Театр жизни. Сценаристка "Киборгов" — о том, как превращать в пьесы и фильмы невероятную реальность, в которой мы живем

Наталья Ворожбит — театральный режиссер и драматург, но массовый зритель знает ее имя прежде всего по работам для кино: за сценарий к отгремевшим зимой в прокате "Киборгам" она получила кинопремию "Золота дзиґа". На очереди — фильм по роману Сергея Жадана "Ворошиловград". Но корни особого метода, который Наталья использует в своих сценариях, лежат в театре. Ворожбит — одна из основателей "Театра переселенца", совершившего за несколько лет своей работы маленькую социальную революцию: на его сцене истории обычных людей становятся спектаклями и одновременно инструментом диалога между людьми.

Про "Киборгов"

Наталья, "Киборги" стали одним из главных кинособытий прошлого года. Что вас заставило взяться за сценарий? Хотелось рассказать правду, создать миф о киборгах, просто осмыслить эту историю?

— Моей целью точно не было "создать миф". Я была по-человечески эмоционально вовлечена в эту историю и, как все украинцы, следила за событиями в Донецком аэропорту. Для меня такая вовлеченность — всегда повод изучить тему глубже, знать о ней не из новостей, а быть ближе непосредственно к источнику информации. Я поняла, что благодаря работе над сценарием смогу взять десятки (если не сотни) интервью, максимально приблизиться к аэропорту и что-то понять про войну и ситуацию на Донбассе. То есть для меня главным был в первую очередь личный, можно даже сказать эгоистичный мотив.

Когда вы начинали работу, аэропорт еще держался: не было ясно, чем все закончится, но киборги уже стали явлением. Как это — работать с горячей современностью, историей с открытым финалом, которая пишется прямо на ваших глазах?

— Здесь мне очень помог метод фиксации, с которым работает документальный театр, ведь он всегда о сегодняшнем. Часто о важных событиях говорят, что пока не время, рано говорить об этом. На самом деле есть другой подход: ты еще не пережил ситуацию, но уже о ней пишешь, рассказываешь. Мне очень близок именно такой метод работы.

Так же было и с "Дневниками Майдана": мы собрались с коллегами и от беспомощности начали фиксировать, кто что делал день за днем: "я был там-то", "я в тот день шел к другу", "а у меня был разрыв с любимой, мне вообще было не до Майдана". Потом все эти люди приходят на Майдан и как-то меняются. Мы не знали, что это будет пьеса, просто чувствовали: это важно. Но потом из этого родились "Дневники", которые прозвучали в том числе за границей. Они рассказывали человеческие истории и давали большую картину понимания Майдана, чем те же новости.

Вы принимали участие в съемках "Киборгов" и консультировались с военными. Очевидно, что достоверность в данном случае была крайне важна. Как бы вы оценили эту сторону фильма?

— Конечно, я лично не была в Донецком аэропорту, о точной достоверности мне сложно говорить. Но военные, приходившие на съемки, были впечатлены. Некоторые даже падали на землю в момент, когда на площадке гремели "взрывы" и "выстрелы". Думаю, художник-постановщик "Киборгов" Шевкет Сейдометов не зря получил "Золоту дзиґу" — он действительно построил настоящий "аэропорт".

Сама я без консультаций с киборгами не взялась бы за эту историю. Я считала, что их реакция даже важнее, чем мнение режиссера и продюсера. Первый, кому я дала почитать сценарий, был мой консультант. И только когда он мне позвонил и я услышала в трубке слезы, немного успокоилась.

Про "Ворошиловград"

Еще один фильм, над сценарием к которому вы работали, — лента по роману "Ворошиловград" Сергея Жадана, она снимается прямо сейчас. Чем вас зацепила эта история?

— Наверное, она зацепила бы меня меньше, прочитай я ее до войны — ну, история про 1990-е, криминальные разборки, дружбу. Но в связи с событиями последних лет она зазвучала совершенно иначе — это роман о потерянной земле, которую я совсем не знала. Жадан с большой любовью рассказывает о Донбассе, описывает своих персонажей — в этом есть какая-то своеобразная поэзия. И ты влюбляешься в Донбасс вместе с ним. Я начала туда ездить, к этому добавилась еще и странная романтика войны.

В общем, я согласилась делать сценарий, хотя прежде у меня не было опыта переделывать чужие книги в сценарии. Это всегда менее амбициозная задача для драматурга — интереснее писать свою историю, а не чужую. Но это Жадан, и это действительно важная книга. Я многому научилась, читая и разбирая его текст.

Сергей Жадан говорил, что ваш сценарий значительно отличается от оригинального текста. Что вы решили изменить?

— В книге очень много персонажей — это не подходит для кино. Некоторых из них пришлось убрать или объединить. Некоторые женские линии были не до конца проработаны. Например, там есть любовная история, которая активно начинается, потом вдруг пропадает на полкниги, а затем вновь появляется. Приходилось этих женщин возвращать в сюжет. Впрочем, последний вариант сценария я не видела, поэтому даже не знаю, какие были финальные изменения в процессе съемок.

История "Киборгов". Наталья Ворожбит — автор сценария знаменитого фильма о защитниках Донецкого аэропорта

Про документальный театр

Вы давно работаете с документальным театром: непопулярный в Украине, в новой реальности он оказался отличным инструментом фиксации действительности. Как начали работать с новой драмой?

— В конце 1990-х, когда я училась в Москве, там как раз возник Театр.doc – самый оппозиционный на сегодня в России независимый театр. Однажды к нам с мастер-классами приехал британский театр Royal Court. Они научили нас, что такое документальная пьеса, как с этим работать: суть в том, что ты берешь тему, которая тебя волнует, и глубоко в нее погружаешься. В Театр.doc тогда поставили много пьес на остросоциальные темы: про бомжей, стариков, торговцев. В частности, был такой знаменитый спектакль "Борьба молдаван за картонную коробку", ставший хитом и сформировавший целое поколение в театре.

Проблема с современной драмой в том, что современные актеры и режиссеры совершенно не умеют это ставить. Актеры не умеют разговаривать человеческими голосами, режиссеры слабо представляют реальность, драматурги пишут картонным языком. Суть подхода Театр.doc была в том, чтобы театр как можно острее и убедительнее отражал реальность. Это не значит, что все пьесы должны быть документальными. Но это метод, который помогает научиться слушать, настроить слух.

Про "Театр переселенца"

Как возник "Театр переселенца" и как сформировался метод его работы?

— В конце 2014 года мой друг и коллега по Театр.doc, немецкий режиссер Георг Жено приехал в Украину с идеей сделать проект о Майдане. Мы встретились, когда я как раз собиралась на Донбасс с волонтерами, и взяли Георга с собой. Через неделю он спросил: "Слушай, а что у вас происходит с современной драмой?" (тогда еще не было нескольких площадок, возникших позже). И предложил сделать документальный проект на два года. Так возник "Театр переселенца". Первый год мы занимались тем, что ездили за свой счет в Николаевку и делали с детьми спектакль "Моя Николаевка". Это был мой первый опыт не документального, а свидетельского театра.

В чем разница между документальным и свидетельским театром?

— Документальный театр — это когда мы собрали интервью, расшифровали, драматург смонтировал текст и артисты это сыграли. А свидетельский — когда сами свидетели событий выходят на сцену как актеры. Ты до этого с ними работаешь, они рассказывают свои истории. И ты как драматург находишь что-то самое важное, что будет рассказано на сцене.

"Театр переселенца" в основном складывался именно из свидетельских спектаклей. Наш первый спектакль — это 13 подростков из Николаевки, 13 монологов. Они рассказывают, как переживают войну. По мотивам этого спектакля позже была снята "Школа №3", получившая в 2017 году Гран-при программы Generation 14+ на Берлинском кинофестивале. Но тогда мы думали не о фестивалях, а о том, как помочь детям. Потому что документальный театр имеет мощный социально-терапевтический эффект.

За счет чего он достигается?

— Во-первых, ты точно знаешь, что тебе не врут. Что это никто не сочинил, не придумал. Ты видишь смелость и отчаяние человека, который решился выйти на сцену и рассказать о себе откровенные и болезненные вещи. И зрители думают: "Ничего себе! И я так могу! И мне есть что рассказать". И вдруг у кого-то, о ком ты думал, что он "понаехал", оказывается столько драм, столько боли, что он становится тебе близок. Или, наоборот, он так тебя взбесил, что ты с трудом сдерживаешься. У нас была девочка, которая пришла на первую встречу на Донбассе с триколором. Это вошло в спектакль, и какая-то женщина после показа в Киеве накинулась на нее: "Да как ты можешь?!" Потому что это больная тема и это живой человек, на которого можно выплеснуть свои эмоции.

Еще у нас был проект "Дети и военные": мы ездили в Счастье, Попасную, Николаевку и делали спектакль с украинскими военными и подростками. Это тоже давало мощный примиряющий эффект. Люди видели украинских военных, которых большая часть местных, возможно, не любит. У обеих сторон друг о друге свои стереотипы. А тут оказывается, что вот этот парень, разведчик, сам из Донецка, а дед у него герой Советского Союза. А вот этот — чеченец, потерял деда во Второй мировой, отца в Афганистане, брата в Чечне, второго — в Донецком аэропорту. И люди как-то вдруг по-другому на них смотрят. А военные увидели, кого именно защищают, — это тоже очень важно.

В каком формате "Театр переселенца" работает сейчас?

— Мы с Георгом два года занимались театром, но у каждого из нас много своих проектов. Поэтому мы передали его ребятам из театра — Саше Фоменко, Алику Сардаряну и Насте Пугач. С Сашей мы сотрудничаем еще с "Недели актуальной пьесы", Алик был медиком в АТО и сделал об этом спектакль, а Настя — переселенка, которая пришла в театр и осталась там работать. Сейчас театр живет, просто перешел в несколько другую форму.

История Донбасса. Кадры из фильма "Ворошиловград", экранизации романа Сергея Жадана

Про мир и про войну

Вы сотрудничаете с европейскими театрами. В последние годы мир узнал об Украине. Но что именно знают и понимают ли, что война в Украине — не локальный конфликт "где-то там", это напрямую касается и Европы?

— Я всегда говорю, бывая за границей: "Ребята, вам только кажется, что война в Украине — это где-то далеко. На самом деле это буквально через улицу от вас!" Я привожу в пример страны Балтии. Когда я была в Литве, литовцы говорили: "Спасибо, что вы есть. Вы (Украина. — Фокус) — буфер между нами и Россией. Пока вы есть, мы в относительной безопасности. Если вас победят, мы будем следующими".

С другой стороны, люди так быстро забывают. Я недавно представляла "Киборгов" в Праге и поняла, что чехи уже не помнят про танки, про Пражскую весну. Об этом надо все время напоминать.

В одном из интервью вы сказали, что в Украине никто ничего не знает о войне. Как вам кажется, перестала ли часть общества не замечать, что в стране война?

— Сейчас, наверное, о войне знают меньше, чем тогда, когда все началось. Тогда это было что-то новое, вызывало сильные эмоции. Многие бросились смотреть, изучать, ехать на Донбасс. Сейчас же люди устали от войны, ее стараются игнорировать, это нормальный защитный механизм. Главное — не цементировать это состояние, потому что может получиться как с Голодомором, о котором молчали 70 лет и заговорили, когда уже было поздно.

Что сегодня происходит с украинским театром? За последние годы появились новые инициативы, но в целом театр остается довольно консервативным по сравнению с кино. Или ситуация меняется?

— Пока это в основном низовые инициативы, "трава сквозь асфальт". Но местами эта трава такая сильная, что заставляет обратить на себя внимание. "Дикий театр", "Сцена 6", "PostPlay Театр" — это уже нельзя игнорировать.

С кино все иначе. Снимая, ты должен учитывать мировой контекст — ты же хочешь везти свой фильм на фестивали. А когда ставишь спектакль, у тебя очень мало шансов выйти на мировой уровень — постановки редко возят по миру, это дорого. Все больше рассчитывают на локального зрителя и почему-то думают, что он не готов к экспериментам и его нужно кормить тем, к чему он привык. Это заблуждение, от такой "пищи" легко можно умереть, не от скуки, так от ожирения. Наша задача — воспитывать, формировать, а не идти за массовым спросом.

Позитивные тенденции есть, но и безразличие я тоже вижу. Даже современные театральные инициативы часто тяготеют к более привычным формам существования: работаем в театре, делаем спектакль с артистами. Нет стремления прорываться на какие-то новые территории. Украинский театр действительно консервативный, хотя мог бы быть очень прогрессивным. Таких примеров в мире много. Но пока, видимо, не хватает смелости.