Спецстатусом наделен. Вернется ли в Украину "особый" Донбасс

Наделение отдельных районов Донбасса "особым статусом" вызвало в украинском информпространстве неоднозначную реакцию. Но в попытках проанализировать, какие электоральные мотивации Петра Порошенко и геополитические интересы Владимира Путина могут стоять за данным решением, и что оно означает для украинской государственности, затерялось ключевое. А именно – люди. Если точнее – жители этой "особой" части Донбасса, их социальные признаки и ожидания.

Чувствовать себя привилегированными для тамошнего населения стало характерным ни вчера, ни прошедшим летом, ни "русской весной", а еще с советских времен. События же последних месяцев грубо обнажили сей факт. В ближайшей перспективе едва ли получится завернуть его в прежнюю правовую форму. Теперь он претендует на новую юридическую обвертку, которая бы не просто давала какие-то внешние легальные рамки, но и отражала бы его внутреннюю природу.

В чем же заключается специфика тех донбасских территорий, которые продолжают на сегодняшний день находиться под контролем пророссийских боевиков?

Эти районы преимущественно относятся к трем индустриальным узлам – Донецко-Макеевскому, Торезо-Снежнянскому и Южно-Луганскому. В этих местностях больше, чем в других частях региона, выделяется доминирующий фактор угольной промышленности. Это – сердце Донбасса как географически, так и символически. Базовой социальной группой здесь являются шахтеры.

Советский период приучил "элиту рабочего класса" ощущать гиперопеку со стороны государства. Но обычный горняцкий труд, несмотря на то, что он действительно является одним из самых героических, требует все-таки меньше интеллектуальных усилий, чем, например, самая простая работа металлурга.

Такие социально-исторические и профессионально-психологические реалии шахтерского Донбасса обусловили то, что среди его жителей десятилетиями развивалась специфическая форма патриархальной политической культуры. Люди перекладывают индивидуальную и коллективную гражданскую ответственность на государство не из-за того, что им хочется быть подневольными, а потому, что в их понимании это, наоборот, позволяет расправить плечи.

В период независимости ощущение государственной заботы среди населения самой шахтерской части Донбасса исчезло (с учетом того, что основные угольные предприятия в указанных трех региональных узлах принадлежат к госсектору). Новые капиталистические условия воспринялись не как свободные, открывающие возможности, а скорее как рабские, вызывающие чувство обреченности.

Исходя из этого, актуальными становились три варианта: уехать туда, где государство лучше заботится о шахтерском труде; поменять профессию; оставаться на месте и ждать, что когда-нибудь и благодаря кому-нибудь "все вернется". Последнее проявлялось в массовой поддержке на президентских и парламентских выборах "своих" кандидатов и политических сил.

Примечательно, что последние десять лет больше всего в Донбассе голосовали за "регионалов" и коммунистов именно на "особых" территориях. И, разумеется, там меньше всего по региону поддерживали тех, кто позиционировал себя в качестве национал-демократов (не говоря уже о националистах).

В 2011-2013 годах последовала волна разочарований в "своей" власти. Но ее свержение в феврале этого года ударило по более глубоким пластам политической психологии самого консервативного населения Донбасса. Дескать, как бы там ни было, государство есть государство, президент есть президент.

"Русская весна" развинтила эмоции, многие в "особых" районах донецкого края поверили, что вот теперь-то на самом деле можно "все вернуть", да еще так, как и не представлялось до этого.

Правда, далеко не все шахтеры Донбасса поддержали прокремлевский сепаратизм открыто, потому что конкретные политические протесты, а не просто социально-экономические, даже в этом случае, подразумевали бы какой-никакой, но выход за рамки устоявшейся инертной гражданской культуры. К тому же, надо учитывать, что более активно "за Россию" выступают, как правило, горняки, живущие не в больших городах, а в малых населенных пунктах, которые по большей части отличаются глубокой депрессивностью.

Что будет дальше?

Если наделение "особым статусом" самых угольных территорий Донбасса будет предполагать не только фактическую гуманитарную, но и экономическую автономию, то вряд ли это приведет к повышению уровня благосостояния жителей этих районов. Скорее наоборот. Вызывает большие сомнения и то, что Кремль нынче готов так же опекать данные территории, как при СССР.

В таком случае можно выделить три основных сценария:

1. Видя, что "особый статус" только ухудшает экономическое положение, люди начнут понимать, что более тесные отношения с Киевом создают более приемлемые условия жизни.

2. Нарастание материальных проблем в угольном сердце Донбасса среди местного населения может восприниматься как некая "норма" из-за нежелания признавать ошибочность своих общественно-политических устремлений, которые привели к данному состоянию.

3. Локальный экономический кризис будет усиливаться, но надежда на то, что "все вернется" будет сохраняться и дальше.

Что в данной ситуации может сделать украинское государство?

В первую очередь показать положительный политико-экономический пример построения отношений с той частью региона, которая сейчас находится под контролем сил АТО. Это будет лучшей "рекламой" для наиболее пророссийской аудитории Донбасса.

Во-вторых, быть готовым к тому, чтобы принимать, располагать и, если потребуется, переквалифицировать тех, кто будет переезжать из "особых" районов Донбасса на те региональные территории, которые будут жить в украинском настоящем, а не якобы в советском прошлом.