Профессионал. Что значил Жан-Поль Бельмондо для мирового кино в XX веке
Любимейший персонаж Бельмондо — с кучерявым чубчиком: веселый, непутевый, шальной, не слишком разборчивый. Убежденный хулиган и неутомимый гуляка. Впрочем, нет-нет да и мелькнет в озорном глазу печальная искорка.
Век — волна: нахлынет на берег, заполонит собой, буйная и пенная, так что дна не видно — а потом и схлынет назад, в океан вечности. И даже самую крупную рыбу, что на берегу остается, не эта волна, так следующая унесет.
Рыба была несомненно крупная, могучее и искристое дитя XX века. Несколько поколений упивались ее искрометностью, этой веселой, сверкающей рыбины по имени Жан-Поль Бельмондо. Ну вот, пришло время и ей вновь встретиться с океаном.
Один из фильмов с Жан-Полем назывался "Великолепный". Сейчас начнут вовсю обыгрывать, великолепный-де ушел. Но ведь и правда, великолепный был артист.
Воплощенная фактура, ни на кого не похож: лицом действительно то ли рыбина, то ли пельмень, перебитый нос, морщины гармошкой и нижняя губа такого размера, что хоть вертолет сажай. Кепочка в клеточку лихо на бок заломлена. И чубчик, чубчик кучерявый, как же без него.
Любимейший персонаж Бельмондо — тот самый, с кучерявым чубчиком: веселый, непутевый, шальной, не слишком разборчивый. Шелудивый, обзывают таких у нас. Убежденный хулиган и неутомимый гуляка. Впрочем, нет-нет да и мелькнет в озорном глазу печальная искорка.
В образе хулигана он и поймал свой первый момент славы у Годара, в скучноватой сегодня, но некогда весьма новаторской ленте "На последнем дыхании". А начинал, вернее, пытался начинать, в кино "Мольер" 1957 года. Что характерно, в последний момент все эпизоды с участием Бельмондо из фильма вырезали. Не иначе как несносным малым он был и наяву, вне кино- и телеснов.
Отечественный зритель привык воспринимать Жана-Поля в амплуа жуликов или полицейских комиссаров, безбашенного секретного агента или солдата удачи, как вариант.
Фильмы, в которых он появляется в этом амплуа, не всегда хороши, но харизматическая фигура в центре способна заставить и ценителя закрыть глаза на кое-какие мелочи. И, отдадим должное, образ сидит на нем как влитой.
Между тем, были у него роли и иного плана, от влюбленного метрдотеля до Жана Вальжана. В нем был размах, а значит, чувство радости, которым он делился со зрителем, блистательно и легко. Какая энергия и какое обаяние воплотились в нем, какая легкость! Талантлив по факту воплощения, как отдельно взятая, счастливая и редкая, ни на кого не похожая человеческая единица. "Не нужно никому ничего доказывать, просто занимайтесь любимым делом". Так говорил Бельмондо.
Дубляж Николая Караченцова, в котором привыкло воспринимать Жана-Поля советское поколение, кстати, здорово его портил.
Караченцов озвучивал пафосно и серьезно, с ответственным осознанием звездности, — во французском же оригинале же Бельмондо весело так жужжит и покрякивает, в полном соответствии с имиджем трикстера.
Это не мешало, я помню, моему школьному коллеге, пятикласснику по имени Денис, посещать все возможные сеансы кино, когда крутили "Профессионал", а затем пересказывать нам все в лицах. Можно было и не пересказывать, кстати, мы-то сами на эти сеансы хаживали.
"А тот такой — бах! А тот такой — чух! — вещал, захлебываясь, Денис. — А Бельмондо взял и пошел…"
Даже в походке его чувствовалась особенная, ни на кого не похожая пружинистость.
Артисты-архетипы, их не так много: Брандо, Хауэр, Кински… Из соотечественников Жан-Поля, безусловно, де Фюнес и Депардье. Де Фюнес был похож на него еще и тем, что умел показать сколь угодно паршивого плута и проходимца так, чтобы публика сочувствовала только ему.
Он, Бельмондо, кстати, хотел сыграть с великим Луи, но так и не получилось. Очень жаль: какое искрение ожидало бы нас в кадре!
На сцене, что интересно, он тоже появлялся. Подумать только, пойдешь в театр — а там Бельмондо что-нибудь своим жужжащим голосом декламирует. Иногда все-таки понимаешь, что неплохо жить в Париже.
Только того Парижа, в котором он декламировал, уже нет. Потому что и его самого нет.
Пухом земля.