Скрипач одесской национальности. Павел Верников об учителях, смехе и грусти

За годы странствий скрипач, педагог, устроитель фестивалей и кавээнщик Павел Верников сменил немало паспортов. Но всюду, где бы он ни был, — будь то советская Москва, коллапсирующая Югославия, Франция, Израиль, Италия и, наконец, Швейцария, музыкант не переставал называть себя одесситом. Время от времени корабль Верникова прибивает к гавани его украинской Итаки. Минувшей осенью он в числе десятка других одиссеев побывал на фестивале "Золотые скрипки Одессы" и даже был награжден Почетным знаком отличия. Примеру Одессы последовал Ереван, вручив артисту медаль за выдающиеся заслуги в области исполнительства и педагогики. Желая опередить армянское радио в освещении этого события, на встречу со скрипачом-жизнелюбом отправился корреспондент Фокуса. Прикоснуться к наградам ему не посчастливилось, но поесть рыбу-фиш из одной тарелки с маэстро таки удалось.

Как себя чувствуете в амплуа орденоносца?

— Жить, несомненно, стало тяжелее. Две медали, одна из которых золотая, ощутимо тянут вниз. Но если серьезно, прелесть этих наград в том, что вручили их мне абсолютно неожиданно. Многие мои коллеги в бывшем СССР и на Западе положили часть своей жизни, выбивая ордена и звания. Некоторые выбили их себе уже посмертно. Я всегда был свободен от таких соблазнов. Но теперь эти награды убедили меня в том, что в жизни я сделал немало правильных вещей. Хотя, конечно, мог бы сделать и больше.

Я никогда не забывал, что родился в Одессе, в Украине. В мой период жизни в Италии мы вместе с женой, скрипачкой Светланой Макаровой и выдающимся итальянским актером, режиссером, писателем Мони Овадиа придумали спектакль Adesso Odessa. Adesso с итальянского переводится как "сейчас". Там звучали рассказы Бабеля, одесские анекдоты, песни Утесова, "несерьезный" криминальный шансон в серьезной классической обработке. В общем, получилось настолько удачно, что этот спектакль мы сыграли более 60 раз. В одном только знаменитом миланском "Пикколо-театре" Джорджо Стрелера дали 12 вечеров.

В Японии, Китае в буклетах обо мне часто пишут как об украинском скрипаче. Расскажу вам трагическую историю. Несколько лет назад у меня украли скрипку, смычок, кредитную карточку, паспорт. Сразу после этого я практически без документов поехал в Литву работать в жюри конкурса имени Хейфеца. Меня там спросили: "Откуда вы?". Я ответил: "Из Украины". И рядом со мной поставили украинский флаг. Таким образом, я нелегально представлял вашу страну. Это, конечно, не такой оригинальный поступок, как незаконно переходить украинскую границу. Хотя, я слышал, что в последнее время и такие прецеденты случаются. Но тем не менее.

Итак, вы одессит, Павел. Что это значит?

— Меня часто спрашивают, есть ли у меня ностальгия по СССР, Москве, где я учился. Говоря честно, нет. Хотя мне там дали серьезное образование, со мной занимались прекрасные педагоги. Было много хорошего. Но, к сожалению, и много плохого. Иосифу Бродскому часто ставили в вину отсутствие патриотизма. Он на это отвечал: "Я не выбирал страну, где мне родиться". Сильная фраза. Никто не должен любить страну, если она его не любила.

Впрочем, меня не любили небезосновательно. У меня с детства был нехороший язык — я иногда говорил то, что думал. Мне стыдно в этом признаваться, но меня исключали из пионеров. Один раз не приняли в комсомол. После того как в Израиль эмигрировал мой брат, меня дважды не выпускали за границу для участия в международном конкурсе. В общем, были примечательные страницы в моей биографии.

А вот по Одессе я ностальгию чувствую. По дому, где родился, улицам, дворикам, где играл в футбол, гулял, влюблялся. Как сказал, по-моему, Михаил Жванецкий, одессит — это национальность. Одесситы, действительно, особенные люди. То, как они разговаривают, — это уже спектакль, на который не надо покупать билеты. И когда мне говорят: "Ой, у вас такой юмор!", это никакой не юмор. Я просто говорю, как одессит.

Когда-то давно вы играли в одесской команде КВН. Насколько эта страсть уживается с музыкой?

— Это увлечение возникло у меня еще в Школе Столярского. На наши новогодние капустники просили билеты даже в обкоме. Мне удалось с отличием окончить школу, да и консерваторию только из-за этого. Когда профессора мне говорили: "Ну, Верников, это вообще не на пятерку!", я невозмутимо отвечал, что занят подготовкой очередного капустника, куда им наверняка понадобятся билеты. Так что уже с 16 лет я начал свою коррупционную деятельность.

Это была настоящая страсть. Жаль, что в тот год, когда я вышел на центральное телевидение в составе команды "Трубочисты" (я играл что-то из современной музыки, держа скрипку на голове), КВН запретили и все наши записи уничтожили. Из-за каких-то шуток, по-моему, одесских. Ничего не осталось кроме пары фотографий.

Анекдоты обычно рассказывают об альтистах. Скажите, достойны ли анекдотов скрипачи?

— Посещая концерты некоторых музыкантов, вы можете смеяться даже больше, чем над анекдотами. Я с грустью смотрю на афиши Большого зала Московской консерватории. Раньше это был храм, где играли только жрецы нашей музы. А теперь выступают все кому не лень. И даже те, кому лень, тоже выступают. Вдобавок сейчас сильно обесценилось слово. Раньше, когда говорили: один из лучших пианистов мира Эмиль Гилельс или Святослав Рихтер, это действительно было так. Нынче слово "знаменитый" звучит почти как оскорбление. Допустимый минимальный эпитет — "входит в десятку лучших". А если о ком-то не пишут, что он хотя бы лауреат международных конкурсов, значит, этот человек всего лишь два раза в своей жизни играл на инструменте. Все лауреаты, все профессора, все выдающиеся.

Одним из ваших педагогов был Давид Ойстрах. В чем, на ваш взгляд, его "настоящесть"?

— Давид Федорович Ойстрах был действительно великим музыкантом. Он играл с виду настолько естественно, что его игру казалось очень легко сымитировать, повторить. Мысли, музыкальные идеи, техника, звук — возникала иллюзия, что все это просто. Но достичь этого было невозможно.

Отношения с Ойстрахом у меня сложились довольно неформальные. Официально я у него никогда не учился. Почему считаю его одним из моих педагогов? Когда я ему первый раз сыграл, мне исполнилось десять лет. Давид Федорович был близким другом моих первых учителей, Леонида и Вениамина Мордковичей. Они время от времени приглашали его позаниматься с лучшими учениками Школы Столярского. Мой отец, замдиректора Одесской филармонии, с Ойстрахом был также в близких, доверительных отношениях. Я планировал в будущем поступать к нему в аспирантуру. Это было бы естественным продолжением наших встреч. Но, к сожалению, вскоре Ойстрах умер. И я поступил к его замечательному ученику, прекрасному скрипачу и педагогу Семену Снитковскому. Увы, он тоже очень рано ушел из жизни.

Был ли для вас богом Святослав Рихтер?

— С Рихтером я познакомился благодаря гениальным музыкантам: скрипачу Олегу Кагану и виолончелистке Наталии Гутман, которые стали моими друзьями, когда я приехал учиться в Москву. Мне был 21 год, и они взяли меня в свою компанию — мы вместе играли в ансамбле. Рихтер произвел на меня ошеломляющее впечатление. Глыба: не просто как музыкант — как человек. Ко мне он очень хорошо относился из-за моего юмора. Называл меня "Павлик-директор". Когда мы гастролировали нашим маленьким коллективом (а по Советскому Союзу в то время ездить — Омск, Томск, вокзалы — лучше не вспоминать) как-то так получалось, что я всегда оказывался самым быстрым и активным. И мне удавалось немножко улучшить наш суровый быт.

Рихтер всегда требовал, чтобы имена музыкантов ансамбля набирали в афишах одинаковым шрифтом. Сейчас так не модно. Звезда — золотыми буквами, а аккомпаниатор, который может быть и старше и лучше как музыкант — микроскопическими. А Рихтер однажды вообще хотел отказаться от концерта, потому что его имя было набрано огромным шрифтом, а имена всех остальных — мелким. Он заставил поменять афишу, и ее переделали за один день.

Святослав Теофилович любил шутить, дурачиться, разыгрывать, смеяться. И в этом он нашел во мне хорошего партнера. В музыкальном смысле Рихтер оказал на меня огромное влияние. Как и Мстислав Ростропович. В Москве я был участником трио имени Чайковского. К этому коллективу Мстислав Леопольдович очень тепло относился и иногда с нами занимался. Спустя годы для нас стало большой честью приглашение на его фестиваль в Эвиане во Франции. Невероятный был человек.

И Рихтер, и Ростропович всегда шли по своему пути прямо и никогда не отступали от своих принципов, которые во многом вошли и в мою кровь. По мере сил, работая теперь над собой и своими учениками, я стараюсь им следовать.

Хочется вспомнить о другом виолончелисте, сегодня широко известном благодаря офшорным скандалам. Когда-то во время любительского футбольного матча вы сломали ему ногу. Остановились бы вы сейчас на достигнутом?

— Я поломал ему не ногу, а какую-то косточку. Понимаете, я не знал, что он впоследствии дойдет до таких высот. Мы с ним выступали на одном фестивале. Перед концертом компанией решили поиграть в футбол. Он честно отказывался: ребята, не надо. Буквально через тридцать секунд после начала матча он из-за меня прекратил игру, начал хромать. В общем, нехорошая история...

Это, между прочим, очень приличный виолончелист. Народ вот смеется: откуда у него два миллиарда? Но почему нет, если человек хорошо играет на виолончели? Раньше ему нужно было наизусть знать только ноты. Теперь он должен запоминать номера банковских счетов, имена адресатов, пароли от сейфов... Не такая простая жизнь у этих людей, как вы думаете. Тяжелая работа артиста. Одним словом, я рад, что он перестал хромать и вырос в такого выдающегося музыканта.

Вы говорите, что на ваши фестивали в основном приезжают вас поддержать друзья. Я видел программы. Скажите, как можно иметь столько друзей?

— А какой от них прок? Ни один из них мне в Панаму и копейки не отправил. Даже панаму не купил... Но я их все равно люблю. Это и Гидон Кремер, и Жанин Янсен, и Юлик Рахлин, и замечательный украинский дирижер Кирилл Карабиц. Я стараюсь выбирать себе друзей по одному принципу. Даже по двум. Первый — они замечательные музыканты. Второй — честные люди, что очень важно в искусстве. Есть прекрасные профессионалы, у которых на душе нечисто. Что-то их внутри мучает, им приходится себя постоянно оправдывать. Я их тоже оправдываю и защищаю. Вот, говорят, они предали Украину. Да ничего они не предали. Глубоко в душе они любят Украину. Правда, где-то очень глубоко. Но от них зависит много людей. У них оркестры, деньги, дачи, самолеты, жены, наконец. Как они могут жить по-другому?

Но если серьезно, я ближе к тем моим коллегам, у которых есть совесть. Я люблю таких людей и стараюсь общаться с ними чаще. Можно бесконечно рассуждать, кто прав, кто виноват. Но, кажется, на белое нужно говорить, что это белое. А на черное, что это черное, а не искать оттенки.

Ваши учителя говорили: чтобы хорошо играть, нужно пострадать. Страдали ли вы?

— У каждого в жизни случались трагедии... Но в принципе нельзя говорить, что если человеку не повезло родиться за Уралом, он появился на свет в Париже и не испытывал каких-то материальных проблем, он не может замечательно играть. Это не так. Люди, у которых внешне все было в жизни гладко, может быть, страдали еще больше. От неприятия окружения, несчастной любви, непонимания их музыки. Страдание всегда рядом с нами.

Точно так же, когда я вижу некоторых самодовольных музыкантов, многие из которых, кстати, являются замечательными инструменталистами, я не могу утверждать, что им незнакомо страдание. Просто у них внутри чего-то не достает. Либо это "что-то" умерло, либо его никогда там не было. Вы всегда слышите, когда человек играет от души, а когда конструирует свой талант. Знаете, есть круассаны, внутри у которых мармелад или крем. А есть пустые. Но выглядят они все одинаково. Так же и в музыке. Играют вроде бы равно хорошо. Но внутри у одних крем, а у других — пустота.

В одной телепередаче с пианистом Денисом Мацуевым ведущий ему пожелал, чтобы он крепко влюбился, а потом его бросили. Для достижения совершенства...

— Разве он уже горячо и преданно не влюблен? Я, признаться, завидую Владимиру Владимировичу. В него влюблено столько мужчин! В меня почему-то никто не влюбляется... Что касается реплики ведущего, что-то в этом есть. Денис Мацуев действительно прекрасно играет на рояле. Но на этом я и остановлюсь.

Несмотря на то, что по жизни вы предпочитаете больше смеяться, чем плакать, вам близка музыка Гии Канчели.

— Таких людей осталось мало. Гия всегда говорит, что думает. Разными словами, иногда включая бранные. Но и они звучат у него как поэзия. Это человек, который никогда не поступался своими принципами. Мы с женой часто играем его произведения. Недавно выступали в Тбилиси. Гия был на концерте и сказал много теплых слов в наш адрес. Его музыка — медленная, тихая, идущая от корней грузинского народа — совершенно противоположна энергии современного мира, где все бежит. Вы вдруг останавливаетесь, и она заставляет вас чувствовать и плакать. Правда, сама музыка Гии — это не плач. Это грусть, надежда, опять грусть, опять надежда. Это разговор с Богом.

Ваши педагоги вас учили: "Во время игры ты должен говорить с Богом"...

— Вернее, "ты не говоришь с Богом, а должен говорить"... От Бога мы сейчас все далеко. К менеджерам, интернету, соцсетям значительно ближе. Дойти до небесного ни у кого не хватает времени. Сейчас многое можно критиковать в игре старых мастеров — и то не в стиле, и это. Но то, как они трогают душу. Тянет меня к этим старикам...

Скажите, быть евреем — это приговор или счастливый билет?

— Смотря, в какое время. Не думаю, что в 1930–1940-х многие радовались тому, что они евреи. Но в 1950–1960-х я уже этим гордился, причем эдакой тайной гордостью. Помню, как в 1967 году, когда Израиль победил в Шестидневной войне, все евреи Одессы тайно ликовали. Вообще существовало два варианта: либо вы предаете свои корни и веру — хотя, веры у меня, собственно, никакой не было, в синагогу в нашей семье ходил только дедушка. Либо становитесь еще крепче от осознания своей национальной принадлежности. Я всегда остро чувствовал свою идентичность. И когда в разгар эмиграции 1980-х быть евреем вдруг стало модно, такая перемена вкусов меня сильно позабавила. Впрочем, сам я никогда не был националистом и не различал людей по национальности. Но меня различали...

Шутят, что если человек двадцать лет играет на скрипке, он автоматически становится евреем.

— Даниэль Баренбойм как-то похвалил одного итальянского музыканта такими словами: "Вы не еврей, но заслуживаете быть им"... Я часто задаюсь вопросом: почему так мало евреев на свете и так много о них говорят? Орден получил — еврей, посадили кого-то — тоже еврей. Везде евреи. Однажды меня осенило: почему бы евреям всего мира не устроить забастовку? Хотя бы на месяц уйти в тень евреям-ученым, врачам, музыкантам и так далее? Чтобы люди вокруг могли хоть немножко спокойно пожить... Правда, мне кажется, что преувеличенное внимание к евреям проявляется у тех, кто склонен искать причину неудач не в себе, а в других. В конце концов, у каждой нации есть свои гении и негодяи. По-моему, еще первый президент Израиля сказал: "Я хочу, чтобы у меня была нормальная страна, где найдется место и тем и другим".

• Читайте также: Оттенки русского. Антон Долин о нелюбви, тесноте и аритмии в жизни и кино

Вы уже несколько лет живете и работаете в швейцарском городке Сион. Место идиллическое. Почему-то захотелось реанимировать и утвердить здесь гимн дореволюционной России — "Коль славен наш Господь в Сионе" Дмитрия Бортнянского.

— Бортнянский как будто чувствовал, что я буду здесь жить. Мне очень нравится Сион — "наша маленькая деревня", как я его называю. Хотя это столица целого кантона, к сионизму, кстати, не имеющая никакого отношения. Тут приятно жить. Здесь четыре официальных языка — почти как в Одессе. С вами знакомятся на улице и тут же приглашают к себе домой. Мне это очень близко. Кто вам сказал, что жить спокойно, благоустроенно, дышать чистым воздухом, пить вино и заниматься любимым делом это скучно?

Поэтому из Швейцарии я, наверное, надолго уже никуда не уеду. Конечно, если не призовет Украина. Быть премьер-министром, правда, мне не предложат — у вас уже есть другой еврей. Но если пригласят министром ликероводного транспорта, я таки буду вынужден со своими сторонниками (а их у меня двое: жена и пятилетний сын) нелегально пересечь границу и войти в министерский кабинет.