Бумажные солдатики. Почему взбунтовались журналисты Forbes

Всего три предложения, за ними подписи. Никаких обвинений, никаких лишних объяснений. Этих нескольких строк хватило, чтобы половина киевских журналистов не спали всю ночь. Из телефонных разговоров нарисовалась такая картина. Главред решил завернуть какой-то материал о каких-то советниках какого-то вице-премьера. И все. Вроде как репрессий со стороны руководства не было. Персонал не сокращали, зарплаты не урезались (а кое-кому и подняли), условия труда не ухудшились. На самом деле не все так просто.

Краткая предыстория. В прошлом году журналисты Forbes Украина провели расследование и выяснили, что сотни малоизвестных украинских компаний и фирмочек, торгующих энергоносителями, связаны с 27-летним Сергеем Курченко. Так Forbes явил миру нового олигарха. Затем Курченко явил себя Forbes – в этом году он купил журнал. Когда стало известно о сделке, первый главный редактор украинского Forbes Владимир Федорин покинул свой пост, заявив, что цель покупки – заткнуть журналистам рот, обелить репутацию нового владельца и использовать журнал для решения вопросов, не имеющих ничего общего с медиа-бизнесом. Федорин дал понять, что его представления о журналистике не совпадают с ценностями Курченко.

Увольняться в никуда никто не хотел. Бумажная украинская журналистика переживает не лучшие времена, проще говоря, бедствует. Поэтому журналисты Forbes продолжали бороться за ценности Федорина, но уже без Федорина. В бесконечных совещаниях, спорах, шушуканьях в курилке рождалась "редакционная хартия". На протяжении нескольких месяцев пытались договориться. Но недавний ночной демарш показал – не получилось. С уходом тринадцати коллег (на самом деле больше – некоторые уволились чуть раньше, некоторые – еще в пути) можно поставить крест на федоринской версии журнала.

Это, пожалуй, один из самых ярких в истории украинской журналистики эпизодов борьбы творческого коллектива за идеалы. Обычно за словами о ценностях маячили материальные проблемы. Или протест имел скрытый и одиночный характер: журналисты уходили в депрессию, в запой, бежали из профессии. Но в данном случае победил массовый идеализм. Почему ценности оказались столь важны для этих людей? Ответ банален: в некоторых видах человеческой деятельности именно строгое следование декларируемым ценностям определяет саму принадлежность к профессии. Неверующий священник — не совсем священник, крышующий наркоторговцев милиционер — не совсем милиционер, а журналист-заказушник — не совсем журналист.

В эпоху интернета, в условиях засилья некачественной бесплатной информации, многие печатные медиа умирают, а перед смертью – мутируют. Один из способов продлить агонию – заняться не-совсем-журналистикой. Редакции превращаются в пиарконторы, а журналисты в пиарщиков. Я специально делаю акцент на пиаре, а не на политической пропаганде, так как пропаганда – частный случай скрытого пиара. Речь не о том, чтобы столь подлым по отношению к читателю способом вывести издания в прибыль, а о том, чтоб меньше дотировать. Подавляющее большинство отечественных изданий дотируются годами, что сформировало определенные традиции взаимоотношений журналистов и собственников.

В каждой конкретной редакции и журналистской душе профессиональная драма разворачивается по-своему. Старые бренды держаться дольше. Иногда спасает чувство меры собственника и вкус главного редактора. Но все чаще на советах директоров, редакционных летучках и просто в рабочих разговорах журналистов с сотрудниками рекламных отделов спичи о ценностях и стандартах звучат как вопли городских сумасшедших. В лучшем случае, как глупое геройство. Практичные люди смотрят на тебя, вежливо слушают и как-то нехорошо улыбаются в сторону. Помните Булата Окуджаву:

Один солдат на свете жил,
красивый и отважный,
но он игрушкой детской был:
ведь был солдат бумажный.

В благородстве всегда есть элемент безумия и непредсказуемости. Ну вот почему ночной приступ благородного безумия в уважаемом деловом издании произошел именно сейчас? Время для протеста выбрано не самое удачное: за окнами кризис, далеко не все бумажные солдаты востребованы. Мой вариант ответа в данном случае такой – российские коллеги помогли.

Немного бэкграунда. В процессе мутации печатных медиа, нижний и средний сегмент рынка накрыла нищета, большую выживаемость показали дорогие журналы (тоже, между прочим, мировой тренд). По этой причине, несмотря на кризис, в бедной Украине начали появляться лакшери-издания. А выход на рынок лицензионных брендов побуждал собственников не только платить журналистам чуть выше рынка, но и выписывать из Москвы главредов. Логика понятна: украинская журналистика всегда была слабее российской, потому что беднее. Да и с российским главредом на рекламном рынке выглядишь круче и респектабельнее, чем с украинским.

Высокооплачиваемые российские экспаты в наших широтах случаются разные. Залетают и шарлатаны. Forbes в этом смысле повезло. Для Федорина репутация не просто что-то значила, он, кажется, знал алхимическую формулу превращения этой нематериальной сущности в золото. Алхимические эксперименты тоже обходились в копеечку, была ли прибыль – вопрос, но чисто с научной точки зрения эксперимент можно было считать удачным. Магия бренда и колдовство главреда дали еще один небезынтересный побочный эффект: в молодых журналистах окрепло чувство собственного достоинства. А это чувство поэтическое, опасное, заставляющее его носителя менять мир.

Он переделать мир хотел,
чтоб был счастливым каждый,
а сам на ниточке висел:
ведь был солдат бумажный.

Массовое увольнение – сильный жест. Будет ли развитие сюжета? Журналисты свое слово сказали, теперь слово за читателями и даже шире – за обществом. Я бы на быстрый эффект не рассчитывал. Печатные средства массовой информации не такие уж и массовые. Вникнуть в ситуацию и принять чью-либо сторону способна лишь небольшая часть и без того "не такой уж массовой" аудитории. У маркетологов нет внятного ответа на вопрос – какое количество читателей "журнала лидера для лидеров" покупают или выписывают Forbes ради конкретных авторов, а какое ради бренда (дабы дорогой журнальчик валялся для красоты на журнальном столике). Сила бренда велика, а он, этот бренд, принадлежит все-таки не им.

Один из представителей нынешнего собственника украинской версии журнала прокомментировал ситуацию в трудовом коллективе так: "Заявления данной группы журналистов - логическое завершение провокационного поведения бывших и нынешних журналистов и редакторов, нацеленного на получение личных пиар дивидендов". Но дивиденды в данном случае сомнительны. Бумажные журналисты и редакторы редко становятся узнаваемыми на улице людьми (точнее – никогда не становятся). Вряд ли среднестатистический читатель заучит на память список подписантов. А какие еще могут быть дивиденды? Рассчитывать на то, что двери всех редакций откроются перед взбунтовавшимися журналистами, не приходится (некоторые двери закроются навсегда). Кто-то из них на несколько месяцев рискует остаться без работы. Тут скорее самопожертвование.

В огонь? Ну что ж, иди! Идешь?
И он шагнул однажды…

… В этом месте необходимо многоточие, - лично я верю в развитие сюжета. Не хочется скулить об очередном ущемлении свободы слова. Я бы интерпретировал массовое увольнение как небольшой шаг на пути изменения уродливого генома отечественной журналистики, десятилетиями прогибавшейся перед теми, кто музыку заказывает. Но быстрого эффекта не будет. К этому надо быть морально готовым. В романе Сергея Гандлевского "НРЗБ" старый, полуподпольный советский поэт Чиграшов (прототип Чиграшова – Иосиф Бродский) говорит юному коллеге: "Мой вам совет: приучите себя хорошенько к мысли, что единственный человек, кому ваша лирика по-настоящему нужна и интересна – вы сами и есть". Не стоит хватать прохожих за рукава, достаточно уже того, что в журналистской среде продолжит жить тайное знание о ценностях.

Дмитрий Фионик