Теория Большого взрыва. Почему Мирослав Слабошпицкий не может не снять фильм о Чернобыле

Тридцать лет назад рванул четвертый блок ЧАЭС. Очередная попытка осмыслить трагедию — новый игровой фильм самого титулованного украинского режиссера Мирослава Слабошпицкого "Люксембург". Пока идут съемки, права на дистрибуцию картины приобрели Греция, Чехия, Словакия и страны бывшей Югославии.

Мы беседуем с Мирославом Слабошпицким в буфете Дома кино. Это место как нельзя лучше подходит для воспоминаний вообще и о Чернобыле в частности. Кажется, что за тридцать лет здесь мало что изменилось. Те же ковровые дорожки, та же мебель, такой же кофе по-турецки.

КТО ОН

Украинский кинорежиссер и сценарист, его 23-минутный фильм "Ядерные отходы", снятый для проекта "Украина, goodbye", получил приз Международного кинофестиваля в Локарно. А первая полнометражная лента Слапошпицкого "Племя" отмечена призами нескольких крупных кинофорумов

ПОЧЕМУ ОН

Сейчас Мирослав Слабошпицкий занимается кинопроектом "Люксембург", посвященным людям, которые живут и работают в Чернобыльской зоне отчуждения

Мирослав, когда случилась катастрофа, вы были школьником, жили в Киеве. Помните те дни?

— Было тепло, если я не ошибаюсь. Мы жили тогда на улице Ломоносова. Напротив моего дома располагался Институт защиты растений, он, кстати, и сейчас там находится. А у папы был товарищ, профессор из этого института. Когда у нас собирались какие-то вечеринки и вдруг заканчивалась выпивка… А вы помните, тогда в стране была борьба за трезвость и купить алкоголь было непросто. Так вот, папин товарищ ночью переходил дорогу, заходил в институт и возвращался со спиртом.

В один из первых дней после аварии этот профессор зашел к отцу и что-то ему рассказал. По итогам того разговора родители посадили меня в поезд и отправили во Львов — к бабушке с дедушкой. Это было в первых числах мая. Во Львове меня записали в школу. Там научили игре "жопой к стенке". Вы, наверное, не знаете, в Киеве ее почему-то не было. Это когда школьники выходят из класса и кто-то кричит: "Жопой к стенке". Кто не успел, тому под зад ногой. Продолжалось это дня четыре, а потом из Киева пришла весточка о том, что моих киевских одноклассников отправляют в лагеря "за счет заведения". Мне стало обидно — что ж такое, все наши отдыхают, а я, как дурак, в школу хожу. И перестал ходить. До осени прекрасно проводил время во Львове, наслаждался жизнью. А перед первым сентября вернулся в Киев.

У многих детей тогда появились проблемы со здоровьем, хронические заболевания.

— Ну, у меня букет диагнозов, но я не хотел бы о них говорить. Вообще-то я был болезненным ребенком, всякие простуды, ангины…

Помните, у всех проверяли щитовидку?

— Да, мне говорили, что вроде бы увеличена. Но, во всяком случае, рака щитовидной железы не обнаружили. Я знаю человека, который в Припяти работал участковым милиционером. Четвертый блок у него за спиной взорвался. Он потом, конечно, лечил лучевую болезнь, но жив до сих пор, побухивает, жизнерадостен, прекрасно себя чувствует. Может, не совсем прекрасно, но как-то функционирует. Хотя, если честно, пока у нас идут съемки в Чернобыльской зоне, мы разговоров на эту тему стараемся избегать.

Извините. А когда вы впервые туда попали?

— На последнем курсе театрального. Я работал в Чернобыльинтеринформе. Была такая структура как бы при МЧС, но в то же время независимая. Мы делали передачу "Надзвичайна ситуація", которая выходила на УТ-2. Это были где-то 1995–1996 годы. Практически каждую неделю мы туда ездили делать сюжеты.

А как вы вообще 1990-е пережили?

— Как все.

Все бедствовали, средняя зарплата — двадцать долларов. Работа в Чернобыльинтеринформе хорошо оплачивалась?

— Это точно не была работа, которая кормит. Деньги платили смехотворные. Это ж госструктура, у всех бюджетников были копеечные зарплаты.

Ради чего тогда здоровьем рисковали?

— Приключения, новый опыт… Меня все потрясало и завораживало, я воспринимал Чернобыль как нечто постапокалиптическое, как фантастический арт-объект. А деньги… У меня хронически не было денег до тридцати с чем-то лет.

Весь Чернобыль обследовали?

— Конечно. Мы летали на вертолете, побывали в четвертом блоке, в саркофаге. Однажды нас даже арестовали — начальство потом вытаскивало.

Сколько времени вы провели в зоне?

— До хрена. И тогда, и сейчас. Последние два года почти каждую неделю ездим туда.

И как там сегодня?

— Мертвое место. В 2015-м оттуда ушла жизнь. Стало меньше людей, не работает станция. Заканчивается строительство саркофага. Все реже встречаются старые знакомые — ушло целое поколение ликвидаторов.

Еще одна попытка. "Люксембург" — не первый кинопроект Мирослава Слабошпицкого о людях в зоне отчуждения. Еще в конце 1990-х он написал сценарий фильма "Чернобыльский Робинзон". Тогда снять фильм не удалось

Идея короткометражного фильма "Ядерные отходы" появилась в конце 90-х?

— Нет. "Ядерные отходы" — это 2012 год. А тогда я написал сценарий фильма "Чернобыльский Робинзон". На основе реальной истории. Был такой парень — Андрей Овдий, армейский дезертир, поселившийся в Чернобыльской зоне. По сценарию, он не знает о катастрофе, приходит в родное село, видит всю эту картину. Архетипичный такой сюжет.

Но фильм сделать не удалось. И это стало одной из причин моего конфликта с киношными властями Украины и Анной Чмиль лично (Анна Чмиль — председатель Государственной службы кинематографии Украины с 2006-го по 2010 год, член-корреспондент Национальной академии искусств Украины. — Фокус).

Сценарий оказался слишком смелым?

— Он был созвучен тому, что делал Балабанов (Алексей Балабанов — российский кинорежиссер, сценарист и продюсер. — Фокус), и совершенно не похож на смрадный труп советско-украинского кино. Проблема в том, что в Украине долго не было культуры.

То есть как это "не было культуры"?

— А вот так это. За исключением каких-то вещей, вроде фильма "Тени забытых предков", было, по выражению Параджанова, некое "колониальное искусство". Что-то типа республиканского смотра самодеятельности. Чтобы пузатый, поддатый партхозактив перед тем как отправиться в сауну трахать баб, мог сходить во Дворец культуры и чтобы там перед ним выбежали детки и спели заранее утвержденную песенку "Гандзя цяця молодичка". Вот вам и вся культура.

Когда же Украина получила независимость, серьезные люди увлеклись разворовыванием национальных ресурсов, а культурной сферой никто не занимался. Украинским кино по-прежнему руководили по накатанному бывшие коммунистические функционеры, руководили в свете заветов товарища Суслова (член Полютбюро ЦК КПСС, секретарь ЦК КПСС, в годы застоя курировал идеологию, культуру и образование в СССР. — Фокус). Ну и система этому способствовала — средства распределялись непрозрачно, шли на госстудии. Советский Союз распался в 1991 году, а в украинском кинематографе он просуществовал до прихода в Госкино Екатерины Копыловой, то есть до 2010 года.

Когда сидишь в этом буфете, кажется, что СССР все еще существует…

— Ну да. И Чернобыль тоже такой.

Какой?

— Парк советского периода. Ленин там стоит.

О Чернобыльской катастрофе много говорили, писали, слагали стихи. Однако вы, похоже, считаете, что эта тема до сих пор не проговорена?

— Сделано действительно многое. Хорошего, правда, мало, говна — больше. Но сколько ни проговаривай, каждый человек имеет право на свой взгляд. Эта тема принадлежит всем, ни у кого нет какого-то патента.

На одной из пресс-конференций вы объяснили, что ваш будущий фильм называется "Люксембург", потому что территория зоны отчуждения сопоставима по размерам с Люксембургом. И что сам фильм "о людях, которые живут и работают там". Я понимаю, что сюжет вы пересказывать не будете. Но спрошу: что для вас Чернобыль?

— Мне очень нравится фраза Луции Ржегоржиковой (директор Чешского центра в Киеве. — Фокус) о том, что Чернобыль — отправная точка современной Украины. Для многих наших соотечественников это был первый момент осознания "мы и они". Хотя катастрофа затронула и Беларусь, и Россию, тем не менее это наш символ. Многие люди во всем мире впервые узнали об Украине после Чернобыля. А спустя несколько лет начался распад СССР.

• Читайте также: Приближаясь к войне. Как снимать фильмы о школе, спецслужбах и жертвах войны

Что для меня Чернобыль? Конечно, это трагедия, и ничего хорошего в трагедии быть не может. Но это еще и Большой взрыв. Атомный. Вселенная тоже ведь началась со взрыва… И с тех пор находится в постоянном движении.

Фото: Александр Чекменев