Мой личный год без Крыма

Наш новый дом — вовсе не наш. Когда мы с мужем после референдума 16 марта поняли, что у нас скоро отберут страну, поехали искать новое место в той стране, в которой очень хотелось остаться. От испуга мы сначала поехали очень далеко, как можно дальше от границы с той страной, которая прислала военных без погонов, но с оружием почти под двери моей крымской квартиры.

Мы могли бы сейчас жить в Виннице и хоть каждый вечер ходить гулять по широким аллеям между фонтанами и конфетными магазинами. Мы могли бы остаться в Черновцах. И по вечерам я бы бродила по старому городу и застывала перед каждым домом, восхищаясь деталями архитектуры. Но мы приехали в Киев. Без особых надежд и планов. Здесь так много людей с открытым сердцем, что невозможно было сопротивляться этому потоку заботы.

Нас поддерживали друзья. Те, кто уже переехал в Киев из Крыма, и те, кто жил здесь всегда. Близкие поддерживали и знакомые — только по интернету. Нас поддерживали даже совершенно незнакомые люди. Директор киевской школы, куда мы случайно забрели, чтобы хоть как-то сориентироваться в дальнейшем образовании дочерей, видел нашу семью впервые. Он уже собирался уходить, но, узнав, что мы из Крыма, в свое нерабочее время сорок минут посвятил разговору с нами и в результате помог устроить наших детей в отличную школу. Хозяева дома, куда мы решили переехать, закрыли глаза на то, что в доме будут жить аж трое детей. И три кошки. И целая чилийская белка. Кажется, когда они об этом узнали, в их глазах я заметила отражение будущих руин прекрасного маленького старого домика. Но они обреченно кивнули и сказали: "То нічого. Три дівчинки, три кішки, сама білочка — це ще добре. Три собаки та маленький ведмедик було б набагато гірше".

Вообще-то дом, который не твой личный, который ты снимаешь, называется "жилье". Но другого дома у нас больше нет, поэтому мы стали жить в нашем жилье так, как будто это дом. Приглашать гостей. И тут, в Киеве, только и разговоров с гостями было, что про Крым. Мы целый месяц говорили про Крым за столом во дворе нашего домика, сильно понижая голос. Ловили себя на этом. Смеялись. Начинали говорить громче, потом опять переходили на шепот. Всего два месяца после референдума я прожила в Крыму и научилась шептать о том, что меня сильно волнует. Я! Горластая я! Разрывающая обидчиков визгом на хомячков. Которая считала, что с ней никогда и ничего плохого не может случиться. Потому что все плохое уже случилось со мной в другой жизни, в другой войне, в другом городе, в другой стране. В той стране, от гражданства которой мне пришлось долго и нудно отказываться, чтобы мои дети родились подальше от правительства, решающего сбрасывать авиационные бомбы на головы своим гражданам.

Прошел год. У меня в жизни многое поменялось. Кроме домика среди сосен и озер, где мы по-прежнему живем. Кроме кошек — их по-прежнему три, и больше всего на свете они любят обложить меня своими тушами в кровати. И еще, пожалуй, белки — за год она лишь потолстела и сломала два колеса в клетке. Я стала жить с тремя детьми вместо прежних двух, к нам присоединилась дочка мужа от первого брака, а скоро наша большая семья станет еще больше.

В нашу страну год назад пришла война. И куча моих друзей (если не все) стали волонтерами, помогающими пострадавшим. И я тоже весь этот год помогала как умела и могла. Я прошла новый спецкурс обучения с названием, которое мне не могло присниться в кошмаре еще год назад. "Травма войны" он назывался. Я хотела бы продолжить обучение по квалификации "семейный психотерапевт", это то, о чем я мечтала в мирное время. Но пока на это нет никаких сил. Я до сих пор еще общаюсь с людьми, пережившими такое, что непонятно, как они вообще через это прошли живыми. Дай Бог, чтобы через год, если и нужен им был психотерапевт, то только исключительно семейный.

Я потеряла способность быть абсолютно и беззаботно счастливой. Нет, она все-таки включается яркими веселыми вспышками там, где я не читаю новостей и не беру трубку телефона — высоко в горах, далеко от цивилизации. На несколько бесконечно ценных мгновений. И эти мгновения я хочу сохранить сама и помочь сохранить всем, кто пережил потрясения и потери. Я учусь любить жизнь такой. И, что самое горькое, мне приходится учить своих детей любить эту жизнь вот такой. А так хотелось бы, чтобы у них было счастливое детство. Нет, сейчас мы с детьми бываем счастливы. И даже до стыдного часто. Но рядом с этим счастьем поселились большая тревога и боль. И я боюсь, что это навсегда.

Первый раз за те 23 года, что я прописана в Крыму, я не видела полуостров целый год. Даже в то давнее время, когда мы около года жили с мужем в Киеве, я моталась с мелкими детьми в Крым чуть ли не каждые два месяца, в любой сезон. Потому что там было все свое. Все свои. В ближайшие годы я вряд ли в Крым поеду. Все свое я привезла сюда. Детей, кошек, пианино и любовь к тем, кто остался там, среди всего теперь чужого.

Что еще пришло за этот год? Злость. Я больше не хочу никуда бежать. Я хочу, чтобы здесь был мой дом и моя страна. И никто не ставил это под сомнение. Я хочу, чтобы мои дети гордились тем местом, где они живут. И хотели делать эту жизнь лучше не тем способом, который сейчас реализуется в Крыму. Я хочу, чтобы в результате улучшения этой жизни никому не приходилось внезапно перевозить трех кошек через несуществующую на карте границу с настоящими живыми пограничниками и собаками без намордников. Чтобы никто не терял своих домов и родственников. Никто не боялся за свою жизнь и жизнь своих детей. Я хочу, чтобы мои дети знали, что их будут защищать. Бежать больше и некуда, в общем. Тут мой дом, хотя неизвестно, сколько времени он еще будет называться "жильем". И защищать свое право больше никуда не бежать придется тоже мне.

Текст: ЖЖ Светланы Паниной