Стоп-сигнал. Почему украинцы избегают иностранных гостей

Как-то мне в руки попали дневниковые записи немецкого офицера, в которых, в частности, он сетовал на то, что "несмотря на изучение немецкого языка в школе, население совершенно не говорит на нем и не в состоянии ничего понять". Дело было в 1943, фраза эта касалась украинцев, в нескольких абзацах немец удивлялся данному местному феномену: почему, если учили язык, совсем не говорят по-немецки?

Я не знаю, как преподавались иностранные языки в школах Украины в сороковых годах прошлого века. Но на самом деле, перенесись недоумевающий немецкий офицер в 21 век, он бы тоже этому удивился. Иностранные языки в школе учат все, кто с первого класса, кто начинает позже, но пользуются им единицы. Я не говорю о переводах Шекспира, Стоппарда или Бернса, я не имею в виду выступления на международных конференциях, я имею в виду обычное, бытовое общение, без цитат, отстаивания жизненных позиций и даже без шуток.

Парадоксально, но на иностранном языке с иностранцами у нас, чаще всего, стесняются говорить даже учителя, который этот самый иностранный язык преподают. Нет уверенности в том, что тебя поймут, нет уверенности в своих знаниях. Молодежь стала гораздо резвее говорить на иностранных языках, это так. Но большинство людей необходимость сказать в ответ простую и всем известную со школьных времен фразу, – будто бы парализует, я уже не говорю о том, чтоб самим начать разговор. Считать мы вроде бы не разучились, писать и читать – тоже, а вот стандартные фразы на иностранном языке почему-то вспоминаем с трудом.

Конечно, есть вина железного занавеса, которых все и всех от нас, да и нас от них, закрывал. Занавеса вроде бы давно нет, но алюминиевая шторка явно осталась.
Разумеется, проблематично научится играть на пианино без инструмента, используя для этого разрисованный клавишами стол; язык тоже требует наличия иностранца, на котором можно тренироваться и репетировать. Но когда этот иностранец появляется, и, не отрываясь от карты, пытается у нас что-то спросить, в восьми случаях из десяти украинец убегает, отмахиваясь от этих вопросов как от ос.

Другое дело – торговцы на площади Рынок во Львове, любо-дорого слушать, как они очаровывают поляков, активно используя польскую лексику. Их вполне можно задействовать на курсах иностранного языка, кстати, курс по преодолению зажатости они тоже с легкостью проведут. Вот что значит практический фактор.

Мы говорим на иностранном языке только тогда, когда нам это очень нужно, за нас это не сделают другие, и иного выхода нет.

На иностранном языке начинают говорить украинские невесты, но не сразу, а только тогда, когда чувствуют свой кровный интерес в данном мужчине, в других случаях достаточно языка жестов, улыбки и настойчивых попыток заставить жениха понимать украинский или русский.
Мой испанский приятель Хавьер говорит, что Бухарест, куда его отправили работать, первым делом заставил выучить его французский язык, а Киев – русский. Английского, который Хавьер хорошо знает, и родного испанского явно было недостаточно для понимания и нормальной жизни. "Мне просто хотелось, чтоб в магазинах меня понимали". Хавьер попал в Киев в то время, когда не было супермаркетов, и нужно было просить продавца взвесить колбасу или сыр и понять, сколько это стоит.

Мы говорим на иностранном языке только тогда, когда нам это очень нужно, за нас это не сделают другие, и иного выхода нет.

Мы ужасно боимся ошибиться и сказать что-то не так. Поэтому предпочитаем молчать. Хотя иностранцев наши ошибки не волнуют. Не волнует неправильный акцент, путаница с родами, временами и прочими грамматическими правилами, они в курсе, что не разговаривают с дикторами BBC или с Ларри Кингом, они просто хотят узнать, как добраться до Ботанического сада, как пройти на стадион "Динамо", сколько стоит пиво, где можно купить билеты в оперу и как лучше добраться до Умани. Им совершенно все равно, как мы исковеркаем их язык, ведь лучше неправильный акцент, чем неправильное направление.

Мой лондонский коллега Уилфред собирается в Киев на Евро 2012. Его офисные коллеги сказали, что с вопросами лучше обращаться или к забавно одетым молодым людям или к вылощенным офисным клеркам, именно такие люди должны знать английский язык.

Но Уилфред пошел дальше, он рассказал мне о своем "языковом методе". "Знаешь, когда я обнаружил, что офис "Ernst&Young" находится на Крещатике, рядом с Макдональдсом, я понял, куда и кому я буду обращаться!" Уилфред звучал восторженно и "сдал" найденную точку своим многочисленным приятелям – футбольным фанатам. Так что, сотрудники "Ernst&Young", готовьтесь, запасайтесь терпением и волонтерами. Едут!

А я в связи с вышеизложенным вспоминаю киевского гаишника, который вместе с нами ждал приезда страховых работников, когда нас чуть помяли. Он рассказал нам о курсах, на которые все равно никто не ходит, потому что "нет времени и неудобно учиться в таком возрасте, отвыкли". О словаре, который он составляет сам для себя. Чтоб мы убедились, что английский ему не чужой, под укрывающим его кисеей мокрым снегом, он, задрав голову вверх, исполнял: "Stranger in the night", нещадно коверкая слова, будто считывая славянские буквы с экрана дешевого караоке, но даже с дуби-дуби-ду и счастливым выражением на лице. Он был прекрасен и ничего и никого не боялся.

Лариса Денисенко, писатель