Разделы
Материалы

На органы не разбирают. Когда трансплантология в Украине начнет спасать жизни

За весь прошлый год в Украине провели всего шесть трансплантаций от посмертных доноров. Хирурги есть, а пересаживать им нечего

Вчера в Украине вступил в силу закон о посмертном донорстве.

Попытки оживить отечественную трансплантологию предпринимаются уже второй десяток лет и всеми составами чиновников МОЗ.

Объявляются очередные пилотные или специальные проекты, под них даже выделяются средства из бюджета, которые затем успешно распределяются между реорганизацией реорганизации, оплатой труда реформаторов и закупкой оборудования в немногие "профильные" институты.

А между тем трансплантаций в Украине как было критически мало по сравнению с потребностью, так и остается несмотря на все усилия. Так, по данным Романа Илыка, заместителя и. о. министра здравоохранения и нового ответственного за развитие трансплантации, "протягом 2018 року здійснено 89 трансплантацій нирки від родинного донора і 6 від неродинного (померлої особи). Також проведено 9 трансплантацій печінки від родинного донора. Понад 60 аутологічних трансплантацій кісткового мозку (пересадка людині власного анатомічного матеріалу) у Київському міському центрі трансплантації. У національній дитячій спеціалізованій лікарні "ОХМАТДИТ" проведено 12 алогенних трансплантацій (від родинного донора), 1 аутологічна та 4 гапла-трансплантації (від одного з батьків)".

Еще раз: всего шесть трансплантаций от посмертного донора за весь 2018 год и всего 89 трансплантаций почки от родственного донора. Все остальное – трансплантации восстановимых материалов, но и их очень и очень мало. А благодаря новому закону с 1-го января 2019 года не будет и этого.

Так что же нужно для того чтобы увеличить количество жизней, спасенных благодаря трансплантации?

Обязательным к выполнению пунктом для развития отечественной трансплантологии является база данных нуждающихся в трансплантации.

Лист ожидания. Составляется он узкими специалистами — гематологами, нефрологами, кардиологами и т. д. В случае необходимости трупного донорства важно, чтобы такой лист ожидания был мультидисциплинарным — для того чтобы один донор смог дать жизнь не одному, а нескольким людям и для того чтобы можно было быстро организовать всю необходимую логистику.

А есть ли возможность сэкономить? Есть. По крайней мере еще несколько лет назад речь шла о том, что можно не создавать свою отдельную очень большую базу доноров костного мозга, а можно войти в единую Европейскую базу данных.

Однако чиновники МОЗ до недавнего времени предпочитали об этом умалчивать, как и о затратах на типирование тысяч потенциальных доноров, рассказывая небылицы про то, что трансплантация костного мозга от неродственного донора в Украине не выполняется… потому что это какая-то очень сложная процедура и наши врачи, видите ли, выполнять ее не умеют. И нужно привозить сюда европейских специалистов и проводить мастер-классы.

А между тем трансплантация костного мозга — это вообще не операция. Это просто внутривенная инфузия, процедуры трансплантации от неродственного донора и от родственного не отличаются ничем.

Но проще же рассказывать о неправильном менталитете украинцев, о неготовности к жертвенности, о страхах и забубонах, чем честно говорить о том, что на все это нужны не только законы и пиар, но и деньги. Много денег, да. Потому что высокотехнологичная медицина — это дорогое удовольствие.

Кроме уже упомянутого создания узкими специалистами Листов ожидания, нужно чтобы люди из этих списков имели шансы дожить до своей операции. То есть нуждающиеся в гемодиализе или кислородной поддержке — должны их получить.

Поэтому если кто-то обещает, что развивая трансплантологию можно будет сэкономить, например, закрыв отделения гемодиализа — он ошибается. Или лжет.

Вторым (если не первым по значимости) краеугольным камнем посмертного донорства являются собственно доноры. И нет, основной вопрос здесь вовсе не в том согласился ли потенциальный донор на донорство заранее или трансплант-координатор вынужден вести очень непростой разговор с родственниками.

Каким образом ставится вопрос о том, что человек может стать посмертно источником органов для трансплантации?

Судя по многочисленным страшилкам и историям в желтой прессе про то как "тела погибших потрошат прямо на полях" (и послушные народным страхам и тоже, видимо, начитавшиеся желтых изданий законодатели отдельно прописывают норму о том, что участник боевых действий не может быть донором), этот вопрос табуирован, его просто-напросто избегают поднимать и обсуждать.

А тем временем, вопреки самому названию "трупное донорство" орган не может быть изъят у умершего неизвестно когда (за исключением очень небольшого перечня материалов, в основном, это кости) и независимо от условий. Орган не может быть изъят и "помещен на хранение". Его изымают у еще живого тела с умершим мозгом и есть буквально считанные часы чтобы его доставить (соблюдая все необходимые условия) в уже развернутую операционную с подготовленным к операции реципиентом и хирургической бригадой.

То есть самое главное решение — рассматривать ли человека, все лечебные мероприятия по отношению к которому, оказались безуспешными и дальнейшие действия сводятся к поддержанию жизни тела при умершем мозге — принимается не где-то "в полях". Оно принимается в отделении реанимации и начинается с диагностики смерти мозга. Которой должен заниматься врач анестезиолог-реаниматолог. Тот самый, которому наш доблестный МОЗ в исполнение принятого Закона теперь еще и пытается вменить обязанности трансплантов-координаторов (то ли навсегда, то ли пока собственно их не подготовят).

Само по себе такое решение — нарушение принятых во всем мире этических принципов диагностики смерти мозга. Напомню, их существует три:

  • единый подход: критерии диагностики смерти мозга не зависят от того может ли быть умирающий донором или нет;
  • коллегиальность: смерть мозга диагностируют минимум три врача, и в этот перечень не могут входить трансплантолог или трансплант-координатор (более того: трансплант-координатор появляется только после диагностики смерти мозга, не раньше, а хирург-трансплантолог в принципе никак не должен пересекаться с принимающими решение);
  • организационная и финансовая независимость бригад, участвующих в цепочке трансплантации. Этих бригад тоже три: одна констатирует смерть мозга, вторая — производит забор органа, третья — осуществляет собственно пересадку. Они должны действовать независимо друг от друга, никак не влиять и не поощрять работу друг друга, а трансплант-координатор — это тот, кто и обеспечивает их взаимодействие. То есть по сути это четвертый независимый актор.

У нас мало того, что эти принципы никак не нашли отображение в новом Законе — превращая в фейк всю борьбу с возможными злоупотреблениями, так теперь еще и анестезиологам-реаниматологам (то есть тем, кто ответственен за диагностику смерти мозга) пытаются навязать обязанности трансплант-координаторов. Рискну предположить, что им тоже даром не нужны обвинения в злоупотреблениях и расследования, поэтому они будут всячески саботировать новые обязанности.

К этому следует добавить, что в наших реанимациях практически повсеместно отсутствует аппаратура, позволяющая диагностировать смерть мозга. Выводы? Диагноз смерти мозга в наших реанимациях будет ставиться чуть меньше чем никогда. И трансплантологи своих органов для пересадок так и не увидят — причем независимо от того насколько и как скоро наполнится реестр давших согласие на донорство.

А как же хирурги, спросите вы? Ведь донорство же невозможно без врачей, способных аккуратно изъять орган и пересадить его другому человеку, воссоздав все сосудистые и нервные соединения? Да, я сознательно на протяжении всей статьи выношу за скобки мастерство хирургов и вообще никак их не упоминаю. Потому что считаю факт наличия у нас в Украине специалистов хирургического профиля высочайшего класса, способных и умеющих проводить такие операции — доказанным и не нуждающимся в дополнительной поддержке. Они просто есть и да, их стоит беречь и делать все возможное, чтобы высококвалифицированные хирурги как минимум считали возможным продолжать оперировать в Украине.

Но им некого будет оперировать, у них не будет возможности осуществлять трансплантации без обеспечения всей логистической цепочки. И именно это и происходит у нас год за годом, десятилетие за десятилетием, не смотря на существование многочисленных программ поддержки трансплантологии.

Самый высококлассный хирург в самой лучшей операционной останется не у дел, если ему, с одной стороны, не привезут изъятый у донора орган, а с другой — не положат на стол дождавшегося своей операции реципиента.

Именно поэтому трансплантология считается вершиной развития медицины в стране: требуя не просто мастерства считанного количества гениальных хирургов, а слаженной и сложной работы всей системы здравоохранения. И денег, конечно — куда же без них...