Жертвы или преступники: скользкий закон о самообороне

В последние полтора года в прессе, в социальных сетях, а также в среде законодателей и экспертов активно обсуждается вопрос принятия закона о свободном владении огнестрельным оружием с целью самообороны. Но, с одной стороны, благая цель вызывает печальную улыбку, с другой — опасения, которые высказывают по этому поводу власть имущие и обычные граждане, порождают саркастический смех.

Казалось бы, в законе про самооборону четко прописаны пункты о применении оружия и физической силы. Ринулся на вас подозрительный субъект с бейсбольной битой и воплем "Прибью!" или группа ребят со сломанными носами недвусмысленно размахивает кулаками — все, имеете полное право стрелять на поражение, а если позволяют здоровье и навыки — причинить обидчикам ущерб руками и ногами. Правда, имеет место поправка: вдруг оппонент страдал приступами черного юмора? Что, собственно говоря, вы приняли за непосредственную угрозу своей жизни?

Далее начинается раздел "книги откровений" Уголовного кодекса, а точнее трактовка соразмерности средств защиты со средствами нападения. Положим, нападавший был безоружен, а вы разрядили в него обойму или выдали ему "римский стандарт" в сорок ударов палкой. Вряд ли ваши действия будут расценены как соразмеримые угрозе. Не помогут и утверждения, что злоумышленник — мастер капоэйры с полезным весом в 120 кг против ваших скромных семидесяти шести. То есть, несмотря на статью 36 Уголовного кодекса, определяющую, в каких случаях человек имеет право защищать себя любыми средствами, в суде ему недвусмысленно намекнут на понятие мнимой обороны. А значит, можно нарваться на статью об убийстве по неосторожности, что подразумевает уголовное наказание. При этом следует помнить: процент оправдательных приговоров в отечественной судебной практике крайне мал.

В большинстве случаев для наших судей верховенство высшей справедливости жизни над буквой закона выглядит противоестественным, хотя бы потому, что, по их несокрушимому мнению, только у государства (а значит, у них) может быть легальная монополия на насилие. А еще довлеет прописная истина из детства: любой конфликт можно решить словом. В крайнем случае на греческий манер можно животами потолкаться. Но тут возникает вопрос: если у вас обнаружится раковая опухоль, захотите ли вы с ней поговорить? Нет, вы захотите ее вырезать. Поэтому де-юре разумная, а де-факто абсурдная трактовка служителями Фемиды пунктов закона о самообороне вызывает те же чувства, что и злокачественное новообразование.

Если с оружием все ясно — лучше не применять, то трактовка навыков защиты в условиях уличного экстрима выглядит и вовсе дремучим лесом. Реальный уличный бой по определению некрасив и не имеет ничего общего с идеально отснятыми кадрами фильма. Каждый из участников понимает: любая ошибка может стать фатальной, и если соперник демонстрирует серьезность намерений, нужно идти на крайние меры. Удары в горло, глаза, безапелляционный в пах, заломы и вероломные удушающие приемы — для того чтобы выжить, все методы хороши. Оппонент после схватки жив, но остался калекой — суд охотно прислушается к доводам о превышении вами самообороны. Причем руководствоваться судьи будут представлениями о том, что выбивать глаз и давить мошонку до характерного звука было необязательно. И неужели нельзя придушить не наверняка, а слегка? Не каждый станет вникать в то, что в уличной драке человек испытывает частичную глухоту к собственному внутреннему голосу, не говоря уже о болевых ощущениях противника. Ссылаться в суде на волю провидения также не приходится, вершители судеб в мантиях, подобно Рязановскому герою, не склонны полагаться на случай.

Скептики видят несовершенство закона о самообороне в отсутствии четкой конституционной формулировки. Статья 27 Конституции Украины как-то размыто говорит о святом праве на жизнь и обязанности государства эту самую жизнь защищать. Прописано даже право на самостоятельную защиту своего здоровья и жизни, только не уточняется, каким образом. Вероятно, на том же вербальном уровне.

Но, думается, проблема рискнувших обороняться в другом: судья оценивает доказательства по своему внутреннему убеждению. Причем его внутреннее убеждение на момент вынесения приговора не требует подтверждений, так же, как верующие не нуждаются в доказательствах существования Творца. Таким образом, судья выдает свое убеждение за сверхчутье, позволяющее ему, как никому другому, осознать момент истины. А "истина" может быть последствием антипатии к обвиняемому, семейных проблем и даже плохого утреннего стула. Однажды в интервью Дмитрий Корчинский сказал, что самое страшное выражение лица он видел у судьи, выносившей обвинительный приговор так, словно она опаздывает в гастроном за колбасой.

Возвращаясь к дилемме: обороняться и сесть или стерпеть и рискнуть здоровьем, приходим к выводу, что не столь плох закон, сколь несовершенна судебная система. Похоже, сама мысль, что убивший или нанесший увечья при самообороне может быть невиновен, невыносима для судей. Можно уповать на помощь гениального адвоката, способного, подобно Кларенсу Дэрроу, оправдать убийство за свою честь или за честь семьи. Но сможет ли он устоять перед внутренним убеждением просветленного судьи? Похоже, единственный способ ограничить излишнюю "проницательность" судей — принятие нового закона о суде присяжных.