Нельзя сейчас забирать Укртелеком у Ахметова, – глава Фонда госимущества Игорь Билоус

Бывший инвестбанкир Игорь Билоус пришел в Фонд госимущест­ва три месяца назад, после года работы в Государственной фискальной службе. Уход Билоуса из ГФС сопровождался громким скандалом — руководство ведомства сначала отстранили от работы в связи с коррупционным расследованием, а затем полностью сменили. Правда, самому Билоусу никаких обвинений не выдвинули. Уволили двух его замов — Владимира Хоменко и Анатолия Макаренко с формулировкой "нарушение присяги госслужащего". Билоус подал в отставку сам, так как комфортно в должности главы ГФС себя уже не ощущал. Правда, о бывшем месте работы вспоминает с ностальгией. Сожалеет, что не довел до ума запуск системы электронного администрирования НДС. Чувствуется, что на новом месте хочет реабилитироваться. Шанс у него будет — в мае Кабмин утвердил приватизацию более чем 300 объектов госсобственности. Только за стратегические предприятия ФГИУ планирует выручить не менее 20 млрд грн.

Кто он

Глава Фонда госимущества

Почему он

Отвечает за приватизацию более чем 300 объектов госсобственности

Из ГФС вы ушли на фоне скандала вокруг деятельности ваших заместителей и коррупционного расследования. В Фонде госимущества комфортнее работается?

— ГФС — большая организация, там есть множество проблем, решить которые важно для всей страны. Но при этом очень много текучки, на которую нужно отвлекаться. Фонд госимущества — организация поменьше, но здесь в основном занимаешься глобальными проблемами. Это во-первых. Во-вторых, нынешняя работа куда больше связана с моей профессиональной деятельностью, которой я занимался до прихода на госслужбу. Так что здесь мне действительно комфортнее.

В ГФС вы жаловались на вмешательство в вашу работу, невозможность сформировать команду под себя. Здесь такой проблемы нет?

— В отличие от ГФС, на нынешнюю должность я был назначен парламентским большинством. Это, скажем так, дает мне больше независимости. И когда перед назначением я говорил с президентом, премьером, то рассказывал не только о своих планах, но и выдвигал условия, в том числе карт-бланш по назначениям, невмешательство в операционную деятельность. Пока баланс интересов, как мне кажется, соблюдается. Меня критикуют, но и прислушиваются.

С другой стороны, у нас везде, на всех должностях в твою работу будут вмешиваться депутаты или вышестоящие чиновники. В этом плане все пока осталось на своих местах. Я такие поползновения сейчас вижу: давай то, давай се, сюда не лезь, туда не смотри. И это мы еще даже никаких крупных объектов не начали приватизировать.

Начнется приватизация, давление будет только возрастать. Готовы к этому?

— Вот как раз для этого к приватизации всех знаковых объектов и будут привлекаться иностранные советники. Давить на них, заниматься их дискредитацией достаточно сложно. Некоторые чиновники к моим планам относятся с иронией. Но я абсолютно серьезно намерен привлечь техническую и донорскую помощь международных организаций для подготовки госпредприятий к приватизации. При инвентаризации, оценке активов вместе с нами будут работать иностранные специалисты. Это сделает приватизацию абсолютно прозрачной. Если кто-то думает, что удастся заблокировать процесс и обвинить меня во всех тяжких, то это не получится сделать.

Вы в принципе могли после ГФС спокойно вернуться в бизнес. Какая у вас мотивация на госслужбе?

— Для меня это проект. Хочется сделать его успешным. Но хочу ли я работать тут всю свою жизнь? Нет, не хочу. В будущем я себя все равно вижу в бизнесе.

То есть политика вам неинтересна?

— Два года назад я и подумать не мог, что буду работать в ГФС или ФГИ. Поэтому я бы не стал загадывать. Скажу так: чтобы идти в политику, мне нужно для начала что-то сделать. Не на трибуне болтать, а сделать успешный проект. Если ничего не получится, то, наверное, политиком быть не стоит.

В правительстве сейчас много людей из бизнеса. Есть ли у вас какой-то клуб по интересам? Скажем так, ядро реформаторов.

— Есть люди, которые хотят видеть определенную модель экономики. Наиболее тесный контакт у меня с Пивоварским, Абромавичусом, Павленко (министры инфраструктуры, экономики и аграрной политики. — Фокус). Но ядро реформаторов — это громко сказано.

Жемчужина у моря

Центральный объект грядущей приватизации — Одесский припортовый завод, оцениваемый в $500–700 млн. Что требуется сделать для его оптимальной продажи?

— Мы на финальной стадии отбора советников. Сейчас выбираем между тремя инвестиционными банками. Вместе с этим ждем финального заявления от ЕБРР и USAID о технической помощи. На эти деньги мы бы хотели нанять компанию из числа "большой четверки", чтобы провести финансовый аудит предприятия. Также за их счет хотим осуществить профессиональную оценку активов, экологический и технический аудит. Это займет месяца три и потребует вложений где-то на $300–500 тыс.

Условия конкурса готовы?

— Почти готовы. Ключевые требования — сохранить профиль предприятия и принять конкретные инвестиционные обязательства: что нужно достроить, что поменять, какое оборудование установить. То есть мы не будем указывать какую-то взятую с потолка сумму будущих инвестиций, а сделаем конкретный пошаговый план технической модернизации предприятия. Отдельный блок — социалка. Там есть требование по сохранению количества работников, но при этом на договорных условиях. Если людям дадут приемлемый "пакет на выход", то мы это не будем считать нарушением инвестиционных обязательств.

Насколько реален интерес иностранных инвесторов к объекту?

— Ходоков хватает. Есть четыре американские компании, среди которых очень предметный интерес у Koch Industries, китайская, турецкая и марокканская компании, несколько европейских, например, Yara. Плюс отечественные олигархи. Коломойский хотел на аукционе, который мы отменили, купить 5% акций. Представители бизнеса Фирташа тоже охаживают объект, хотя я им говорю, что они наверняка не получат одобрения Антимонопольного комитета. Но мы не намерены инвесторов разделять на касты. Если наши бизнесмены пройдут квалификационный этап на проверку офшорных юрисдикций, отмывания денег, нахождения под санкциями, то дальше будет стоять только вопрос денежной гарантии. Иностранец открывает счет в долларах, наша компания — в гривнах, и дальше конкурируют в равных условиях.

На балансе ОПЗ значились сотни миллионов долга перед госбанками и структурами Дмитрия Фирташа. С какими показателями предприятие будет выставлено на продажу?

— По Ощадбанку на сегодня долг практически погашен. Остхему Фирташа ОПЗ должен 217 млн грн. Мы готовы погасить этот долг. Но из-за судебных действий по Остхему (против холдинга Фирташа открыто уголовное дело за нанесение убытков государству. — Фокус) мы это сделать пока не можем.

Задержка цикла

Еще один интересный для наших олигархов актив — энергогенерирующая компания Центрэнерго. Но она до сих пор не передана вам для подготовки к приватизации. Как объясните задержку?

— По Центрэнерго очень политизирован вопрос. В Минэнерго говорят, что нам лучше будет передать акции после отопительного сезона. Чтобы спокойно пройти его, не рисковать. Мы уже понимаем, что в этом году этот актив не продадим. Но в следующем году это произойдет вне всяких сомнений. От ФГИ туда зашли два человека в наблюдательный совет, нас заверили, что мы сможем беспрепятственно выехать на объект, получить всю информацию, документы. Так что подготовительная работа по приватизации уже идет.

И часто такой саботаж со стороны министерства и ведомств при передаче активов в ваше управление?

— Саботируют, и еще как — дисциплина очень плохая. Проблема в том, что верхушки во многих госорганах поменялись, а среднее и низшее звенья на 90% все те же. Вся работа идет через них, но это люди безынициативные, постоянно ищут какие-то отговорки, занимаются отписками, документы туда-сюда гоняют.

Предприятий-пустышек много вам передают?

— Каждое третье, наверное. Там, где можем, пытаемся развернуть ситуацию по банкротству и возобновить работу. Часто это мешают делать. Яркий пример — завод АЗМОЛ (производитель моторных масел в Запорожской области. — Фокус), предприятие с давним всесоюзным брендом. Как только мы там запустили производство, оппоненты стали палки в колеса вставлять: то воду отключают, то счетчики воруют, то через суд счета арестуют.

Как-то с вашей стороны не видно исков к бывшим директорам гос­предприятий, разворовавших активы.

— Пока не видно, но работа идет, иски подаются. Зачастую там ниточки ведут к очень влиятельным людям, у которых крыша и на местном уровне есть, и в парламенте. Поэтому как только мы соберем доказательную базу, то представим ее.

Не менее
20 млрд грн

планирует выручить правительство от приватизации стратегических объектов в 2016 году

Продажу ОПЗ и Центрэнерго перенесли на первую половину 2016 года, значит, большой приватизации в этом году не предвидится. Или что-то вы еще успеете продать?

— Пока будем продавать маленькие и средние объекты. Очень хочу продать киевский Президент Отель, это где-то 350–450 млн грн. Также нужно постараться продать ТЭЦы, так как с 1 января в силу вступит закон, позволяющий банкротить энергообъекты. Если не поспешим с приватизацией, то есть риск, что их загонят в банкротство и потом получим за них копейки. Возможно, удастся приватизировать Запорожский титано-магниевый комбинат и Сумыхимпром. За них суммарно можно выручить несколько миллиардов гривен. Но это только в том случае, если не будет решения об объединении этих активов в титановый холдинг.

Вы планировали "мелочевку" продавать на голландских аукционах, то есть на торгах с возможным понижением цены. Идея в силе?

— Некоторые объекты мы пилотно выставляем на торги, но даже на голландские аукционы пока никто не приходит. Пока делаем скидку на то, что было лето, что в стране кризис и вкладывать деньги никто не хочет. Кроме того, возможно, о проведении аукционов не все знают, хотя все законодательные требования по информированию мы выполнили. А вот на дополнительный маркетинг у нас денег нет.

Поэтому мы хотим сейчас сделать централизованную базу таких объектов, заняться их рекламой, возможно, удастся выкроить на это хоть небольшой бюджет. Кстати, в Германии недавно подсчитали, что за всю историю немецкой приватизации государство выручило 37 млрд марок, а потратило на нее около 200 млрд. Но при этом предприятия заработали и появились новые рабочие места. Поэтому я считаю, что цель приватизации не только деньги для бюджета, но и передача актива эффективному частному инвестору.

Какие госактивы считаете неприкосновенными?

— Я думаю, что в результате приватизации в собственности государства останется около 100 объектов. Среди неприкосновенных пока атомная энергетика, оборонка, космонавтика. Есть объекты, которые частично можно было бы продать. Например, авиастроительный концерн "Антонов" или пакет акций Укрзализныци. Вот сейчас завершается корпоратизация УЗ, предприятие станет акционерным обществом, и почему бы через несколько лет не продать 25% его акций на Лондонской или Варшавской бирже? Такие вещи, как "железка", — это десятки миллиардов долларов. А частичная продажа — это привлечение денег на развитие предприятия, притом что контрольный пакет все равно останется у государства.

• Читайте также: Мы не связаны акционерными отношениями с российским Вымпелкомом, - Петр Чернышов, президент Киевстара

Почему вы выступаете против реприватизации?

— Я не то чтобы против, я просто не хочу поддерживать популизм. Если есть фактаж — нарушение инвестиционных обязательств, принимается решение. И тогда мы это решение выполним, как это было с Запорожским алюминиевым комбинатом (в июне 68% акций предприятия, которые принадлежали российскому "РусАлу", вернули в госсобственность по причине невыполнения инвестобязательств покупателем ЗАлКа. — Фокус). Если АМКУ скажет, что ДТЭК (энергохолдинг Рината Ахметова. — Фокус) занимает монопольное положение на рынке тепловой генерации, то нужно будет заставить его продать часть бизнеса.

• Читайте также: Закрытое небо. Почему лоукостеры до сих пор не пришли в Украину

Но если кто-то кричит: "Давайте забирать у всех поголовно", то я на это подписываться не собираюсь. Возьмем тот же Укртелеком. Если его сейчас забрать, вернуть Ахметову деньги и выставить повторно на продажу, то мы нанесем государству прямой убыток в десятки миллионов долларов. Вернуть за него ту же сумму сейчас практически нереально.