Лимоновый Че

С Эдуардом Лимоновым мы встретились в одной из двух квартир, что он снимает в Москве. В комнате, где состоялось интервью, много книг. Интерьер без затей. На видном месте – биографии Че Гевары и Троцкого. Если скрестить обоих, как раз и получится Лимонов: с усами и желанием "хлопнуть дверью так, чтобы мир содрогнулся" Льва Давыдовича и запалом кубинского партизана, мечтавшего о каком-то своем социализме, не похожем ни на какой другой. За такие мысли, само собой, по голове не гладят. Орудуют либо киркой, либо – в "бобик", и на нары. О том, что Лимонов прошел испытание тюрьмой, напоминает бордовая подушка, брошенная на кушетку. С ней он, оказывается, "от звонка до звонка".

– Судя по обстановке, вы неприхотливый в быту человек. Вот только, по старинке, не можете обойтись без книг. Что-нибудь посоветуете читать молодежи?
– Ничего. От того, что больше будешь читать, умнее не станешь.

– Гм... Но сами-то вы читаете книги?
– Романы – не читаю лет двадцать. В основном – биографии интересных людей. В тюрьме читал книги из серии "ЖЗЛ". В "Лефортово" была неплохая библиотека. Недавно купил книгу Исаака Дойчера о Троцком. Два тома. Есть еще третий. Но его в магазине не оказалось…

– В вашей партии много молодежи. Что побуждает ее вступать в Национал-большевистскую партию?– Иногда я задаю себе этот вопрос – в чисто утилитарном плане. Хотя, полагаю, такие вопросы находятся вне компетенции партии. Каждый приходит по своим причинам. Пытаться выделить их в какие-то категории бесполезно. Думаю, большинством движет протест.

– В восемнадцать ты всегда против всех.
– Не все. Большинство – "за", иначе в рядах НБП были бы миллионы, а так – только десятки тысяч.

– Нация, национальный – эти слова эксплуатируют многие …Что они значат для вас?
– Много лет назад, создавая партию, мы их растолковали: русский тот, кто считает русскую цивилизацию своей, русскую историю своей и готов пролить кровь за Россию.

– Несогласие – что-то вроде кредо вашей партии. По-вашему, оппозиционный "Марш Несогласных" (очередной запланирован на 3 марта в Санкт-Петербурге), может повлиять на политическую ситуацию в стране?
–Такие акции дичайшим образом раздражают президента Путина и его группу. Конечно, они имеют влияние – паника в кремлевских кабинетах создана. Официально московское ГУВД признало, что во время "Марша несогласных" 16 декабря прошлого года было мобилизовано 8,5 тыс. человек ОМОНа. В действительности, думаю, больше. Власти просто постеснялись об этом сказать (Лимонов начинает говорить почти страстно. Его глаза за очками азартно поблескивают – Фокус). Они даже вызвали два вертолета! Создалось впечатление, что действие происходит не в Москве, а в Грозном. Триумфальная площадь выглядела совершенно устрашающе. Я впервые видел на Брестской улице такие огромные катушки с колючей проволокой. И собаки! Много собак. Совершенно прелестно…

– Вам понравилось?
– Конечно. Я человек боевой. Много раз бывал на фронте. Считаю, выведение противника из равновесия – уже небольшая победа.

– Вы, насколько мне известно, трижды участвовали в боевых действиях в бывшей Югославии на стороне сербов. Были в Абхазии и Приднестровье. Совпало ли ваше представление о войне с действительностью?
– Война – это окопы, глина. Грязи много, она повсюду: под ногтями солдат. Даже ветер войны грязный.

– Вам приходилось стрелять в людей?
– На войне вообще принято стрелять. Но я предпочел бы не отвечать на этот вопрос: при моем нынешнем положении в России это для меня небезопасно.

– Вы по-прежнему поддерживаете отношения с Дмитром Корчинским, лидером украинской партии "Братство"? Иногда его у нас называют украинским Лимоновым…
– Нет. Раньше встречался с ним во время его приездов в Москву. Однако, когда узнал, что он читал лекции "нашистам" (пропутинская молодежная организация – Фокус) на Селигере, все мои отношения с ним закончились. Это беспринципный жест.

– Возможно, вам интересны другие калиберные личности украинской политики. К примеру, Виктор Янукович?
– Абсолютно неинтересен. Также как Виктор Ющенко и Юлия Тимошенко. Мне интересны революционеры. К сожалению, на Майдане в 2004 г. не было выбора, скажем, между Януковичем и Че Геварой, а был выбор между двумя премьер-министрами. Если что и было мне любопытно, так это энтузиазм людей, которые пришли на Майдан. Одни из них, возможно, надеялись, что смогут грабить магазины. Другие – верили, что изменится их жизнь. Ясно, что на Майдане присутствовала революционная ситуация. Но то, что революция не состоялась – тоже ясно.

– Но на Майдане был некий дух правды...
– Совершенно верно! У нас в 2004-м проходил пятый съезд партии. У делегатов, прибывших с Украины, я спросил: "Зачем вы приехали? Почему вы не на Майдане? Вы просто обязаны были быть в этой революционной ситуации, а не здесь на съезде!". Потом был большой скандал. Газеты писали, что я поддержал Оранжевую революцию. Ничего я не поддерживал! Я просто говорил, что завидую украинцам: на Майдане у людей горели глаза.

– Сейчас ваш въезд в Украину невозможен. Вы пытались добиться отмены запрета?
– Украинское государство поступает неправомерно по отношению ко мне. Я не проходил в Украине по уголовным делам, ни в чем не обвинялся. Пробовал въехать в Украину только один раз, после выхода из тюрьмы в июле 2003-го. Затем пытался добиться снятия запрета. Но его не только не сняли, а продлили еще на год. Мне известно, что Президент Виктор Ющенко, отвечая на вопросы журналистов в Харькове, обещал заняться моим делом, но слова его оказались пустым звуком. Как-то я участвовал в передаче Савика Шустера "Свобода слова", на которой присутствовал министр внутренних дел. Ему тоже был задан вопрос обо мне. Чиновник обещал разобраться. Прошло уже более года после этой передачи, но никто до сих пор ничего не сделал, чтобы я смог въехать на родину. Я на это уже и не надеюсь… Единственное, что беспокоит: у меня мать в Харькове совсем старая…

– Мне кажется, вы остаетесь романтиком?
– Романтичными могут быть только молодые люди. Романтика – это иллюзии. Я уже не могу быть романтичным. Скоро мне 64 года. Я могу быть либо циником, либо мудрым человеком. Стараюсь быть мудрым.

– Вы не были на похоронах поэта и издателя Ильи Кормильцева. Насколько мне известно, именно вашей книгой он открыл серию "Жизнь запрещенных людей"?
– Обычно я не хожу на похороны. Был только на похоронах Политковской, поскольку она была убита, и надо было выразить свою солидарность, протест против этого убийства. А Илья умер своей смертью, это очень печально, настоящая трагедия для его жены, дочери… Лично я не ожидаю, что на мои похороны кто-то там пойдет. Когда человек умирает, это в порядке вещей. Жил – надорвался – умер. Вот и все.

– Читала в одном из ваших интервью: в тюрьме вы поняли, что не боитесь смерти.
– По-моему, если поднатужиться, любой человек придет к такому же выводу. Чего ее бояться, когда она в расписании жизни? Когда-то я говорил: смерть – это профессиональная болезнь человека. Но это не самая точная формулировка. Смерть появляется в момент, когда человек рождается, и с тех пор всегда рядом. Бессмертия индивидуума не существует, существует лишь бессмертие вида. С возрастом привыкаешь к этой мысли.

– В прошлом году вышла книга ваших новых стихов "Ноль часов". Вы продолжаете ощущать себя поэтом, писателем?
– В последнее время снова стал писать стихи. А вот романов, рассказов не пишу с 90-го года. Пишу либо журналистские тексты, либо эссе. Первые стихи сочинил в пятнадцать лет, но они были не очень самостоятельными. Первые настоящие стихи написал в 23 года.

– Уж не рождение ли ребенка вдохновило вас на творчество?
– Видите ли, если у человека ребенок рождается, когда ему 21 год, то, наверное, это его меняет. Меня уже трудно изменить.

– Как вы назвали малыша?
– Богдан. Ему три месяца. Такой красивый, упрямый, не крикливый. Достойный сын. С красивыми руками, тонкими пальцами. Любимец всех докторш и роддома. Высоким, видно, будет. Либо – в моего деда, либо в Катиного брата. Он уже на четыре сантиметра выше роста, полагающегося в этом возрасте. Это все доктора отмечают.

– У вас молодая жена и ребенок. Но по-прежнему нет прописки в Москве. Ну, хоть где-нибудь вы прописаны?
– Нигде.

– Почему не купите квартиру?
– На это у меня нет денег. Живу, как говорила моя бабушка, одним днем. (Пауза) Но при этом вполне счастлив.

P.S. В этот момент залаяла собака, судя по голосу – большая. Лимонов задумчиво, как будто себе, сказал: "Сколько времени снимаю эту квартиру, столько мечтаю, чтобы эта собака, наконец, издохла".