Переговорщики. Как происходит обмен пленными в Донбассе

Кто он

советник главы СБУ

Почему он

больше года занимается обменом украинских пленных на захваченных боевиков

Бывший представитель Центра содействия освобождению заложников при СБУ, а с 24 июля советник главы спецслужбы Юрий Тандит — личность неординарная. Глубоко верующий христианин и отец шестерых детей более года занимается освобождением украинских военнослужащих и гражданских лиц, попавших в плен к российско-террористическим формированиям. Ради этого Тандит не боялся ездить даже на подконтрольные боевикам территории. Свой личный счет освобожденных он не ведет, но во многом благодаря его усилиям спасены уже почти 3000 украинцев. Регулярно контактируя с сепаратистами, Тандит уверен: главное в переговорах, пусть и с врагом, — доверие.

Чем вы занимались до войны и как попали в Центр содействия освобождению заложников?

— До начала необъявленной войны жил, как все украинцы. Я — сын, муж, предприниматель. Последние годы занимался конфликтологией. После Революции достоинства, когда появились "зеленые человечки" в Крыму, я пришел к Василию Грицаку (глава СБУ. - Фокус), которого знал уже давно, и предложил свою помощь. Он меня долго отговаривал, говорил, что за меня волнуется, так как я многодетный отец. Но когда летом 2014-го его назначили главой Антитеррористического центра, он предложил мне участвовать в освобождении заложников. Уже больше года этим занимаюсь, в том числе и сейчас, после назначения на пост советника главы СБУ.

Сколько украинцев сейчас в плену на оккупированных территориях и скольких удалось вызволить с начала конфликта в Донбассе?

— Сейчас на территории самопровозглашенных республик и Российской Федерации около 170 заложников, из них 60 — гражданские лица, остальные — военнослужащие, представители батальонов, Национальной гвардии. Освобождено более 2800 человек. Переговоры идут каждый день. В Донецке и Луганске есть патриоты Украины, которые, рискуя своей жизнью, помогают в освобождении заложников.

Сколько заложников на территории России?

— Мы предполагаем, что до 30 человек. Первая большая группа попала в плен в июле-августе прошлого года, когда с территории России началось массовое применение систем залпового огня по нашим позициям и переброска новых соединений регулярных войск РФ. Для того чтобы спастись, многие солдаты вынуждены были идти на территорию России. Около 200 человек из них мы уже освободили, в том числе передав "заблудившихся" российских десантников. Но там остались наши раненые. Украина отдает только тех, кого может отдать в законном порядке.

Как технически организован процесс обмена пленными — кто к кому обращается, как формируются списки на обмен и так далее?

— Каждое освобождение заложников — это фактически военная операция. Ты входишь в переговоры, обсуждаешь все, начиная от количества и пофамильного списка тех, кого будут забирать, заканчивая конкретным временем и местом, где будет происходить освобождение. Когда шли активные бои, мы делали запрос в Минобороны, и на строго определенное время ВСУ прекращали активные действия на конкретном участке. На точку встречи выходит группа специалистов, в том числе спецназ СБУ "Альфа". Они сопровождают меня до "нулевого" блокпоста, потом я уже иду сам, спецназовцы ведут меня через бинокли и оптические прицелы, следят за теми, кто смотрит на меня через прицел с той стороны. Это дает максимальные гарантии. Если меняем большую группу, обычно присутствуют наблюдатели ОБСЕ. Но бывает и по-другому. Однажды мы приехали к полевому командиру Бесу прямо в Горловку втроем с генералом Юрием Думанским и журналистом Константином Загородько. Мы выехали на гражданских машинах от Углегорска, пока не уперлись в огромную стену вооруженных людей, судя по всему российских военных. Мы привезли с собой женщину, которую запрашивал Безлер, взамен взяли троих наших, в том числе журналиста Егора Воробьева.

Вы боялись, что вас не отпустят?

— Конечно. Часто бывает страшно. Когда я был у Безлера "в гостях", боялся безумно. Мы приехали безоружные в глубокий тыл сепаратистов, вокруг куча вооруженных людей, а мы — известные "укропы". Они пришли посмотреть на нас, как в цирк, могли просто пристрелить, когда мы передали Безлеру ту женщину. Но Бес сдержал слово и отпустил нас. Вообще, доверие — самое важное во всех этих делах. Сказал — сделал. В прошлом году было легче, потому что активнее вели себя полевые командиры, у них было больше полномочий, их так сильно не контролировало соседнее государство. Иногда удавалось поменять шестерых или восьмерых наших на одного их человека. У полевого командира Бати я забрал 20 человек, в том числе старших офицеров, попавших в Иловайский котел, за одного. Если я не ошибаюсь, тот парень был крестником друга Бати, не убийца и не террорист. Когда начали переговоры, я почувствовал, что смогу, ухватившись за эти родственные чувства, вытащить многих наших.

Как согласовываются конкретные фамилии тех, кого Украина передает представителям самопровозглашенных республик "ДНР" и "ЛНР"?

— Мы согласовываем все это с Генпрокуратурой и СБУ. Никогда не отдаем людей, которые совершили преступления, не связанные с вооруженным конфликтом. Например, один полевой командир до сих пор просит освободить родственника, который сейчас сидит во Львове за убийство, совершенное еще четыре года назад, задолго до всех этих событий. Просит, конечно, безрезультатно. Все происходит исключительно в рамках правового поля и минских соглашений. А бывает, что боевики передают нам список, например, из ста человек, а из этого списка, скажем, сорок человек мы не можем разыскать, с большой вероятностью они погибли. Значит, нам надо подойти к линии фронта, где находятся братские могилы, и там уже искать тела этих людей. Однажды дээнэровцы попросили нас найти "ополченца" по фамилии Жигадло. Нашего майора Александра Барсука они были согласны выменять только на него. Они нам сказали, что Жигадло находится в Харьковском СБУ. Я звоню туда — мне говорят, что такого человека у них нет. Я передаю эту информацию в Донецк. Мне отвечают — нет, какие-то экстрасенсы говорят, что он в Ждановке находится. Мы обращаемся в Ждановку, переворачиваем весь населенный пункт — безрезультатно. Потом донецкие экстрасенсы "увидели" этого Жигадло уже в Полтаве, но там аналогичная история, нет его, и все. Проходят месяцы, потом выясняется, что Жигадло давно убили в бою, его тело забрали луганские военные, потом переправили в Донецк и захоронили в общей могиле, но забыли об этом сообщить, куда следовало. Из-за этого наш майор Барсук пробыл в плену несколько лишних месяцев.

Сложнее всего с теми нашими пленными, которые находятся на территории РФ: о судьбе многих вообще ничего не знаем. Поэтому мы специально показали задержанных российских военнослужащих Александрова и Ерофеева, что они содержатся в хороших условиях, что им оказывают всю необходимую помощь. И мы попросили российскую сторону точно так же показать наших ребят. Но чиновники соседнего государства молчат, делают вид, что нас не слышат.

Фото: из личного архива/facebook

Каждый за свое

Кадровых российских военнослужащих в "ДНР" и "ЛНР" уже больше, чем местных "ополченцев"?

— Задержанный нами недавно действующий майор российской армии Владимир Старков рассказал, что сейчас в Донбасс перебрасывается все больше и больше российских военных, потому что в "ЛНР" и "ДНР" наступает полная деморализация, мародерство, разброд и шатания среди "ополчения". Местные не хотят воевать в этих фейковых армиях. При этом на востоке появляются не добровольцы с российскими паспортами, а кадровые военнослужащие ВС РФ, которые обязаны подчиняться приказам. Сам Старков попал в Донбасс из Хабаровского края, из небольшого поселения на несколько домов, где до ближайшего города 40 км. Когда ты в таких условиях служишь больше десяти лет, конечно, тебе хочется на "большую землю", как он выразился. К нему обратились вышестоящие офицеры с приказом найти человека, который захотел бы служить в Ростовской области, он подумал и сказал: так я сам готов! Ему к тому же тройной оклад пообещали. Поехал в город Новочеркасск, где находится 12-е командование, которое фактически отвечает за войну в Украине. Там российских военных инструктируют и отправляют в Донбасс. Из 73 человек, которые вместе с ним попали на инструктаж, в этот день трое отказались сюда ехать. Больше Старков этих людей не видел.

А за что сейчас вообще воюют "ополченцы" — за независимость, за присоединение к России, за деньги?

— У каждого своя мотивация. Когда нас обстреливают, мы же отвечаем не из рогаток. Бывает, что в результате страдают и мирные жители, которых потом, к сожалению, используют для информационной пропаганды в российских теленовостях. Это многим дает мотивацию воевать дальше. Среди сепаратистов есть те, кто искренне верит в свою миссию "борьбы с фашизмом", есть уголовные элементы, которые хотят защитить и упрочить свое влияние в регионе, есть те, кто под шумок делит активы, словом, каждый за свое. Как-то мы освобождали гражданина Израиля, который добровольцем воевал за "Новороссию", мы у него тогда спросили: зачем ты вообще сюда приехал? Оказывается, ему рассказывали, что жителей Донбасса надо освобождать от фашистов. А потом он увидел, что там криминальные структуры просто дерибанят заводы, шахты, магазины, на улицах забирают машины, похищают людей и так далее — ничего общего с "борьбой с фашизмом". Мы его спросили: а теперь представь, если бы на территории твоего Израиля какая-то сепаратистская организация начала вот так качать права, что бы с ней сделали израильские власти? Он заулыбался, думаю, признал нашу правоту.

Если российских военных в Донбассе тысячи, почему за полтора года войны удалось поймать только Ерофеева, Александрова, Старкова и десяток десантников?

— Мы рассказываем лишь то, что можем рассказать. Поверьте, шестой пункт минских соглашений об обмене заложников мы выполняем результативно.

Спасла икона

Говорят, что в обмене пленных иногда принимают участие какие-то непонятные посредники, которые предлагают освободить пленных с обеих сторон за вознаграждение. Вы с ними сталкиваетесь?

— Мы пытаемся сотрудничать со всеми, кто готов нам помочь. Освободив даже одного человека, ты спасаешь его душу, потому что каждый день нахождения в неволе — это ад. К сожалению, многие пытаются воспользоваться этим и заработать. Близкие люди заложника в состоянии аффекта готовы пойти на многое, собрать любую сумму, и мошенники на этом играют. Речь может идти о $50 тыс. за одного человека. Но СБУ действует жестко: как только становится известно о подобных случаях, открывается уголовное производство, и некоторые уже сидят за вымогательство и мошенничество. Одному такому деятелю я сказал: если попробуешь чем-то таким промышлять, потом сбежишь в Донецк, там тебя просто расстреляют — там ведь ребята "понятийные" сидят. От так называемых официальных представителей "ЛНР" и "ДНР" я не слышал предложений о выкупе. От полевых командиров такие предложения поступали, но Бог оградил меня от такого соблазна.

Какая история за последний год запомнилась?

— Нас попросили обменять молодого парня, сына одного из полевых командиров, на четырех наших волонтеров. Но оказалось, что с этим командиром еще кто-то параллельно вел переговоры. Мы с ним договорились организовать все в понедельник, а в субботу перед тем он внезапно звонит мне и кричит: я уже между Авдеевкой и Ясиноватой стою, где мой сын?! То есть вышла нестыковка в переговорах. Он кричит на меня, я слышу, как он перезаряжает пистолет и угрожает расстрелять наших на месте. Но я как отец понимал его страдания. Одна из моих дочерей болеет с рождения, я знаю, что такое переживать за своего ребенка. Смог его успокоить и уговорить — в итоге, спасли четверых наших ребят.

Другая история. Мы долго общались с харизматичным полевым командиром Мамаем, осетином по национальности. Договорились, что он нам передаст шестерых наших. Но потом он рассказал, что они обнаружили захоронение нашего солдата. Звонит мне, говорит: мы передадим еще и мертвое тело вашего парня, хорошо? Говорю: конечно, мы потом отдадим тело его родственникам для похорон. Потом они начали раскапывать могилу — а там двое наших было. Он привез и живых ребят, и этих двоих, души которых уже на небе. Наверное, потому, что он человек православный, понимал, насколько важно для близких забрать их тела. Мы не пытаемся никого перевоспитывать. Но один раз на меня вышли люди из оккупированных территорий, родители, которые искали своего сына. Оказалось, что парень ехал через линию разграничения, и один из наших добровольческих батальонов, который там стоял, попросил выйти из автобуса всех мужчин и крикнуть "Слава Украине!" или что-то подобное. Этот 20-летний паренек отказался, может, молодая кровь взыграла. Его задержали как сепаратиста, он попал под суд, украинский суд его освободил, но следователь решил оставить его у себя и перевоспитать в украинского патриота. Я этого следователя нашел, объяснил, что парень еще слишком молод, ничего не понимает, его отпустили, передали родителям. Для них это тоже был большой знак, что мы здесь не фашисты и не изуверы.

Вы человек верующий. Вам это как-то помогало во время переговоров?

— Я отчетливо понимаю, что своими силами ради успеха, славы, каких-то других благ правильно делать это невозможно. Однажды мне спасла жизнь икона. Это было на 32-м блокпосте, на Луганщине. Мы проехали Попасную, местный атаман Петров мне говорит: "Ты сейчас будешь подъезжать к вашему последнему блокпосту, там уже не работает связь, просто возьми белый флаг и иди к нам". Я пообещал освободить людей — я обязан это сделать. На блокпосте взял у кого-то из солдат белую футболку, поднял в правой руке, а в левой нес икону. Между нашим и сепаратистским блокпостами — ровно 432 метра. Был сильный ветер, я отсчитывал шаг за шагом и молился. Рядом вкопанные танки, неубранные поля, земля стонет, очень тяжело на душе. Я увидел на той стороне вооруженных людей, и все они целились в меня. Потом я узнал, что многие из них были в нетрезвом состоянии, могло случиться всякое. Уверен, что тогда меня эта икона и спасла, все закончилось хорошо.