Фокус поговорил с художником Романом Михайловым о том, почему трудно остановиться, когда начинаешь заниматься современным искусством
В Киеве стоит такая погода, что никто даже утром не отбрасывает тени. Солнца не было месяц. Фигуры пешеходов серыми пешками снуют по заученному до автоматизма маршруту. Экзистенциальная неприкаянность привычно сквозит из стыка ноябрь — декабрь. Мы встречаемся с художником Романом Михайловым в богемной кофейне, фишка которой — старые стулья да поцарапанные столы. На одном из них значится "дура". Мы говорим о теме его последней выставки — о человеческих страхах. И о "Тенях" — инсталляции из обгоревших скульптур, напоминающих корабли, — художественное высказывание об аннексии Крыма.
КТО ОН
Востребованный украинский художник, работает преимущественно в жанре инсталляции. Его работы выставлялись в Париже и Лондоне, в Украине — в "Мыстецьком арсенале" и "ПинчукАртЦентре"
ПОЧЕМУ ОН
В ноябре представил масштабный проект "Страх" (живопись, графика, фотография, видео)
Мохнатый шмель да зеленый подъезд
Какие страхи вы имели в виду, когда придумали человечка, убегающего от шмеля — символа проекта "Страх"?
— (Пауза.) Когда я шел на интервью к вам, на выходе из метро видел парней в военной униформе с автоматами. Сейчас годовщина Майдана, поэтому много военных — выходишь из метро, видишь человека с автоматом, инстинктивно ощущаешь напряжение. Дальше по улице — свидетели Иеговы со своими апокалипсическими откровениями. Напряженные лица прохожих. Все это создает душное ощущение. Общий тревожный фон. Мой проект — о состоянии общества и в то же время о персональных страхах и фобиях каждого.
Как возник шмель как символ страха? Это что-то из детства?
— Да нет. В детстве я не боялся шмелей, если вы об этом. Шмель — это всего лишь символ, точка напряжения, навязчивая идея, зависшая в воздухе, не дающая покоя. Главный герой — обнаженный, убегающий по полю человек. Его нагота — незащищенность перед окружающим миром. Я попытался от частного плана перейти к общему. Возможно, я ошибаюсь, возможно, никто никого и ничего не боится. Возможно, эти люди идут себе и ни на что не обращают внимания. Но мне кажется, что за последнее время страха в мире стало больше. Информационное поле производит его все время. В какой-то степени я заложник этой ситуации, потому что до конца не могу абстрагироваться от новостей.
Почему вы выбрали именно такую форму подачи — максимально упрощенную?
— Этого достаточно для того, чтобы донести идею, чтобы показать последствия страха. Меня не интересует страх с точки зрения психоанализа, меня интересует появление страха и его последствия. Я постоянно рисую в блокноте. Там появился первый человек, убегающий от шмеля. Я посмотрел на этот образ и понял, что он точно передает мою идею, ощущение — когда хочешь отстраниться от неприятной ситуации. Мой человек бежит по полю. Но что такое поле? Я начал уже думать о каких-то своих внутренних ощущениях — от чего мне душно? От какой-то постсоветской эстетики? Я говорю о людях, архитектуре, хрущевках этих. Я живу сейчас на проспекте Науки в доме, в котором подъезды изначально были выкрашены в казенный зеленый цвет — отсюда взята эстетика моих работ. Я же как художник задаю себе тысячи вопросов: что я делаю? Почему? И пока на них не отвечу — не успокоюсь.
Роман Михайлов: "Мне кажется, что за последнее время страха в мире стало больше. Информационное поле производит его все время"
Я читала, что ваш отец художник. Он на вас как-то повлиял?
— Когда мне было два года, папа нарисовал для меня кружочки и треугольники, он хотел, чтобы я их максимально аккуратно разукрасил. И всегда говорил: не заходи за рамки. Ему казалось, что таким образом он из меня воспитает художника. В принципе, у него получилось. Я стал отвергать рамки. Любые.
В художественном училище и Академии мне всегда ставили тройки по рисунку, и только сейчас я понимаю, что мои рисунки просто были более свободные. Правила всегда вызывали во мне сопротивление. Эта борьба сформировала меня.
Забор для тени
А что это за проект с подслушанным разговором двух военных?
— Этот проект я создал в рамках фестиваля Non Stop Media в Харькове в 2014 году. Его название "Сами виноваты!", из-за него выставку закрыли в первый же день. Только началась война. Харьков. 60 км от границы. Двое мужчин собираются ехать в зону АТО, я слышу их разговор. В итоге этот разговор я свел к двум фразам: "Нах** по своим стрелять? — Сами виноваты". Для меня это была квинтэссенция происходящего. Все свелось к этим двум коротким фразам, которые проектировались на фасад огромного завода. Здесь важен язык — Харьков преимущественно русскоговорящий и язык не является маркером "свой – чужой". На этом языке говорили по обе стороны от линии фронта.
Что для вас важно в работе?
— Чтобы язык, который я использую, был максимально понятен как можно большему количеству людей, хотя меня абсолютно не интересует их мнение. По-настоящему мне интересно мнение нескольких человек.
Почему тогда важно, чтобы поняли все?
— Когда есть возможность высказаться, не хочется ее упустить. Я говорю о таких площадках, как "ПинчукАртЦентр", "Мыстецький арсенал". Нельзя мямлить. Представим оратора на сцене. Если он будет говорить невнятно, перескакивать с темы на тему, заикаться и сам плохо понимать, о чем речь, его никто не будет слушать. В искусстве то же самое. В "Мыстецький арсенал" приходят тысячи людей — это прекрасная возможность быть услышанным, и если тебе есть о чем сказать, ты должен говорить убедительно.
Я читала, что вы цените Павленского. Можете объяснить, как отличить психопата от художника?
— Павленский очень точно понимает, что он делает. Меня не интересует его личная жизнь. Меня интересует его профессиональная практика. Все, что он делает, — профессионально. Психопат не отдает себе отчет, что произойдет, если он обольет себя бензином и подожжет. Павленский знает, к каким последствиям должно привести каждое его действие. В акционизме всегда присутствует конкретный расчет на ответную реакцию. И он точно бьет в цель. Это вызывает уважение.
Что вас задевает, меняет? Какое искусство?
— Я очень люблю современное искусство. У меня недавно была сильнейшая апатия, я просто падал. И тогда я пошел в "Пинчук". У нас не так много мест, где можно увидеть современное искусство. Там была выставка "Хрупкость". Я ее посмотрел, мне стало легче. Кто-то идет в зоопарк, я иду в музей современного искусства, выставочные залы меня восстанавливают.
Следы остроносых туфель как двигатель современного искусства
Вы делаете работы на заказ?
— Уже нет. В свое время я очень сильно подводил людей. Не мог подстроиться под то, что они хотят. Хотя случались смешные ситуации. Когда я учился в Академии (Харьковская академия дизайна и искусств. — Фокус), в Харькове открывали салон лексуса. Какой-то суперпафосный. И их пиар-менеджер решил сделать супероткрытие — Светлана Лобода, кто-то там еще. И он нашел меня, заказал большие длинные картины на тему автомобилей. Я студент, мне нужны были деньги. Я решил создать большую каллиграфию, напоминающую тормозные следы от шин на асфальте. Идея всем понравилась. Я закупил холсты два на шесть метров из расчета на пять работ. Такой большой мастерской у меня не было, я искал, где можно сделать этот заказ. В итоге залез на крышу Академии, она плоская, расстелил там холсты и нарисовал. Свернул. Повез в будущий салон лексуса. Развернул перед заказчиками. В итоге директор салона начал по ним ходить в таких туфлях с длинными носками — в знак протеста. Денег, конечно, не заплатили. Потом еще были какие-то истории. Как-то портрет заказали. В какой-то момент я понял, что больше не могу через себя переступать. Денег за заказы почти никогда не получал, только тратил много физических и эмоциональных ресурсов. В итоге стал делать то, что хочу, отказываясь от "заманчивых предложений". Потом в Лондоне получил премию в $15 тыс. за проект "Тени". Это дало возможность вообще послать всех этих заказчиков в туфлях и делать только то, что хочется. В этой свободе — огромное удовольствие. Энергетически, когда долго бьешь в одну точку, вдруг появляется коллекционер, который тебе неожиданно пишет: "я хотел бы посмотреть твою графику" и покупает ее. Это работает.
Как вы придумали "Тени", от чего оттолкнулись, что стало посылом?
— Это была рефлексия на то, что происходит в Украине, потеря Крыма, вынужденная миграция людей. Перед этим я создал графические работы с изображением силуэтов кораблей. Решил создать скульптуру. Приехал к родителям в село, разобрал забор, сделал несколько моделей. Первые из забора, потом искал еще доски, не мог найти. Была сложная история. Потом в преддверии масштабной выставки в Арсенале позвонил Саша Соловьев, куратор из "Мыстецького арсенала", и спросил, сколько у меня этих работ. Так появилась инсталляция "Тени".
Роман Михайлов: "В Лондоне получил премию в $15 тыс. за проект "Тени". Это дало возможность вообще послать всех этих заказчиков в туфлях и делать только то, что хочется"
Мне однажды художник рассказывал о том, что иногда хорошо работать с бодуна, потому что все чувства обнажены.
— Я практиковал такое, когда учился в академии. Приходишь на первую пару, голова раскалывается, тошнит, ты пишешь натуру, от которой тебя тоже немного выворачивает, и ничто не отвлекает. Сосредоточенность и пофигизм. И ты чувствуешь себя свободным. Потом я научился достигать этого состояния свободы без алкоголя.
Пофигизм это что — обесценивание идеи?
— Это фокус на процессе, когда ты делаешь работу и не имеет значения, что о тебе скажут, как оценят, купят или нет.
Что важно тогда?
— Чтобы я был доволен результатом. Я это принимаю близко к сердцу. Расстраиваюсь, когда не получается. Когда получается — счастлив. А когда еще и вижу отклик у зрителя, то вообще супер. Когда люди понимают, что я хотел сказать, значит, моя работа удалась.
Какие темы в топе в мире?
— Беженцы, теракты, личное.
Личное — это когда ты, условно выражаясь, рисуешь свои трусы?
— Это то, что произошло с художником, его личный опыт. Он шел по улице, споткнулся, упал, ударился головой о камень и делает об этом проект. Это всегда честно, но бывает никому не интересно, кроме художника.
Какие-то более глубокие темы через личные истории раскрываются?
— Конечно. Любая тема может быть раскрыта через личный опыт. Художник — это человек, который живет в обществе и каждый день сталкивается с проблемами, переживает их, становится жертвой многих ситуаций, получает травмы.
Что значит для вас — делать современное искусство?
— В какой-то момент ты сам становишься частью этого отдельного мира. Я не могу и не хочу иначе, думаю только об искусстве. Хотя заниматься современным искусством — это рискованный выбор и роскошь, которую ты можешь позволить себе при условии, если готов многим пожертвовать ради этого, от много отказаться.