время артиллерийских обстрелов проще, потому что все время занят. Просто сидеть и пережидать обстрел намного труднее.

За 60 дней участия в боевых действиях я узнал, что такое злость, до этого был добродушным. А теперь во мне много неспортивной злости, настоящей. Стал жестче, говорят.

Ходили с семьей недавно в Театр имени Леси Украинки на премьеру "Ромео и Джульетта". Так вот когда Меркуцио погибал на руках у друзей, я еле усидел в кресле: слишком болезненные аллюзии, слишком по живому...

Я теперь не очень уютно чувствую себя в толпе, раньше такого не было. Где-то в машине ремень засвистит - пригибаешься. Волосы длинные состриг. Больше уют стал ценить: вода из крана, магазин с едой, и... странно платить за лекарства в аптеке.

Сыну моему 15 лет, он пацифист, как и я в его возрасте.

Не вижу окончания войны, но она уже очень надоела. Полученные знания и опыт буду использовать дальше, в бою.

О друзьях

Есть такие люди, у которых внутри столько света, что увидеть их мертвыми невозможно. У нас в батальоне такие были…

Тем, кто старше - проще, а молодых сильно "поломало". У некоторых и Иловайске оружие приходилось забирать. Когда несколько дней подряд обстреливают, человек просто уже считает часы до своей смерти, значит, он уже сдался, и нужно его убедить, что ему еще жить и жить, иначе он будет искать возможность уйти быстрее. Приходили, говорили: оставьте меня в медчасти или я себе руку прострелю... Берешь этого товарища за руку, отводишь на второй этаж и заставляешь считать дырки в крыше санчасти: шесть, на следующий день десять… Во время минометного обстрела, распределишь больных по углам, а сам бегаешь между ними... Кого-то успокаиваешь, кто-то матерится от боли.

• Читайте также: Как учительница Марина Данилова из Славянска попала в черные списки террористов

Я чувствовал молитвенную поддержку отсюда, ведь в полуметре от меня взорвалась граната, ребята говорили: мы думали, что увидим мясо, а у меня всего два осколка. Ребят часто "выручали" чудеса. Когда у человека пуля по спине по касательной на полсантиметра прошла. В медсамбате смеемся: так, все, прекращаем воевать, у нас бинты заканчиваются, надо бой прекращать. Ну все хи-хи, а бой раз - и прекращается, и больше "тяжелых" нет. То есть хватило того, что было, впритык. Ребята с очень тяжелыми ранениями, у которых инвалидность, сейчас считают дни до выписки, чтобы вернуться. Кому-то надо мстить, кто-то хочет дом свой вернуть. Когда видишь пацанов со стариковскими глазами, когда за ночь тридцатилетние становятся наполовину седыми - черный, как смоль, а просыпается уже серым - понимаешь: лучше я пойду останавливать эту войну, чем мой сын увидит ее вблизи.