И только небо тебя поманит синим взмахом ее крыла… Как по дороге к счастью не пропустить самого счастья

У древних греков, кроме всех прочих недостатков, был один, который они признавали своим главным достоинством. Это желание все разделить на составляющие, четко разложить по полочкам и облечь в железобетонные формулировки. Пардон, в этом случае — в мраморные. Их философы давали определение всему. От курицы до яичницы. От морской гальки до морской пены. Они даже пытались определить, где проходит грань между небритостью и бородой, и можно смело утверждать, что нынешний феномен "британских ученых" берет начало в классической Элладе.

Вполне естественно, что они первыми задались вопросом фундаментального объяснения понятия "счастье". В том, что оно существует, древние греки были уверены. Оставалось его высечь в камне. Высек Аристотель, сообщивший, что "Счастье — деятельность души в полноте добродетели". Потом понадобилось объяснять, что такое "добродетель", затем — что такое "душа". Формулировка становилась более громоздкой, но классическое "Счастье — это состояние души" (Андре Моруа "Письма незнакомке") берет начало оттуда. Как и трактовка Малыша "Не в пирогах счастье" и ответ ему Карлсона: "Ты что? С ума сошел? А в чем же еще?"

Человечество в целом и отдельные люди в частности всю жизнь гоняются за счастьем, придумали кучу сказок и поговорок, написали невероятное количество песен, стихов и книг, а кроме того, что все индивидуально и субъективно, так ничего и не поняли…

До тех пор, пока не пришли биохимики. Они тоже по-древнегречески все разложили на составляющие. До молекул. Заявили, что счастье — это эндорфин, серотонин и дофамин. Гормоны. Точка. И никакой тебе философии и психологии. Никакого богословия и оккультизма (эти тоже пытались).

Человек, жующий шоколад, с точки зрения нейрофизиологов, немногим отличается от невесты, которую осчастливили кольцом, проходимца, избранного в парламент, в момент принесения им присяги и получения заветного удостоверения с кабинетом, или миллионера, который заработал к своим ста миллионам долларов еще миллионов двести. В наших реалиях слово "заработал", конечно же, следует брать в кавычки.

Самое интересное, что Карлсон, жующий торт, и Малыш, которому подарили собаку, в этот ряд тоже вписываются.

Сложнее с другим "малышом", с Маленьким принцем Сент-Экзюпери. Он считал, что счастье — это когда тебя понимают. Парадокс же заключается в том, что человек не осознает, что он счастлив "онлайн", в конкретном отрезке времени, и может реально оценить свое тогдашнее состояние счастья лишь спустя время. Причем, как правило, в тот момент, когда он несчастен. Или находится в нейтральном состоянии души. Души — по Аристотелю, разу­меется. А если верить биохимикам, — тогда, когда гормоны перестают оказывать свое влияние и включаются неотягощенные их воздействием мозги. И получается, что человек, сочинивший сказку о Синей птице, вечно ускользающем счастье, которое невозможно поймать за хвост и посадить в клетку, создал самую мощную метафору со времен расцвета древнегреческой философии и наступившего ныне господства нейрофизиологов.

Правда, есть те, кто с этим не согласится. Далай-лама XIV в одном из своих недавних интервью сказал, что недостижимость счастья — иллюзия. И в этом виновато воспитание детей миром взрослых, который ориентируется на достижение материального благополучия как синонима внешнего проявления счастья.

Согласно мнению духовного лидера тибетского буддизма, существует еще счастье внутреннее. Далай-лама отнюдь не против того, чтобы люди улучшали свою жизнь материальными благами, но считает, что главное — гармония между этими двумя составляющими. Приверженцы гормональной версии с ним вряд ли согласятся. Не говоря уже о Маленьком принце. Хотя он Далай-ламу бы понял. А автор этой колонки будет счастлив, если поняли и его. Счастлив — некоторое время. Пока не забудет и не съест шоколадку. Или получит гонорар.