Бегство в болезнь. Почему украинские политики охотно демонстрируют свои страдания
Для сообщества, функционирующего по законам двора, в украинской политике удивительно высокая концентрация слабаков
В тот момент, когда сотрудники Специализированной антикоррупционной прокуратуры пытались вручить подозрение Роману Насирову, он якобы пребывал в бессознательном состоянии в клинике Феофания. Прессу мгновенно облетели кадры с главным фискалом страны в положении лежа на больничной каталке, укутанным в клетчатое одеяло. Стримы из зала Соломенского районного суда были не менее жалостливыми.
Это очень типичный украинский сюжет. Должностное или просто публичное лицо, находясь под судом или следствием, демонстрирует резкое ухудшение состояния здоровья. Как правило, что-то психосоматическое: давление, сердце, язва, сонливость второй степени. Яркие образы надолго врезаются в память. Вот ректор налоговой академии Петр Мельник в инвалидном кресле с выражением безумия на лице прилюдно стягивает с себя брюки, чтобы продемонстрировать катетер. Вот депутат Игорь Мосейчук обнажается: его сердечный ритм медики исследуют прямо в зале судебных заседаний. Вот знаменитые синяки на животе Юлии Тимошенко – доказательство жестокого обращения тюремщиков. Вот она же в инвалидном кресле, как и другие "узники совести" - Николай Рудьковский, Геннадий Корбан, Дмитрий Фирташ. Можно вспомнить и другие подобные истории: Борис Колесников, Александр Корниец, Виктор Лозинский. И, конечно, прародителя этого сюжета – Павла Лазаренко.
"Бегство в болезнь" можно назвать устойчивым паттерном поведения украинских политиков, находящихся под подозрением, следствием или судом. Безусловно, в большинстве случаев это уловка, игра: демонстрируя публике высокий градус физических и моральных страданий, подозреваемый в совершении преступлений переквалифицирует себя в жертву. А жертву нельзя наказывать. Жертва не может нести никакой ответственности. С нее и спроса нет. Когда Фрейд вводил в психологический лексикон понятие бегства в болезнь, он имел в виду бессознательный процесс конвертации неразрешимой или невыносимой ситуации в то, с чем можно иметь дело на инструментальном уровне – в болезненный симптом. Проблемы с сердцем и кровяным давлением могут быть симулируемыми, а могут быть и реальными (эти люди действительно находятся в сверхстрессовых условиях). Не в этом дело. Дело именно в устойчивом воспроизведении такого образа действий политиками всех возрастов и мастей: демонстрация гипертрофированных вплоть до комичного страданий с целью избежать уголовной ответственности.
"Появляясь на публике полуодетыми, в лежачем положении или сидя в инвалидном кресле, они посылают важный сигнал своим преследователям (не следователям, а кому-то более высокопоставленному): мой статус низок, я не опасен, я признаю твое превосходство"
Подобное поведение не может вызвать сочувствия у народных масс (а у следователей тем более), но все равно воспроизводится с завидным постоянством. Потому что его целью является не получение неприкосновенности через сочувствие, а нечто другое.
Больше всего в этих сюжетах обращает внимание подчеркнутое, практически экзальтированное унижение собственного человеческого достоинства, на которые идут, и которого, кажется, даже жаждут эти политики. Для обычного человека показаться на публике в беспомощном, полуодетом, дурацком виде – это серьезный удар по самооценке. А в политике, где внешний вид субъекта регламентируется огромным количеством жестких правил и знаков, где длина брюк, ширина выступающей части манжеты и цвет галстука говорят о занимаемой позиции во властной иерархии куда больше, чем именная табличка на кабинете, такое саморазоблачение смерти подобно. Собственно, это и есть смерть статуса. Появляясь на публике полуодетыми, в лежачем положении или сидя в инвалидном кресле, они посылают важный сигнал своим преследователям (не следователям, а кому-то более высокопоставленному): мой статус низок, я не опасен, я признаю твое превосходство. Подобное поведение свойственно собакам при встрече с более сильными и свирепыми собратьями: они падают на спину и демонстрируют живот. Подобный же принцип срабатывает в дворовых схватках: лежачего не бьют.
Бегство в болезнь – это фирменная статусная игра украинской политики. И судя по тому, как мало таких уголовных дел заканчивается реальными сроками, это работает.
Этот вывод многое сообщает о тех, кто нами управляет. Они плохо держат удар, способны функционировать только в стерильных от конкурентного давления условиях, они действуют по нехитрым шаблонам, которые перенимают друг у друга, живут по законам собачьей стаи с ее иерархией альф и гамм, не имеют плана Б, они выживальщики, и у них есть проблемы с чувством собственного достоинства. Для сообщества, функционирующего по законам двора, в украинской политике удивительно высокая концентрация слабаков.
С одной стороны, это и неплохо. На примере соседней России видно к чему приводит правление политиков с комплексом альфа-самца. К выхолащиванию самой сути политического. С другой стороны, нашей стране жизненно необходимы сильные решения сильных людей. Тех, кто готов вступать в схватку даже видя превосходящие силы соперников. Тех, кто не разменивает свою гордость на политическое выживание. Тех, у кого хватит здоровья на то, чтобы быть честным.