Между бедой и красотой. Зачем идти на выставку "Чистое искусство" в "Мыстецьком арсенале"

Один из главных трендов в изобразительном искусстве последних ста с небольшим лет — возвращение к так называемому наивному искусству (оно же — "примитивное" или, как в данном случае, "чистое"). Произошло это по двум причинам. Во-первых, живопись перестали считать делом техники — стало ясно, что Вермеера в его филигранности или Рембрандта в его работе со светотенью не превзойдешь, как ни старайся. А во-вторых, все более усложняющийся и потому все более непонятный окружающий мир пробудил у человечества ностальгию по синкретизму, когда устные рассказы у костра были одновременно поэзией, песней и балетом, а наскальные рисунки охоты на бизонов — частью охотничьего обряда.

Но тут важно одно уточнение: если в те времена художник был, что называется, плотью от плоти своего первобытного племени, таким же наивным сыном природы, сегодня это "возвращение к чистоте" иногда дается ему очень дорогой ценой. Читая пояснительные таблички к картинам, выставленным в "Арсенале", поражаешься тому, сколь неподъемную плату брала судьба за то, чтобы появился на свет талант, который в других условиях так и остался бы дремать где-то на дне подсознания простой, казалось бы, сельской жительницы.

Например, зал настенных росписей Полины Райко. Простая крестьянка с тяжелой, но не уникальной для того времени судьбой. Пережила смерть мужа и дочери, осталась вдвоем с сыном-алкоголиком, который допился до того, что, как это ни неправдоподобно звучит для украинской деревни с ее патриархальным укладом, бил мать. И вот, когда сын в итоге попал в колонию, а Полина Райко осталась одна, в ней в семьдесят лет вдруг проснулся дремавший до тех пор талант художника. То ли потому, что душа избавилась от страха, то ли наоборот — потому, что душа ощутила одиночество, ведь каким бы сын ни был, это все-таки сын. И она расписала свою хату картинами, которые, наверное, правильнее всего было бы назвать "оберегами" — фантастический мир, в котором смешалось небесное и земное. Мир, в котором крылатый ангел носит шапку-ушанку (может быть, это зэковская шапка-ушанка, в которой она представляла себе своего сына?).

Такое мироощущение не сымитируешь. Зато обыграть его в художественном плане, использовать как контекст можно — одним из направлений выставки в "Арсенале" является как раз перекличка в творчестве между художниками, что называется, "самодеятельными", и профессиональными. Такой перекличке, выраженной в расположенных рядом картинах разных художников и эпох, посвящено несколько экспозиций. Например, в зале, отведенном под картины Марии Примаченко, выставлено еще и монументальное полотно Арсена Савадова "Страна Шу", написанное в его фирменном реалистично-сюрреалистическом стиле. На табличке — пояснения самого Савадова: "Мария Примаченко — звезда наивного искусства. А может быть, другого (искусства. — Фокус) и нет. На самом деле у Примаченко много страшных образов. Если убрать всю матиссовскую декоративность, то ее образы очень сильные и не очень-то добрые. Что пробуждало прекрасное — этот страх или декоративность — для меня осталось тайной. Но если увеличить много ее образов одновременно, то, скорее всего, это будет не менее страшно, чем "Парк Юрского периода" Спилберга. Когда я писал картину "Страна Шу", то взял маленькие цветы Примаченко, сделал их громадными, как в поп-арте, и посадил туда своих моделей. Я увеличил их как современный художник, но такое впечатление, что это ее мир. Это и есть диалог между художниками, между культурами".

Савадов интуитивно, через восприятие творчества, ухватил то же, о чем рассказывают биографии многих других выставленных в "Арсенале" "наивных" художников — что их нельзя, как это нередко делают даже искусствоведы-профессионалы, воспринимать как чистых "декоративистов". Мол, красота окружающего мира побуждала их браться за кисть и краски. Конечно, было и такое. Но чаще, судя по биографиям, все было наоборот — беды и горе окружающего их мира даже не побуждали, а заставляли их браться за кисть и краски, чтобы найти в этом мире и собственной жизни еще и красоту.

Еще один пример взаимодействия работ известного современного украинского художника с коллегой-любителем – перекличка представленных на выставке картин Александра Ройтбурда (кстати, обладателя коллекции "народных картин") с полотнами Георгия Малявина. В "Арсенале" есть даже пример "переклички поколений" внутри одной семьи. Молодой украинский художник Олег Грищенко в своем проекте "У реки" сделал, как сейчас говорят, ремейк к трем картинам своего деда, художника-любителя середины прошлого века Гната Тарасюка, который любил пейзажи с водой. Рядом – живописный диалог отца и сына художников Александра и Евгения Лещенко. А экспозиция знаменитой "харьковской школы фотографии" (один из ее представителей Борис Михайлов – едва ли не самый титулованный сегодня в мире деятель украинского современного искусства) предстает в весьма неожиданном соседстве с работами полтавской группы кустарей начала ХХ века. Наконец, выставленные в одном из залов работы художников-любителей называются четко и прямо "архетипы", отсылая тем самым к учению классика психоанализа Карла-Густава Юнга. Тут наглядно видно, как сюжеты и мотивы наивного украинского искусства прошлого века произошли из космологических представлений наших предков, живших сотни и тысячи лет назад.

Конечно, при советской власти, когда народное творчество по политическим причинам начали поднимать на щит, об этом нельзя было и заикнуться, но сейчас-то уже можно взглянуть на него с этой стороны.

Хотя, конечно, среди выставленных в "Арсенале" работ народных художников есть и просто, что называется, "красивые картины". На то оно и жаркое украинское солнце, делающее яркими и красочными самые скромные пейзажи. (Мы, кстати, к своему солнечном свету привыкли, а художники, приезжающие к нам из Северной Европы, от него в восторге.) И не обязательно самодеятельный художник, берясь за кисть, пытался выразить на полотне растерянность, царившую в его душе. Иногда ему даже достаточно было чужих сюжетов — на выставке есть целый зал под названием "Оригинал и копия" с работами, перепевающими картины признанных украинских художников-классиков.

Иначе говоря, столь яркое и сложное явление, как украинское народное изобразительное искусство, к одному знаменателю не приведешь — можно даже не пытаться. А вот что надо пытаться делать постоянно (и "Мыстецький арсенал, где были уже аналогичные выставки, это делает), так это пропагандировать его не только в Украине, но и за ее пределами.

Потому что хотя нам и кажется, что такие мастера, как Мария Примаченко, у всех на слуху, на самом деле, если сравнить положение дел у нас с другими странами, это не так. Например, во Франции главный "наивный художник" страны Анри Руссо давно пользуется такой же славой, как классики-импрессионисты, его и выставляют в музеях вместе с ними. В Венгрии о "примитивисте" начала прошлого века Чонтвари еще в 1980 году один из самых выдающихся национальных кинорежиссеров того времени Золтан Хусарик снял биографический художественный фильм. То же самое в Польше, где в 2004 году Кшиштоф Краузе снял о знаменитом польском "наивном" художнике прошлого века Никифоре Криницком художественный фильм "Мой Никифор", получивший призы на множестве международных кинофестивалей, в том числе в Маниле. Наверняка это стало для кинозрителей не только в Европе, но и на далеких Филиппинах первым толчком для того, чтобы подробнее ознакомиться с польским искусством.

• Читайте также: Острое кино. Как Docudays UA стал рассказчиком живых историй

А разве наша Мария Примаченко не заслуживает своего художественного фильма? Переболевшая в детстве полиомиелитом, потерявшая погибшего на фронте мужа — это ли не драматическая судьба? И ведь мы на самом деле мало знаем, что скрывалось за ее вполне благополучной официальной биографией как художника, хотя "страшные образы", о которых говорит Савадов, об этом ясно намекают. А вышеупомянутая Полина Райко с ее трагической жизнью? А другие наши "народные художники", у которых каждая вторая биография — готовый сценарий?

Так что мы еще, можно сказать, в начале пути.

Фото: Богдан Пошивайло / Мыстецький арсенал