С 24 по 28 июня во Львове пройдет крупнейший джазовый фестиваль Alfa Jazz Fest. Украинские джазмены – о том, как приходят в эту музыку, почему джаз давно перестал быть музыкой черных, и о том, сколько в Украине джазменов
Концерт закончился. Из-за кулис наблюдаю, как Андрей Макаревич и музыканты его проекта "Идиш-джаз" выходят на поклон. За кулисы я попал благодаря своему знакомому Давиду Ткебучаве, который работает у Макаревича барабанщиком. Откланявшись, Давид спешит: быстро скручивает свое "железо" с барабанной установки, пакует его в пластмассовый кофр, почти бежит в гримерку, забитую поклонниками Макаревича, скидывает с себя рубашку, натягивает свежую футболку. "Поехали в "Циферблат", хочу с местными пацанами поджемить", — предлагает он, проталкиваясь сквозь толпу.
"Циферблат" — небольшой клуб, который спрятался на задворках Владимирской улицы. Мы находим его по звуку: труба и барабаны издалека слышны. Джем в самом разгаре: на сцене и рядом с ней с десяток музыкантов. У входа столик, за которым сидят несколько парней — приятелей Давида. Мы знакомимся: Дима Александров, Деннис Аду, Паша Галицкий. Я понимаю, что уже слышал эти имена. Их упоминал радиоведущий Алексей Коган, когда рассказывал о том, что в Украине есть люди, играющие джаз на крепком мировом уровне. Об Александрове заходила речь, когда я брал интервью у Джамалы: она вспоминала, как, приехав учиться в Киев, в первый же день отправилась на клубный концерт его коллектива "Схiд-Side" и Гайтаны. Тогда она поняла, что раз в Киеве так играют джаз, значит, это ее город.
Саксофон
Дмитрию Александрову 42 года. От своих коллег помладше он отличается только сединой, держится просто, постоянно и с удовольствием рассказывает музыкальные байки. Одна из них — о его псевдониме. В джазовой тусовке Александров известен еще под одним именем — Бобин. "Когда я учился в музучилище, однажды увидел афишу с мальчиком-домристом, его фамилия была Бобин. Тогда мы с друзьями зашли в кафе, нам было весело, подошли к зеленым первокурсницам, я одной сказал: "Привет, крошка. Зови меня просто — Бобин", — чеканит, улыбаясь, Дима. — Поржали, так и приклеилось".
Две трети жизни Дмитрий посвятил джазу, хотя в детстве и подумать не мог, что станет профессиональным музыкантом. В музыкальную школу его отдала мама-пианистка, когда ему было четыре года. Александров освоил там фортепиано и кларнет. Учился хорошо, но процесс удовольствия не приносил. "Это было нудное, кропотливое и неприятное времяпровождение. Хотя теперь понимаю, что мне преподавали грамотные люди, база музыкальной школы помогала мне в училище и в консерватории", — говорит саксофонист.
Этот инструмент в его жизни возник случайно. Во время выпускных экзаменов в музыкальной школе на Александрова обратил внимание "покупатель" из музучилища, ему понравилось, как у парня звучит кларнет. "Как раз в тот год в училище открыли эстрадный отдел. Мне предложили саксофон, дважды повторять не надо было", — Александров объясняет, что это нормальная практика: инструменты родственные.
Решение поступать успокоило его маму. Шел 1988 год, ничто не предвещало скорого окончания войны в Афганистане, а музыкант мог провести весь срок срочной службы в военном оркестре. К тому моменту, когда Александров получил диплом, закончилась и война, и Советский Союз. Сам он в армию так и не попал из-за травмы позвоночника.
Две трети жизни Дмитрий посвятил джазу, хотя в детстве и подумать не мог, что станет профессиональным музыкантом
— Всем, чего достиг, я обязан саксофону, — говорит он. — Бывало, играл в симфонических оркестрах — это на 200% не мое, но получал удовольствие от того, что делаю. Поэтому интересно поиграть разную музыку.
— Самое главное — любовь к инструменту?
— Я бы сказал не так. Музыка — это божественное, я счастливый человек, потому что у меня есть возможность прикоснуться к этому божественному и пробыть в этом состоянии какое-то время. Если ты делаешь то, что тебе нравится, а тебе за это еще и платят, — вот оно счастье, — улыбается Дмитрий.
В детстве он, как и большинство советских людей, слушал всякую "кормежку", лившуюся из телевизора и радио. "Утреннюю почту" и все такое. "Слушал классику, занимался ею в музыкальной школе, поедал все, что было доступно, — отвечает Александров на вопрос, как его настиг джаз. — Когда поступил в музыкальное училище, там уже было другое сообщество, другой пипл, атмосфера, там уже началось. С легкого "Земля, ветер, огонь", Shakatak — под него в футбол играли, Майлз Девис, Чарли Паркер, Бен Вебстер". Во времена позднего Союза увлечение музыкой требовало немалых денег: кассета с записью джазового мэтра обходилась в двадцатку. Юный студент получал 30 рублей стипендии, однако такие покупки всегда были приоритетными.
Джаз требует от исполнителя постоянно роста, поэтому Дмитрий поступил в консерваторию в Ростове-на-Дону, потом перевелся в Харьковский институт искусств. В середине 1990-х в Харькове собрался джазовый ансамбль "Схід-Side", ставший впоследствии довольно известным, в том числе благодаря совместным проектам с группой "Танок На Майдані Конґо". Проект просуществовал десять лет, сейчас он лишь изредка реанимируется.
В Украине джазом трудно прокормиться. Александрова приглашали участвовать в записи своих альбомов украинские рокеры, поп-исполнители. В институте музыки имени Глиера он преподает читку партитур, дирижирование, ведет ансамбль у двух курсов, импровизацию, одного студента учит по специальности. Иногда его нанимают в концертные туры. Когда в Украине начался кризис, отработал два контракта на американском круизном судне: играл в биг-бенде. Платили неплохо, но семью не видел месяцами, жена обижалась.
— Это же работа. Там преподаешь, там играешь как сайдмен, там — как лидер, какую-то музыку играешь за деньги, какую-то — чтобы была отдушина, чтобы не закиснуть совсем, — говорит Дима.
— То есть все-таки ремесло.
— Конечно. Невозможно ко всему относиться как к творчеству. Если тебя наняли как сессионщика, ты должен сделать свою работу. Ты не должен высказывать мнение, потому что у большинства поп-проектов есть саунд-продюсеры и еще куча людей, которые получает за свою работу деньги. Чаще всего от тебя просят вещи, которые уже устаканены: ты играешь здесь такой проигрыш, он звучит вот так. Никакой отсебятины.
— Как в анекдоте, когда звукорежиссер говорит: "Вы гаммку мне сыграйте, я нарежу".
— Ну да, если грубо. Но на самом-то деле есть вещи, которые стали каноническими в той же рок-музыке, — Бобин начинает напевать проигрыш песни Your latest trick Dire Straits. — Так его играют всегда, не важно — на записи или на концерте.
— А есть ли ощущение рутины?
— Есть, конечно. Это касается, например, новогодних праздников, когда выходишь в составе одного бенда и играешь постоянно одно и то же. Но все равно, когда открываешь кейс и видишь свой инструмент, ощущаешь радость, трепет.
— Ни разу такого не было, что утром просыпаешься и думаешь: "Блин, опять"?
— Нет, никогда. Я каждое утро езжу в Глиера, играю сам себе, когда никого нет, абсолютно базовые штуки, чтобы быть в хорошей форме. Не важно — есть работа или нет, если ты профи, должен быть в тонусе.
Барабаны
Договариваясь о встрече с барабанщиком Павлом Галицким, я говорю, что хочу писать об украинских джазистах. "Джазменах, — поправляет он меня. — Так будет правильней".
Павлу нет и тридцати. Он родом из Винницы, рос в музыкальной семье: его родители преподавали в музыкальном училище, сестра — пианистка. В барабаны влюбился, когда ему было шесть лет. Однажды пришел с отцом в музыкальную школу, чтобы забрать сестру с занятий. "Пока ждали ее, я услышал звуки, доносящиеся из класса ударных инструментов. Мы зашли туда, я увидел барабаны, стало интересно, что-то постучал, и захотелось научиться на них играть. В следующем году поступил учиться", — Галицкий говорит флегматично, медленно раскуривая трубку. Его движения неспешны, трудно представить, что через полчаса он сядет за барабаны.
Павел познакомился с джазом еще в школе: приносил кассеты, а преподаватель записывал ему разные бенды. Слушал все подряд, а окончательный выбор сделал уже в училище. "Со мной учился барабанщик Саша Селезнев. Он спросил, какую музыку я слушаю. Ответил ему, что разную. А он говорит, что любит джаз — Майлз Дэвис, все такое. Записал мне несколько альбомов Дэвиса, я послушал и понял — да, это оно", — говорит Галицкий.
"Смысл жизни джазовых музыкантов - играть с разными людьми. Всегда нужно быть в тусовке"
Вскоре выдался случай поиграть эту музыку. В Виннице был ансамбль "Джаз атмосфера", барабанщик заболел, нужна была замена. "Ко мне подошел их контрабасист, спросил, могу ли я подыграть на выступлении в клубе. Я согласился. Начал играть все эти джазовые песни и стандарты. Потом вернулся штатный барабанщик, стал мне подсказывать, как играть эту музыку, я наблюдал за ним, подмечал мелочи", — говорит Павел.
Отучившись четыре года, отправился в Киев поступать в институт Глиера, учился на джазовом факультете, в Виннице такого факультета не было. Для заработка играл в кавер-бендах, работал в музыкальной школе, но недолго — сложно преподавать детям, которые учатся только из-за того, что этого хотят их родители. В институте играл и с вокалистами, и с инструменталистами, подыгрывал на академических концертах.
— Я смотрю, в джазе принято, что люди переходят из проекта в проект. Не то, что у рокеров — состав может практически не меняться четверть века, — говорю я.
— В этом и есть смысл жизни джазовых музыкантов: играть с разными людьми. Всегда нужно быть в тусовке, — поясняет Галицкий.
— В Киеве большая джазовая тусовка?
— Не очень. Но джаз — широкое понятие. Есть разные форматы коллективов: бенды, трио, квартеты, квинтеты. Замена одного человека в составе может изменить звук всего коллектива, — Галицкий на секунду отвлекается, чтобы с кем-то поздороваться. — Это очень интересная практика. Джаз, музыку я понимаю, как общение, а общение — как смысл жизни. Если люди имеют общие интересы, им приятно и интересно друг с другом. Бывает, разговаривают на разные темы, кто-то рассказывает, кто-то умеет слушать, а кто-то нет. Если люди играют вместе, они придерживаются стиля, понимают друг друга.
Чувство стиля Павел считает в джазе главным. В Нью-Йорке, куда он ездил с проектом "Пазлы вечности", все свободное время ходил по джазовым клубам.
— Я пошел на трио Бенни Грина: фортепиано, контрабас, барабаны. Сидел с открытым ртом все два сета. Мне казалось, что впервые я услышал настоящий джаз: так тонко выдержан стиль — очень круто, — Галицкий раскуривает потухшую трубку.
— Что-то изменилось после этого?
— Да. Некоторые, вернувшись, разочаровываются, говорят, что у нас все плохо. У меня наоборот появилось больше вдохновения, игра стала приносить больше радости.
— То есть ты просто кайфуешь, плывя по течению?
— Вроде того.
— И выносит в правильном направлении?
— Наверное, да, — улыбается Павел. — Кроме как музыкой я ничем не занимаюсь, потому не парюсь насчет инфляции, политики. Хочется играть до старости. Если повезет — будет здорово.
Мы направляемся к входу в бар, где несколько молодых людей обсуждают выступления звезд на недавних фестивалях. Я улавливаю в их разговоре интересные профессиональные словечки: "играют такую свингулю". Через десять минут концерт начинается.
В небольшом зале не протолкнуться, публика, преимущественно хипстерского вида, толпится у стойки, облепливает все столики. Бобин уже после первой песни начинает вытирать пот салфетками, их припасена целая пачка. Паша и за барабанами меланхоличен, улыбается изредка. Когда мы пересекаемся взглядами, мне кажется, что он меня не видит. Не наврал. Весь в музыке.
Труба
И Галицкий, и Александров говорят, что среди рутины всегда есть место творчеству. Сейчас они много времени уделяют квинтету, септету и биг-бенду Денниса Аду. "В каждом из этих коллективов мы делаем свою авторскую музыку, — Дмитрий предлагает поговорить об этом с Деном. — Под его знамена многие становятся, потому что он молодой, очень хороший музыкант, он прирожденный лидер".
С Деннисом мы договорились встретиться в институте музыки имени Глиера после репетиции его коллектива.
— Вечный запах спортзалов и музыкальных школ, — замечаю я, заходя в обветшавшее здание.
— Когда-то здесь морг был, — весело откликается Ден.
Репетиции проходят в большой комнате, немалую часть которой занимает рояль. Музыканты прощаются друг с другом, Александров сдает на вахту ключ. Мы садимся в его машину, едем в кофейню поговорить. Дмитрий сразу же включает запись какого-то концерта.
— У вас, наверное, все время в голове звучит музыка? — спрашиваю я.
— Да, — говорит Александров. — Вообще, когда слышу где угодно любую музыку, автоматом ее анализирую, это уже такая прошивка.
— Бывает, девушку свою обнимаю, начинаю что-то там пальцами подбирать, даже не думая, пока она меня не одернет, — улыбается Аду.
Естественно, меня привезли в кофейню, где звучит джаз. Мы усаживаемся за столик, и Ден начинает отвечать на мои вопросы. Ему 29. Родился в маленьком городке Солтпонт, неподалеку от столицы Ганы. Отец был геологом, учился в Кривом Роге, там встретил его маму, женился. После рождения первенца, сестры Дена, семья переехала в Африку, но в Гане прожили недолго, все заболели малярией, поэтому решили вернуться в Украину, лечиться. "Как видишь, успешно вылечились", — сверкает зубами Деннис.
Он определился с профессией, когда заканчивал школу: захотелось быть музыкантом. Мама видела сына программистом
Африке он обязан не только цветом кожи и дредами, но и необычным именем. "В детстве меня называли Денис, как и всех. Но когда пришло время получать паспорт, мама открыла мне тайну: оказалось, что выбрали имя Деннис, с ударением на первом слоге, чтобы было удобно называть меня так и в Украине, и в Африке, если бы мы остались там. Гана — страна англоязычная, у меня было такое, — Ден разводит руки широким жестом, — свидетельство о рождении, где было указано имя Dennis. Мы пошли в бюро переводов, нам перевели имя с двумя "н", так в украинском паспорте и написано. Поэтому после шестнадцати, когда меня все называли Денисом, я возражал: стоп, я Деннис!" — смеется музыкант.
Когда ему исполнилось пять лет, отец ушел из семьи, мать сама воспитывала детей. Вскоре пришло время поступать в школу, Дена определили в интернат. Там был кружок духового оркестра, мальчишку взяли в него, подобрали инструмент: усадили за альтушку. В коллективе считалось престижным играть на трубе. Трубы были педальные — горизонтальные, лишь одна была с вертикальными кнопками. Преподаватель давал ее только лучшему ученику, и все стремились добиться этой чести. Наконец на Дена обратили внимание. "Я полгода играл на альтушке, а потом мне дали эту трубу, даже на лето. Это была какая-то старая, пожеванная, убитая в хлам ленинградская труба, но с нее все и началось. После даже никогда не было намека на то, чтобы сменить инструмент", — говорит Аду.
В этом школьном оркестре о джазе речи не было. Дети играли типичный репертуар, типа марша "Варяг". "Самой джазовой песней была, наверное, "Чунга-Чанга", — вспоминает Ден. Однако вскоре все изменилось и снова волей случая. Аду решил учиться в музыкальной школе, выбрал заведение поближе к интернату. Так совпало, что именно в этой школе обосновался детский оркестр Александра Гебеля — известного джазового популяризатора. Оркестр существовал с 1980-х годов, постоянно гастролировал по стране и Европе. Ден попал с ним за рубеж лишь однажды, в 16 лет, когда получил украинский паспорт. До этого единственным его документом был паспорт Ганы, к тому же просроченный. "Конечно, было обидно: когда оркестр гастролировал по Украине, я с ним ездил, а за границу не мог выехать. Однажды, когда коллектив собрался в Испанию, руководитель даже договорился, чтобы мне в просроченный паспорт поставили визу. Было так: на одной странице виза, переворачиваешь страничку, а там штамп — "просрочено". Конечно, мама меня никуда не пустила с таким паспортом, боялась, что я не смогу вернуться", — Аду вспоминает это без всякой грусти.
— А почему ты выбрал именно джаз?
— Оно как-то само сложилось. Сейчас мне нравится эта музыка.
— Ну, это видно по тому, как ты играешь. А в детстве?
— В детстве мне нравилось окружение, тусовка, оркестр: практически каждый месяц мы ездили куда-то, на лето — в лагеря. Это было очень круто и весело, — Ден поправляет на шее массивные наушники.
"Киев — большой город, здесь много джазовых музыкантов. Десяток, может, два десятка..."
Он определился с профессией, когда заканчивал школу: захотелось быть музыкантом. Мама видела сына программистом. Последние полгода учебы в музыкальной школе он не посещал занятия, не играл на трубе, даже аттестат не получил — послушал маму, которая настаивала на том, что нужно готовиться к поступлению в техникум. Но преподаватель музыкальной школы убедил его учиться дальше. Ден тайком поступил в музучилище, признался в этом матери только спустя полгода. "После долгого перерыва я на вступительном экзамене взял в руки трубу, толком не доиграл даже одну песню, мне махнули рукой, говорят — ладно, — рассказывает Аду. — Взяли авансом, потому что уже знали меня: я играл в оркестре, на каких-то конкурсах".
После окончания училища в 2005 году у Денниса был небогатый выбор: либо оставаться в Кривом Роге — играть в цирке, "на похоронах и танцах", либо куда-то ехать, учиться дальше: "Мой товарищ саксофонист сказал: "Поехали в Киев в институт имени Глиера, будем вдвоем поступать". Мама дала мне 400 гривен. Я приехал, поступил, и вот я здесь".
О выборе не жалеет.
— Я встречал в Сети такую шутку: за последние десять лет в Украине почти в два раза увеличилось количество фотографов, снимающих джаз: было три, стало пять. С музыкантами примерно такая же тенденция? — интересуюсь я.
— Киев — большой город, здесь много джазовых музыкантов, — отвечает Аду.
— Речь идет о десятках или сотнях?
— Нет, сотен нет. Десяток, может, два десятка.
— Больше, потому что только в биг-бенде 15 человек. Я думаю, человек пятьдесят, — замечает Бобин.
Биг-бенд
— Ты еще очень молод, а на тебя корифеи работают, — я показываю на Дмитрия, который смеется и бросает: "Корефаны". — Как так получилось?
— Это началось в 2009 году, — говорит Ден. — Я заканчивал учиться, а у преподавателя, который вел оркестр, случился инсульт. Оркестр некому было вести приблизительно полгода. Мне было это интересно, я занимался в оркестре с детства, слушал их, читал любую информацию о них, поэтому взялся подменить его на время больничного. Но он не захотел возвращаться к работе, так пошло-поехало. Я работал на кафедре, был дирижером. Было забавно, потому что я сам у себя вел предмет, ставил оценки своим однокурсникам.
Когда-то в столице существовал коллектив Kiev Big Bаnd, его создателем был англичанин Питер Дэйвис. Музыкантов в него набирали, по выражению Бобина, по цыганской почте: приглашали зарекомендовавших себя коллег. Несколько лет назад финансирование проекта прекратилось, но коллектив не захотел расставаться. "У нас осталась любовь к музыке и чувство локтя, — говорит Александров. — А поскольку Ден — молодой, талантливый музыкант, под его флаги пошли все. Поменяли название на Dennis Adu Big Bаnd, по-моему, это справедливо, потому что он лидер оркестра и дирижер".
В биг-бенде играют много классических джазовых произведений в фирменных аранжировках, но недавно Ден начал сам аранжировать песни. Дмитрий говорит, что людей, способных на это, в Украине несколько человек. Когда-то эти услуги приходилось заказывать за рубежом, у обладателя "Грэмми" Майкла Мосмана. "На самом деле это не так дорого стоит. Наши поп-аранжировщики, которые в телевизоре живут, стоят гораздо дороже, я бы сказал, раз в десять, чем "Грэмми"-носитель. А попсовая песня "под ключ" — раз в двадцать", — замечает он.
"Наши поп-аранжировщики, которые в телевизоре живут, стоят гораздо дороже, чем "Грэмми"-носитель"
Я спрашиваю Денниса, в чем плюсы такого образа жизни. Он медлит с ответом:
— Даже не знаю…
— Я могу, даже не задумываясь, ответить, — включается Дима. — Просто живет человек музыкой, играет, что ему нравится, живет от этого алтаря…
— Да, сейчас мне все нравится, — перебивает Ден. — Я не скажу, что мне особенно нравилась моя жизнь в Кривом Роге, особенно в детстве были не самые веселые времена для двух чернокожих детей "на районе".
— Были проблемы с гопотой?
— Конечно. Я встречался с ней лицом к лицу, и нога к лицу тоже бывало, разные были встречи. От них остались некоторые отметки на теле на всю жизнь. В Киеве полегче с этим. Хотя я слышал, как-то в метро на Печерске подрезали черного чувачка. Тема расизма до сих пор актуальна, — Ден выдерживает небольшую паузу, — но это везде так на белом свете.
— Есть стереотип о черных парнях, которые лучше всех играют джаз, потому что он у них в крови. Как ты думаешь, это обоснованно?
— Это не так. Есть очень много белых, которые играют не хуже.
— Когда мы были в Нью-Йорке, Деннис брал уроки у двух белых трубачей: Сипягина, который топ-топ, и Магмарели. Это два абсолютных "белоснежки": один с русскими корнями, другой — с итальянскими, — замечает Александров.
— Когда я учился, мне говорили: "Ты так круто играешь, потому что ты черный". Никому и мысли не приходило, что я занимаюсь, может, поэтому получается, — улыбается Аду, а затем рассказывает фантастическую историю. Когда он учился на первом или втором курсе в институте, к ним на урок пришел цыган с трубой — парень лет шестнадцати. Объяснил, что в таборе нашел трубу, и попросил, чтобы его послушали специалисты. Он играл классическую вещь — The Shadow of Your Smile. Нот не знал, просто слушал пластинку, подбирал, искал, какие кнопки нажимать. "Это было невероятно, потому что труба сложный инструмент, я не представляю, как можно самостоятельно научиться на нем играть, — восклицает Ден. — Он играл просто, но отличным звуком, брал все ноты. Его пытались пристроить, говорили, что нужно выучить сольфеджио, поступать в училище. Он приходил заниматься, а потом в один момент пропал. Скорее всего, судьба позвала в дорогу".
Дороги у украинских джазменов тоже разные. На примере участников "Схід-Side" Александров демонстрирует универсальность джазовых музыкантов. Барабанщик Александр Лебеденко ушел в "ВИА Гру", басист Денис Дудко — в "Океан Эльзы", пианист Алексей Сорончин — в ТНМК, пришедший ему на смену клавишник Илья Ересько — теперь лидер сальса-коллектива Dislocados. "То есть разошлись по поп-сегменту — это может быть рок или хип-хоп, но это не принципиально, главное, что люди ушли от своего творчества к другому, чтобы дополнить его своим умением", — поясняет Дмитрий.
Музыканты не видят в этом ничего плохого: джазмены могут играть в разных стилях. Да и сам джаз не законсервировался: наряду с классическими стандартами в нем всегда есть место эксперименту. "Это как язык: если взять человека из Советского Союза, который в 1960-х уехал в Америку и всю жизнь там прожил, у него будет другой русский, он говорит фразеологизмами, которые жили тогда, но язык за сорок лет очень изменился", — говорит Бобин.
- Читайте также: Гитлер плакал над Чайковским, но пропагандировал Бетховена и Вагнера, — Алексей Ботвинов
Среди украинских джазменов хватает профессионалов. Это доказывают их выступления со звездами мирового джаза. Недавно Аду, Галицкий, Александров и пианист Павел Литвиненко вместе с американскими музыкантами записали первые две пластинки авторской музыки Денниса Аду. "Однако говорить об украинском джазе, как о заметном в мире явлении пока не приходится", — констатирует Бобин. Его скептицизм связан с тем, что в стране не развита инфраструктура, необходимая для любого джазового сообщества. В Украине только два больших джазовых фестиваля Jazz in Kiev и Alfa jazz fest, нет ни одного джазового клуба, где эта музыка звучала бы ежедневно. Впрочем, главное, что у этого музыкального стиля много поклонников, поэтому музыканты надеются, что, когда страна оправится от шока, все еще будет.
Фото: dennisadu.com, Facebook/Аду Деннис