Война других. Украина между смертью и освобождением

"Штирлиц знал: лучше всего запоминаются первая и последняя фраза" — расхожее выражение из старых анекдотов, никогда не звучавшее в оригинальном фильме Татьяны Лиозновой. Но дело не в этом.

Если дискретно взять любой более-менее продолжительный временной отрезок, то в нем обычно лучше всего действительно запоминается самое начало и самый конец. Обострение политической борьбы по мере продвижения к цивилизации, если перефразировать усатого диктатора.

Вот взять уходящий 2017-й год. Он начался с обострения под Авдеевкой, закончился массовым обменом украинских заложников на пророссийских боевиков и сочувствующих. А вместил этот год много всего. И, пожалуй, был самым насыщенным за все постреволюционное время. Безвиз, Соглашение об ассоциации с ЕС наконец-то вступило в силу, дымовуха в Раде против минских соглашений, неудавшееся объединение провластных партий в "Единую Украину", война НАБУ против ГПУ с участием СБУ, САП, НАПК, АП, КМУ и других полезных обществу аббревиатур, баррикады на ж/д путях в Донбасс, а у бывшего президента Грузии тем временем под ногами ехала скользкая крыша.

Много зрелищ, мало хлеба.

Хотя и с ним вроде бы перебоев нет. Очереди в супермаркетах, где люди на новогодний стол затариваются отнюдь не "Мивиной", доказывают, что народ далеко не настолько "зубожів" (или "обеднел", хотя это звучит не столь экспрессивно), как многим политикам хотелось бы. И "тарифный геноцид" хоть и бьет по карману, но отнюдь не заставляет всех мыслящих людей голосовать за популистов.

Кто-то где-то гибнет, ах! — погибли герои, ну и ладно, у нас тут более интересные вещи происходят: что же там замыслил глава САП против главы НАБУ?!

В пустоте глаз только вернувшихся с фронта солдат, когда они немного выходят из послевоенного делириума, есть один вопрос: ну и зачем мы это делали, у вас тут все, как было. Страшно им отвечать, лучше перевести разговор на какую-то другую тему.

"Вы вернулись в другую, реформированную страну", — говорит нашим бывшим пленным в Харькове пан президент. Надеюсь, это он о Польше или хотя бы Хорватии. Нет, это наши пленные, и они возвращаются на нашу родину.

Но не все так плохо, прогресс очевиден.

— Представь, что твоя дочь говорит: я — русская, — провоцирую одного ветерана.

—Э-э, а чего это она вдруг такое скажет? — отвечает.

— Ну а вдруг?

— Не, скажу, доця, русские — это враги.

— Почему враги?

­— Дядю твоего убили.

— Понял.

Подумал бы, что это частный случай, ну мало ли, если бы еще в прошлом году не натолкнулся во дворе на такую картину: двое детей гоняются за третьим детенышем с криком: "Ты русский оккупант!" "Оккупант" пытается спрятаться на дереве, его оттуда сгоняют, он капитулирует, и в качестве наказания "бандеровцы" заставляют его спеть гимн Украины.

Это хороший знак. Если подрастающее поколение, простите за столь убогий штамп, поймет, что к чему и — главное — кто против кого и за что, значит, все не зря было. Война других станет войной против других. Кровь ничего не значит, главное — идентификация.

И во время обострения в Авдеевке, и во время последнего освобождения заложников активная часть украинского общества проявила неожиданное единомыслие: есть мы, а есть враги. Давайте победим, а потом будем делить плоды победы. Это не другие воюют, мы все в войне. Осознание этого — мое главное желание на будущий год.