Они ответят нам за все. Разговор с добровольцем

Вчера мне пригрозили расправой. Не сепаратисты и не русские военные, а боец добровольческого батальона, с которым я знаком с зимы 2014-го. Он был противником разгона дискредитировавшего себя Майдана летом прошлого года. Он пытался создать батальон территориальной обороны Киева, а потом ушел в армию.

Я так и не узнал, зачем он мне позвонил. Сходу стал жаловаться на то, что союзники нам не помогают. Что "Саксоны", присланные англичанами, это фигня, что переговоры с Путиным должен вести не Олланд, а Кэмерон, поскольку Великобритания, а не Франция подписывала Будапештский меморандум. Я пытался успокоить, объяснить, что сегодня украинские патриоты делают все, что могут. Но он меня не слушал, уверенный в том, что Климкин — из рук вон плохой дипломат.

— Почему Порошенко не продает свой "Рошен"? Почему реклама "Рошена" в каждом вагоне киевского метро? Почему они там жируют, пока мы здесь воюем? Почему у нас в стране за год ничего не поменялось? Почему не объявлено военное положение? Почему в Генштабе до сих пор сидят предатели, сливающие информацию о нас России? Почему начальник Генштаба Муженко не ответил за Дебальцево? И главный вопрос: за что погибли ребята и за что они продолжают гибнуть?

Выдержав пулеметную очередь из этих вопросов, не требующих ответов, я пытался успокоить, рассказать о том позитивном, что знаю, о переменах в стране. Но мой собеседник был уверен в нехитрой истине: нас все продали и предали. На предложение озвучить свой рецепт выхода из кризиса он ответил просто:

— Во-первых, не допускать к власти ни одного из тех, кто уже хоть раз был на государственной должности.

Я не знал, что сказать. Можно было бы напомнить о генерале Воробьеве, уволенном из армии после принятия закона о люстрации и потом с большим трудом восстановленным по просьбе офицеров. Можно было бы рассказать о заместителе директора Укроборонпрома, который признался мне в интервью, что для того, чтобы уволить всех бывших руководителей, нужно было бы одновременно найти около 800 менеджеров. О том, что незапятнанность работой во власти при Януковиче не является гарантией того, что человек не будет красть и брать взятки, попав в систему.

— Во-вторых, объявить военное положение.

Если это случится, поступление кредитов от МВФ прекратится, поскольку фонд не дает ссуды странам, ведущим войны. Военные получат возможность реквизировать автомобили и любое имущество, размещать солдат в любых квартирах, а также проводить насильственную эвакуацию населения. Нужно ли это каждому из нас и, главное, станет ли от этого легче воевать нашим бойцам?

— В третьих, "закрыть" всех, кто помогает России. Всяких Левочкиных и таких, как он.

Я не сторонник бывшего главы Администрации Януковича. Но для того, чтобы "закрыть" Левочкина, нужна серьезная доказательная база. Ведь Украина — не Россия, и Порошенко — не Янукович, чтобы сажать людей просто по желанию. К тому же если начать политические преследования, Евросоюз и США отвернутся от нас.

Как объяснить все это бойцу, который ночует в палатке и каждый день смотрит в лицо смерти? Тому, кто поражен вирусом безверия. Тому, кто, хочет он того или нет, подыгрывает ФСБ России, прилагающему огромные усилия, чтобы раскачать и без того непростую ситуацию в Украине. Для кого весь мир делится на тыловых крыс и героев.

Мой знакомый остался недоволен моей реакцией.

— Так, как я, думают здесь все бойцы, — сказал он. — Имей в виду: мы вернемся, и тогда они нам ответят за все!

— А я? Я тоже отвечу? — спросил я, подумав о том, что, наверное, в представлении моего знакомого я тоже жирую, гуляя на выходных с детьми, покупая что-то для себя и слишком мало помогая фронту.

— Да вы, журналисты, тоже хороши! За деньги готовы продаться кому угодно и хвалить кого угодно.

Я хотел сказать о том, что мы живем в свободной стране, где каждый человек имеет право на собственную позицию, но мой собеседник бросил трубку.

Классический военный (афганский, донбасский) синдром. Человек уверен в том, что своим участием в войне заслужил право устанавливать справедливость так, как он ее понимает. Простоту окопного мироустройства: здесь свои, там — чужие он пытается применить к мирной жизни, где "коварство героев и верность крыс" не знает границ. Ему все равно, что, к примеру, запрет наружной рекламы может обернуться сокращением производства и платежей в бюджет. Он уверен: достаточно отобрать все у олигархов, и страна разбогатеет. Он не помнит, что Межигорье, отобранное у Януковича, не сделало страну богаче, а огромный автопарк, который обещали продать с аукциона, растащили герои того же Майдана. Революция прошлого года не научила его тому, что мало взять штурмом Кабмин или Администрацию президента. Построить новую жизнь на обломках старой — невероятно трудное дело. Тем более, когда на пороге у тебя стоят российские танки.

Если правительству не удастся сохранить более-менее достойный уровень жизни, страна может погрузиться в анархию. Тогда из строя недовольных военных обязательно выдвинется амбициозный диктатор, хорошо знающий, чего хотят люди, но не умеющий ничего создавать. Он провозгласит простые лозунги, вроде шариковского "все поделить", и темная масса пойдет за ним, подтягивая страну все ближе и ближе к пропасти. А российским танкам останется только поставить точку.

После этого разговора я подумал о том, не нужно ли, как при "совке", вернуть в военные части регулярную политинформацию. Чтобы вымыть из солдатских умов уверенность в том, что их продали и предали.

В противном случае каждый из нас может рано или поздно "ответить за все" — просто потому, что отдельно взятый солдат считает нас виновными. А также уверен, что участие в войне дает ему право вершить суд.