Как новые медийные технологии влияют на восприятие войны в Сирии
Обе стороны вооруженного конфликта в Сирии используют новейшие информационные технологии. Но никто толком не знает, что на самом деле происходит в охваченной войной стране
"Ультиматум предъявлен. Если Асад не уйдет, начнутся массированные удары по военным объектам Сирии. Решение принято, осталось ждать приказа", — отвечает на мой вопрос о ситуации в стране один из ведущих сирийских журналистов. Россия, США, ЕС, Турция, Иран. Новая холодная война, переговоры на высшем уровне, сложные стратегии. Для нас это нередко очередные громкие слова о малопонятных геополитических играх.
"Иран за Асада и за "Хамас", но против "Братьев-мусульман", тогда как и Асад, и страны Персидского залива против "Братьев-мусульман", но вот последние вместе с Турцией против Асада". Любой разговор о Сирии сводится к тому, кто виноват и кому выгодна война, на чьих руках больше крови. Словно злодеяния одной стороны оправдывают другую.
Война XXI века мало чем отличается от войн прошлого. Разбомбленные дома, отсутствие воды и света, нехватка продуктов и медикаментов. Раненые, убитые и похороны — если есть кому хоронить. Любой мобильный телефон в Сирии — музей ужасов
Сообщений о происходящем несопоставимо больше, чем во время вторжения в Ирак. К CNN и BBC прибавились Al Jazeera и российский телеканал RT. А ведь есть еще Фейсбук, Tвиттер, YouTube и тысячи онлайн-изданий. В то же время эксперты отмечают: война в Сирии — самая плохо освещаемая в истории. Журналистов на линии фронта, способных анализировать и проверять информацию, меньше, чем на Балканах либо в Чечне. Зачем рисковать, отправляя оператора в горячую точку, если в YouTube гигабайты видео? Зачем оплачивать командировку журналиста, если у каждого подразделения Свободной сирийской армии собственная страничка в Фейсбуке? Конечно, большая часть таких сообщений не только противоречива, но и вырвана из контекста. Проверить десятки любительских кадров с места предполагаемой химической атаки невозможно. Обе стороны конфликта подтверждают: несмотря на новейшие информационные технологии, никто толком не знает, что на самом деле происходит сегодня в Сирии.
С марта 2011 года, когда на волне арабских революций в городке Дера на юге Сирии полиция пытала подростков, разрисовавших стены школы антиправительственными лозунгами, а против населения, вышедшего на улицы с требованиями наказать виновных, применили оружие, —
погибло 100 тысяч сирийцев. Почти два миллиона покинули свои дома. Таковы данные ООН.
Хуссам одним из первых вышел на улицы Дамаска весной 2011-го, выступая против коррупции. В каждом новом его письме все больше сомнений: "Никакая революция не стоит такого количества человеческих жертв, но мы были уверены, что мир не будет так долго закрывать глаза. Сегодня я боюсь потенциального вторжения в Сирию. Но и оставлять все как есть, невозможно. Иногда мне кажется, пусть хоть дьявол начинает интервенцию, лишь бы остановить кровопролитие. Мой друг погиб в результате применения химического оружия. Мы знаем, что американцы придут сюда не ради свободы, а из-за собственных интересов. Но чем лучше Россия?"
"Вы теряли когда-нибудь кого-то? Вспомните это чувство. Вспомнили? А теперь представьте, каково это — переживать такое каждый день, каждый час", — говорит перед интервью Абу Биляль, крестьянин из Дера, присоединившийся к повстанцам. Сто тысяч погибших — это немногим меньше, чем количество жертв иракской войны за все десятилетие.
В телевизионных студиях ведутся разговоры об оружии нового поколения, новейших технологиях ведения боя. Но для гражданского населения, а не политиков и журналистов война XXI века мало чем отличается от войн прошлого. Разбомбленные дома, отсутствие воды и света, нехватка продуктов и медикаментов. Раненые, убитые и похороны — если есть кому хоронить.
Любой мобильный телефон в Сирии — музей ужасов. Последние репортажи Мэри Колвин — одной из лучших военных корреспондентов, погибшей во время бомбардировки в Хомсе, мало чем отличаются от ее же материалов с войн двадцатилетней давности. Мэри одна из немногих, кто работал на линии огня, пытаясь документировать каждую смерть. Мэри больше нет.
Природа современных медиа такова, что сообщение об очередной разбомбленной деревне — уже не новость. Разве что "химатака" — "нравственное безумие" — это что-то новенькое. Ведь о беженцах, о женщинах и детях уже писали. Рассказали об этническом противостоянии и вырезанных селах. Галочка поставлена. Все это уже когда-то было. В потоке громких слов и заявлений, теорий заговора и запутанных геополитических игр мы все забываем, что каждая новая смерть — это новая смерть, которой еще не было.
Наталья Гуменюк, журналист-международник